Рисунок Л. М. Журнал "Красный перец", 1923. "Большевики, пишущие ответ аглицкому керзону". Кто бы мог подумать, что эта небольшая дружная и весёлая компания спустя небольшое время силой вещей расколется на непримиримых политических врагов?
Итак, как уже говорилось ранее, нэп означал экономическую легализацию буржуазии. Однако в остальном всё ограничилось разве что некоторой «литературной легализацией» буржуа: начал выходить сменовеховский журнал «Россия», да ещё стала свободно распространяться берлинская сменовеховская газета «Накануне», в Москве открылась её контора. Кстати, словечко «накануне» было очень ёмким: ведь авторы газеты подразумевали, что страна стоит «накануне» контрреволюции, которую они ждали и предвкушали с нетерпением. Но на пути возможной политической легализации буржуазии был опущен шлагбаум. Этим нэп резко отличался от перестройки 80-х, когда не только экономической, но и политической легализации буржуазии открыли зелёную улицу.
И тут большевики получили совсем неожиданную, хотя и абсолютно закономерную «ответку» от истории и от законов классовой борьбы. Как говорится, гони природу в дверь, она влетит в окно. Или, говоря уже приводившимися в этой серии словами Льва Троцкого: «Овладев государством, партия получает, правда, возможность с недоступной ей ранее силой воздействовать на развитие общества; но зато и сама она подвергается удесятерённому воздействию со стороны всех других его элементов». А ещё он замечал, что, поскольку правящая партия ввела монополию легальности, то социальные и классовые противоречия в обществе могли открыто выражаться только через разногласия в её руководстве. Вот они и стали выражаться, да ещё с такой мощной и непреодолимой силой, что Политбюро ЦК, совсем маленькая по численности коллегия, изображённая на заглавном рисунке, как будто мощными классовыми магнитами стала растаскиваться на противоположные политические полюса. Политбюро вдруг превратилось в подобие мини-парламента, в котором были свои правые и свои левые, ожесточённо бившиеся друг с другом. Вождём правых оказался Николай Бухарин, главный идеолог нэпа, автор лозунгов «Обогащайтесь!» и о «врастании кулака в социализм». Вождём левой оппозиции стал Лев Троцкий. А все остальные члены Политбюро, включая Сталина и сталинцев, располагались где-то между этими двумя полюсами. Поэтому их называли «центристами».
Левая оппозиция в 20-е годы выступала за ускоренную индустриализацию, усиленный натиск на буржуазию (нэпманов) и тяготевшие к ней классовые группы, а именно: кулачество и «спецов» (техническую интеллигенцию). Тут надо заметить, что поскольку для большевиков до 1932 года действовал «партмаксимум», ограничивавший потолок зарплат, то высокие зарплаты беспартийных «спецов» не имели себе равных в СССР и часто были предметом возмущения среди рабочих.
Правые и бывшие до 1928 года с ними в блоке центристы по всем этим вопросам оппонировали левым. Например, на апрельском пленуме ЦК 1926 года Сталин так возражал Троцкому, который призывал к строительству Днепростроя:
«Речь идёт… о том, чтобы поставить Днепрострой на свои собственные средства. А средства требуются тут большие, несколько сот миллионов. Как бы нам не попасть в положение того мужика, который, накопив лишнюю копейку, вместо того, чтобы починить плуг и обновить хозяйство, купил граммофон и… прогорел (смех)…»
Сейчас трудно представить себе, что советская печать до 1928 года регулярно брала под защиту то же кулачество от левой оппозиции. Тем не менее это было так. Выглядело это примерно следующим образом (рисунок 1926 года):
Рисунок Алексея Радакова. "Страшная игрушка.
Жил-был обыкновенный кулак, - не большой и не маленький, а такой, как он есть. Захотелось одному парт-мальчику напугать других мальчиков и начал он кулака раздувать. Дует и дует каждый день строк по триста...
Раздулся кулак огромный-преогромный, такой, какого никогда не бывает. Поглядел на него парт-мальчик и ахнул: хотел других напугать, а сам в панику впал. И все засмеялись, а парт-мальчик заплакал."
Как видим, рисунок высмеивает «парт-мальчика» (левого оппозиционера), который раздувает кулацкую опасность и сам же её пугается.
Рисунок Михаила Черемных. 1925 год. Журнал "Красный перец". "Надувалы. Некоторые партийные товарищи переоценивают кулацкую опасность. Такой нам не страшен!"
Ещё более решительно в печати брались под защиту «спецы» (тоже картинки из печати 1926 года).
Рисунок К. Ротова. "Сознательный спец. СПЕЦ: - Виноват, гражданин медведь! Закройте вашу пасть! Разве вы не знаете, что в СССР спецеедству не место!"
Рисунок Ю. Ганфа. "Отсталое племя. На ленинградских заводах участились случаи недопустимой травли специалистов. (Из газет).
- Далеко нам до Европы! Вон в Ленинграде спецов живьём жрут, а мы с варкой возимся, на топливо расходуемся..."
А ведь «спецы» как раз и составляли главную аудиторию газеты «Накануне» и с надеждой ждали того же, что и она.
Правые в блоке с центристами шаг за шагом постепенно теснили левую оппозицию. К ноябрю 1927 года она оказалась уже на пороге советской легальности, что и подтолкнуло её к отчаянному шагу: оппозиционным уличным демонстрациям 7 Ноября, в 10-летнюю годовщину Октябрьской революции, в Москве и Ленинграде. Демонстрации эти шли под лозунгом «Повернём огонь направо - против нэпмана, кулака и бюрократа!» (текст этого плаката позднее цитировался троцкистским «Бюллетенем оппозиции»). Но эти демонстрации, сопровождавшиеся столкновениями с конной милицией, стали только прелюдией к исключению левых оппозиционеров из партии. Многие бывшие вожди левых, включая Троцкого, отправились в ссылки. Казалось, что сторонники нэпа в Политбюро (то есть бухаринцы и центристы), одержали решающую победу. А значит, вместе с ними могут торжествовать и нэпманы и родственные им социальные силы...
Но история обладает своей иронией. И политические победители 1927 года почти мгновенно и главное, совершенно неожиданно для себя получили удар в спину от тех самых классовых сил, которые, казалось, должны были радоваться их победе. То есть от нэпманов и кулачества.
Декабрь 1927 года, депутаты XV съезда ВКП(б)
(Продолжение следует).
ПОЛНОЕ ОГЛАВЛЕНИЕ СЕРИИ