Мыслит ли класс?
"Он был, как выпад на рапире..."
Один левый комментатор написал мне возражения на мои слова "планировал класс", доказывая, что классы, мол, ничего никогда не планируют. Не обладают единой волей, не собираются на собрания и т.д. "Вот и после 2000 года мы не имеем единой буржуазии с единой волей. Концентрация капитала и власти, конкуренция с зарубежьем за рынки сбыта, всегда приводит к власти фашистов, и отбрасывает от руля либералов, которые идут в оппозицию или в тюрьму. Это можно было предсказать, и смену либералов у власти черносотенцами предсказывали и марксистские теоретики (Троцкий, "будет диктатура с богом и славянской вязью"), и фашистские (Дугин). Неожиданной она оказалась только для самих близоруких либералов. Это не "план класса буржуазии", а безличная историческая закономерность".
Что ж, сознание класса действительно не похоже на сознание отдельного человека. Но ведь биологи говорят о поведении самых примитивных животных, поведении простейших, растений, грибов, даже бактерий! И если, например, инфузория двигается по направлению к пище, привлечённая её запахом и вкусом, то не будет большой ошибкой заметить, что, значит, она ПЛАНИРУЕТ её проглотить. И нет, это не "безличная закономерность" глотает всякую съедобную мелочь, а вполне конкретная инфузория. Если растение поворачивает свои листья к свету, то вполне можно сказать, что оно ПЛАНИРУЕТ получить побольше нужных ему солнечных лучей для фотосинтеза. Неужто класс своим сознанием ниже растения или инфузории? Полагаю, что всё-таки нет.
Правда, повторю, что класс как целое гораздо ниже уровнем своего сознания любого отдельного человека, в том числе и входящего в этот класс.
Вот потому-то, в силу ужасной примитивности и первобытности этого общего классового сознания, так трудно бывает отдельным людям вместить его в себя. Или, вернее, ограничить, усечь, принизить своё индивидуальное сознание до этого почти биологического уровня, сведя его к самым простейшим, и потому фундаментальным движениям: завоевание материальных и иных благ, уход от ненужного риска и увеличение своей численности. Это человеку даётся с трудом - примерно как увидеть мир глазами другого, гораздо более простого существа...
Но, как я уже писал в предыдущем посте ( "Про Сатурна и его корм") были в истории люди, и революционеры, и реакционеры, которые умели поставить себя на место класса и взглянуть на происходящее его глазами. Один из примеров таких людей - В.И. Ленин.
Карл Радек вспоминал такой эпизод: "Я не забуду никогда своего разговора с Ильичём перед заключением Брестского мира. Все аргументы, которые мы выдвигали против заключения Брестского мира, отскакивали от него, как горох от стены. Он выдвигал простейший аргумент: войну не в состоянии вести партия хороших революционеров... Войну должен вести мужик".
- Разве вы не видите, что мужик голосовал против войны? - спрашивал Ленин.
- Позвольте, как это голосовал? - возмущался Радек.
- Ногами голосовал, бежит с фронта.
"Надо было, - продолжал Радек излагать мысли Ильича, - чтобы мужик дотронулся руками до данной ему революцией земли, надо было, чтобы встала перед ним опасность потери этой земли, и тогда он будет её защищать..."
Как видим, всё это (в данном случае речь идёт о классе крестьянства) движения на самом простейшем, первобытном, почти физиологическом уровне: вначале уйти от бессмысленной опасности физической гибели на фронте, затем так же, чисто физически "дотронуться руками" до полученной от революции земли, и только тогда уже, возможно, ощутить потребность защищать обретённое благо от врагов.
Может показаться, что это всё элементарно. Но в действительности перевести своё мышление на такой уровень любому человеку почти непосильно. И лидерами классов в истории становились люди, которые умели эти простейшие классовые движения чутко чувствовать, понимать, распознавать, облекать в точные слова и формулировки, тем самым давая им правильное политическое выражение.
Процитирую статью сменовеховца Исая Лежнёва, редактора журнала "Россия", за 1924 год о Ленине (в связи с его смертью). Кто не слышал этого имени - Исай Лежнёв, может ещё вспомнить инфернального издателя Рудольфи из "Театрального романа" Михаила Булгакова: он писан именно с Лежнёва. А Ленин высказывался о Лежнёве очень характерно: "Всегда будет коварнейшим, насколько я могу судить по прочитанным его статьям". Из этого можно сделать вывод, что интересы СВОЕГО класса Лежнёв выражал талантливо, виртуозно, с блеском, и даже в далеко непростой обстановке послереволюционной России чувствовал себя, как рыба в воде. Кстати, Лежнёв был одним из немногих лидеров сменовеховцев, кто спокойно пережил полосу арестов 1937-1938 годов, унесшую многих других вождей этого движения. Что как бы тоже указывает на его повышенную жизнеспособность.
Если вчитаться в слова Лежнёва о Ленине, то становится ясно, что он ставил Ильичу в заслугу: умение чувствовать голос классов, рабочих и крестьян, и выражать этот голос прямо и непосредственно, без малейших прикрас и экивоков, в лоб, вот как в приведённом выше диалоге Ленина и Радека.
Итак, Лежнёв: "Средний наш человек... барахтается в плену житейских и моральных условностей, он всегда в цепкой власти старых слов и формул. Рабом, идолопоклонником он распростёрт перед фетишём и догмой, связан по рукам и ногам узлами и узелочками схем и схемочек. Между человеком и фактом - путаное загромождение идолов, паноптикум восковых кукол, застывших масок и гримас, заученных движений - душевных и интеллектуальных, хлам устарелых идей и идеек, обрывки и ошмётки изношенных понятий. Средний человек окунается в этот мусор, как в покойную, уютную, тёплую, старую комнатную туфлю, растянутую по ноге, блаженствует и тешит себя блажью о свободе.
И вот Ленин. Человек - свободный и независимый. В чём эта свобода? В том, что между ним и фактом нет средостений. Вот человек и вот факт - и нет между ними никаких средостений, никакого традиционного барахла привязанностей, пристрастий, окостенелых догматических навыков мысли. Эта внутренняя свобода и независимость, умение глядеть правде прямо в глаза, как бы неказиста порой она ни была, умение эту правду высказывать со всей прямотой, простотой и жестокостью, безо всяких паточных оговорочек, безо всякого смягчающего и вуалирующего миролюбчества, безо всякого самодовольного самоуслаждения - величайший дар Ленина, который усвоить будет, пожалуй, труднее всего, ибо это дар революционера в себе самом, а не только во внешней борьбе, что, конечно, несравненно легче и площе"...
Что-то похожее о Ленине, по-моему, чувствовал и Борис Пастернак:
Он был как выпад на рапире.
Гонясь за высказанным вслед,
Он гнул своё, пиджак топыря
И пяля передки штиблет.
Слова могли быть о мазуте,
Но корпуса его изгиб
Дышал полётом голой сути,
Прорвавшей глупый слой лузги.
И эта голая картавость
Отчитывалась вслух во всём,
Что кровью былей начерталось:
Он был их звуковым лицом.
