Оказывается
Я тут случайно обнаружила, что можно гулять. Можно взять и пойти куда-то туда, куда сам не знаешь. Туда, где нет ни электрички, ни метро, ни здания, ни подъезда, ни двери, ничего нет, что тебя ждёт. Можно засунуть обе руки в карманы, хотя так и получается гулять гораздо медленнее. Ой, а когда гуляешь, ведь не нужно торопиться, правда?.. Можно разглядывать снег под ногами. Можно даже пнуть его, ненавистный, в сугроб. А потом поднять голову вверх, к этой… этому… в общем, сами знаете чему (сами, небось, эти дни поднимали), и всё простить и снегу, и себе, и всем остальным… Можно остановиться там, где открывается красивый вид со смотровой площадки, или в парке, или у реки (угадайте, где я гуляла… да-да-да, отменили две пары) и стоять, не отдавая себе отчёта в том, сколько я уже простояла и сколько можно ещё немножко (так и быть) постоять. Просто стоять здесь, быть здесь… И смотреть на синюю медленную воду, уток, каждая из которых предводительствует нарисованный на воде клин, и сиреневое отражение крыши Олимпийского в воде. Олимпийский, а туда же, отражается в воде, красиво, сиренево…
Я тут обнаружила, что можно жить. Что я могу жить, не заслуживая всё время это право, и не оправдываясь делами, что я имею право жить (три корня «прав» в двух строках). Я просто могу жить. Меня простили за всё, мне радуются, меня любят. А я и забыла!.. Хорошо, что пары отменили, что я пошла гулять (а не в библиотеку), и что даже купол Олимпийского отражается в воде сиреневым цветом специально, чтобы я не забывала,
как
меня
любят!