ПИСЬМА ОБ ЭВОЛЮЦИИ (56). «Левый поворот»
Итак, продолжим рассматривать «классовую историю» СССР, а именно начавшийся в 1928 году «левый поворот» против буржуазии (нэпманов) и кулачества. Возникает вопрос: а на кого же опёрлась правящая партия в разгоревшейся в стране классовой борьбе? Ответ прозвучит несколько «неожиданно»: ровно на тех же, на кого она опиралась в похожей ситуации в 1918 году.
1. Во-первых, разумеется, это были рабочие. В деревню для создания колхозов в ноябре 1929 года были командированы так называемые «двадцатипятитысячники»: 25 тысяч рабочих (в реальности их оказалось более 27 тысяч человек). Как известно, Михаил Шолохов в «Поднятой целине» сделал одного из таких «двадцатипятитысячников», рабочего Давыдова, главным героем романа. «Двадцатипятитысячники» вступали в острый конфликт с зажиточной частью крестьянства. Отражение насмешливого отношения к ним на селе мы находим и в фольклоре тех лет:
«Двадцатипятитысячник принимает колхоз. Ему поясняют: «Этот племенной бык осеменяет всех здешних коров. Кроме того, к нему приводят коров из соседних сёл». «Безобразие! Я этот разврат прекращу раз и навсегда, - говорит новый председатель. - Сдать его на мясо в счёт госпоставок».
«В колхоз прибыл двадцатипятитысячник, собрал вечером всех колхозников и приказал, чтобы утром все уехали в поле на сев. На следующее утро колхозники выехали в поле. На последней телеге едет сам двадцатипятитысячник. За селом все подводы остановились. «Товарищи! Что случилось? Чего стали?» - «Товарищ двадцатипятитысячник, как мы будем сеять, когда орчик забыли взять?» - «Езжайте и не задерживайтесь! Сегодня будем сеять овес. Орчики завтра посеем».
По шолоховскому роману, мы привыкли видеть в «двадцатипятитысячниках» важную опору власти на селе, и на этом фоне вот этот рисунок из советской печати может показаться несколько неожиданным:
Рисунок П. Белянина. 1930 год. «На необитаемом острове.
- Как же это он тут жил? Без связи, позабытый и оставленный...
- По всем признакам - двадцатипятитысячник!»
Рабочий-«двадцатипятитысячник» позабыт и заброшен властями, как Робинзон Крузо на необитаемом острове. Да могло ли так быть? - может усомниться современный читатель. В качестве иллюстрации можно привести любопытный документ: письмо одного из двадцатипятитысячников в... «Бюллетень оппозиции» Троцкого летом 1930 года. Как видим, были среди «двадцатипятитысячников» и тайные сторонники левой оппозиции. Давыдов или Нагульнов, пишущие письмо Троцкому, в заграничный оппозиционный журнал, - до такого поворота сюжета Шолохов не додумался! :) А этот корреспондент «БО» с огорчением описывал происходивший в тот момент «отлив» в колхозном движении, возвраты имущества кулакам при попустительстве властей, массовое бегство из колхозов и приводил такие популярные в тот момент среди крестьян частушки:
Расти грива, расти хвост,
Не пойду больше в колхоз,
Как на нашем озерьке
Серы утки крякают
Из колхоза все бегут,
Только сумки брякают.
Описывал также настроения неуверенности и колебаний, царившие даже среди бедноты: «В одной деревне моего района под пасху, когда жители были в церкви, начался пожар. Мужики из церкви долго не выходили тушить, так как имеющаяся там подпольная контр-революционная группа предупредила заранее, что, если начнётся пожар, из церкви не выходить потому, что будет «перемена власти». Этот случай недвусмысленно говорит о деревенских настроениях полной неуверенности в завтрашнем дне». Автор письма также писал, что уже внутри колхозов на почве резко взлетевших базарных цен на хлеб растёт новая обогатившаяся верхушка. «Таким образом, - заключал он, - мы вернулись к исходной точке - на смену раскулаченным и высланным на унавоженной центристскими иллюзиями земле пробиваются новые капиталистические побеги».
Конечно, это всего лишь моментальный снимок происходившего летом 1930 года, и только в одной местности. Но он позволяет понять - именно благодаря тому, что это взгляд оппозиционера - насколько непросто развивалась в то время классовая борьба в деревне.
А официальная печать в 1928 году резко поменяла свой прежний тон по отношению к кулачеству. Прежние карикатуры на раздутое троцкистами смешное и неправдоподобное страшилище-«кулака» исчезли без следа. Зато появился сам кулак - и уже в качестве серьёзного, опасного и безжалостного врага. В тот момент для «центристской» прессы это было весьма свежо и ново... Вот один из первых рисунков конца 1928 года с этим новым тоном:
Рисунок Ю. Ганфа. «Кулацкая сноровка. Одного - убить. Другого - купить. Третьего споить. И в совете царить».
А вот другие рисунки, более поздние, которые отражают тот факт, что классовая борьба шла и в колхозах, и вокруг колхозов:
Рисунок Л. Генча. «От финагента.
- Как тебе удалось в середняки-то пролезть?
- Э, милый! Были бы деньги, - а с деньгами и бедняком можно быть!».
Ещё к теме «двадцатипятитысячников», из печати 1930 года:
Рисунок И. Каликина. 1930 год. «Нацелился.
- Каким же манером, Кирилл Иванович, думаете уничтожаться как класс?
- Пойду куда-нибудь в колхоз или в кооперацию, - вот и уничтожусь.»
Выражение «ликвидировать кулачество как класс» вошло в 1930 году в бытовой обиход. :)
Рисунок Ю. Ганфа. 1930 год. «По специальности. Кулак: - Пустили бы, братцы, в колхоз. Я пригожусь: стрелковым кружком руководить могу!..»
Рисунок Л. Генча. 1930 год. «Волшебная перемена. 1. Кулак просится в колхоз. 2. Кулак в колхозе.»
Рисунок А. Топикова. 1933 год. «- Как же это, кум? Ты говорил, что колхоз развалится, а сам вступаешь?
- Для того и вступаю.»
Нижеследующий рисунок, очевидно, иллюстрирует такое высказывание И. Сталина 1933 года: «Ищут классового врага вне колхозов, ищут его в виде людей с зверской физиономией, с громадными зубами, с толстой шеей, с обрезом в руках. Ищут кулака, каким мы его знаем из плакатов. Но таких кулаков давно уже нет на поверхности. Нынешние кулаки и подкулачники, нынешние антисоветские элементы в деревне - это большей частью люди «тихие», «сладенькие», почти «святые». Их не нужно искать далеко от колхоза, они сидят в самом колхозе и занимают там должности кладовщиков, завхозов, счетоводов, секретарей и т. д. Они никогда не скажут - «долой колхозы». Они «за» колхозы. Но они ведут в колхозах такую саботажническую и вредительскую работу, что колхозам от них не поздоровится».
Рисунок К. Ротова. 1933 год. «Кулак: - Пусть он меня и дальше таким изображает. Ему невдомёк, что я гораздо т о н ь ш е...»
2. Во-вторых, другой, и столь же «неожиданной», классовой опорой для «левого поворота» стала, как и в 1918 году, сельская беднота.
Но об этом речь пойдёт далее.
(Продолжение следует).
ПОЛНОЕ ОГЛАВЛЕНИЕ СЕРИИ
1. Во-первых, разумеется, это были рабочие. В деревню для создания колхозов в ноябре 1929 года были командированы так называемые «двадцатипятитысячники»: 25 тысяч рабочих (в реальности их оказалось более 27 тысяч человек). Как известно, Михаил Шолохов в «Поднятой целине» сделал одного из таких «двадцатипятитысячников», рабочего Давыдова, главным героем романа. «Двадцатипятитысячники» вступали в острый конфликт с зажиточной частью крестьянства. Отражение насмешливого отношения к ним на селе мы находим и в фольклоре тех лет:
«Двадцатипятитысячник принимает колхоз. Ему поясняют: «Этот племенной бык осеменяет всех здешних коров. Кроме того, к нему приводят коров из соседних сёл». «Безобразие! Я этот разврат прекращу раз и навсегда, - говорит новый председатель. - Сдать его на мясо в счёт госпоставок».
«В колхоз прибыл двадцатипятитысячник, собрал вечером всех колхозников и приказал, чтобы утром все уехали в поле на сев. На следующее утро колхозники выехали в поле. На последней телеге едет сам двадцатипятитысячник. За селом все подводы остановились. «Товарищи! Что случилось? Чего стали?» - «Товарищ двадцатипятитысячник, как мы будем сеять, когда орчик забыли взять?» - «Езжайте и не задерживайтесь! Сегодня будем сеять овес. Орчики завтра посеем».
По шолоховскому роману, мы привыкли видеть в «двадцатипятитысячниках» важную опору власти на селе, и на этом фоне вот этот рисунок из советской печати может показаться несколько неожиданным:
Рисунок П. Белянина. 1930 год. «На необитаемом острове.
- Как же это он тут жил? Без связи, позабытый и оставленный...
- По всем признакам - двадцатипятитысячник!»
Рабочий-«двадцатипятитысячник» позабыт и заброшен властями, как Робинзон Крузо на необитаемом острове. Да могло ли так быть? - может усомниться современный читатель. В качестве иллюстрации можно привести любопытный документ: письмо одного из двадцатипятитысячников в... «Бюллетень оппозиции» Троцкого летом 1930 года. Как видим, были среди «двадцатипятитысячников» и тайные сторонники левой оппозиции. Давыдов или Нагульнов, пишущие письмо Троцкому, в заграничный оппозиционный журнал, - до такого поворота сюжета Шолохов не додумался! :) А этот корреспондент «БО» с огорчением описывал происходивший в тот момент «отлив» в колхозном движении, возвраты имущества кулакам при попустительстве властей, массовое бегство из колхозов и приводил такие популярные в тот момент среди крестьян частушки:
Расти грива, расти хвост,
Не пойду больше в колхоз,
Как на нашем озерьке
Серы утки крякают
Из колхоза все бегут,
Только сумки брякают.
Описывал также настроения неуверенности и колебаний, царившие даже среди бедноты: «В одной деревне моего района под пасху, когда жители были в церкви, начался пожар. Мужики из церкви долго не выходили тушить, так как имеющаяся там подпольная контр-революционная группа предупредила заранее, что, если начнётся пожар, из церкви не выходить потому, что будет «перемена власти». Этот случай недвусмысленно говорит о деревенских настроениях полной неуверенности в завтрашнем дне». Автор письма также писал, что уже внутри колхозов на почве резко взлетевших базарных цен на хлеб растёт новая обогатившаяся верхушка. «Таким образом, - заключал он, - мы вернулись к исходной точке - на смену раскулаченным и высланным на унавоженной центристскими иллюзиями земле пробиваются новые капиталистические побеги».
Конечно, это всего лишь моментальный снимок происходившего летом 1930 года, и только в одной местности. Но он позволяет понять - именно благодаря тому, что это взгляд оппозиционера - насколько непросто развивалась в то время классовая борьба в деревне.
А официальная печать в 1928 году резко поменяла свой прежний тон по отношению к кулачеству. Прежние карикатуры на раздутое троцкистами смешное и неправдоподобное страшилище-«кулака» исчезли без следа. Зато появился сам кулак - и уже в качестве серьёзного, опасного и безжалостного врага. В тот момент для «центристской» прессы это было весьма свежо и ново... Вот один из первых рисунков конца 1928 года с этим новым тоном:
Рисунок Ю. Ганфа. «Кулацкая сноровка. Одного - убить. Другого - купить. Третьего споить. И в совете царить».
А вот другие рисунки, более поздние, которые отражают тот факт, что классовая борьба шла и в колхозах, и вокруг колхозов:
Рисунок Л. Генча. «От финагента.
- Как тебе удалось в середняки-то пролезть?
- Э, милый! Были бы деньги, - а с деньгами и бедняком можно быть!».
Ещё к теме «двадцатипятитысячников», из печати 1930 года:
Рисунок И. Каликина. 1930 год. «Нацелился.
- Каким же манером, Кирилл Иванович, думаете уничтожаться как класс?
- Пойду куда-нибудь в колхоз или в кооперацию, - вот и уничтожусь.»
Выражение «ликвидировать кулачество как класс» вошло в 1930 году в бытовой обиход. :)
Рисунок Ю. Ганфа. 1930 год. «По специальности. Кулак: - Пустили бы, братцы, в колхоз. Я пригожусь: стрелковым кружком руководить могу!..»
Рисунок Л. Генча. 1930 год. «Волшебная перемена. 1. Кулак просится в колхоз. 2. Кулак в колхозе.»
Рисунок А. Топикова. 1933 год. «- Как же это, кум? Ты говорил, что колхоз развалится, а сам вступаешь?
- Для того и вступаю.»
Нижеследующий рисунок, очевидно, иллюстрирует такое высказывание И. Сталина 1933 года: «Ищут классового врага вне колхозов, ищут его в виде людей с зверской физиономией, с громадными зубами, с толстой шеей, с обрезом в руках. Ищут кулака, каким мы его знаем из плакатов. Но таких кулаков давно уже нет на поверхности. Нынешние кулаки и подкулачники, нынешние антисоветские элементы в деревне - это большей частью люди «тихие», «сладенькие», почти «святые». Их не нужно искать далеко от колхоза, они сидят в самом колхозе и занимают там должности кладовщиков, завхозов, счетоводов, секретарей и т. д. Они никогда не скажут - «долой колхозы». Они «за» колхозы. Но они ведут в колхозах такую саботажническую и вредительскую работу, что колхозам от них не поздоровится».
Рисунок К. Ротова. 1933 год. «Кулак: - Пусть он меня и дальше таким изображает. Ему невдомёк, что я гораздо т о н ь ш е...»
2. Во-вторых, другой, и столь же «неожиданной», классовой опорой для «левого поворота» стала, как и в 1918 году, сельская беднота.
Но об этом речь пойдёт далее.
(Продолжение следует).
ПОЛНОЕ ОГЛАВЛЕНИЕ СЕРИИ