День в истории. "Это святой"
Уничтоженный в процессе декоммунизации памятник Николаю Островскому в Киеве. Ещё один памятник писателю был снесён в Краматорске, третий - в Хмельницком
22 декабря - день памяти писателя Николая Островского (1904-1936), которого, и не без оснований, называли "советским святым". Если судить с обывательской точки зрения, Островского всю жизнь преследовали тяжелейшие неудачи - даже не говоря про болезнь (слепоту, паралич), первая его книга потерялась при пересылке, а вторую жесточайше раскритиковали редакторы. Но писатель добился повторной рецензии, и когда роман был опубликован в журнале, он получил невероятный успех у читателей. В библиотеках за журналом выстраивались огромные очереди, роман первое время почти невозможно было достать.
Писатель Андре Жид, написавший после поездки в Советский Союз очень критическую книгу "Возвращение из СССР", об Островском отозвался с нескрываемым восхищением. Вот его отзыв:
"Я не могу говорить об Островском, не испытывая чувства глубочайшего уважения. Если бы мы не были в СССР, я бы сказал: "Это святой". Религия не создала более прекрасного лица. Вот наглядное доказательство того, что святых рождает не только религия. Достаточно горячего убеждения, без надежды на будущее вознаграждение. Ничего, кроме удовлетворения от сознания выполненного сурового долга.
Николай Островский с женой Раисой. Обращает на себя внимание одежда писателя, уроженца Украины...
В результате несчастного случая Островский стал слепым и совершенно парализованным… Лишенная контакта с внешним миром, приземлённости, душа Островского словно развилась ввысь.
Мы столпились возле кровати, к которой он давно прикован. Я сел у изголовья, протянул ему руку, которую он поймал и, даже точнее было бы сказать, которую он держал как связующую с жизнью нить. И в течение целого часа, пока мы были у него, его худые пальцы переплетались с моими, посылая мне токи горячей симпатии. Островский слеп, но он говорит, он слышит. Его мысль напряжена и активна, работе мысли могут помешать лишь физические страдания. Но он не жалуется, и его прекрасное высохшее лицо не утратило способности улыбаться, несмотря на медленную агонию.
Он лежит в светлой комнате. В раскрытые окна долетают голоса птиц, запахи цветов из сада. Какой покой здесь! Мать, сестра, друзья, посетители скромно стоят поодаль от кровати. Некоторые записывают наш разговор. Я говорю Островскому, что его постоянство придает мне сил. Но похвала его смущает - восхищаться надо только Советским Союзом, проделана громадная работа. Только этим он и интересуется, не самим собой. Трижды я порывался уйти, опасаясь его утомить, - такое неослабевающее горение не может не истощать силы. Но он просит меня остаться, чувствуется, что ему хочется говорить еще. Он будет продолжать говорить и после нашего ухода; говорить для него - это значит диктовать. Именно таким способом он мог написать книгу, где рассказал о своей жизни. Сейчас он диктует другую. С утра до вечера, долго за полночь он работает, без конца диктует.
Наконец я поднимаюсь, чтобы уходить. Он просит меня поцеловать его. И, прикасаясь губами к его лбу, я едва сдерживаю слезы. Мне кажется вдруг, что я его знаю очень давно и что я расстаюсь с другом. Мне кажется также, что это он уходит от нас, я оставляю умирающего… Но проходят месяцы и месяцы, и мне сообщают, что он продолжает существовать на грани жизни и смерти и что только энтузиазм поддерживает в ослабевшем теле это готовое вот-вот погаснуть пламя."
Разумеется, в годы перестройки, когда производился систематический погром (изящно называемый "деконструкцией") социализма и советского прошлого, антикоммунисты не могли отказать себе в удовольствии пройтись и по Островскому. Его высмеял, в частности, Виктор Пелевин, который позднее стал критиковать буржуазный строй (что делает и сейчас), но тогда был в первых рядах сатириков-антисоветчиков. В его романе "Омон Ра" (1991) фигурирует лётное училище имени Маресьева, где курсантам после поступления ампутируют ноги, а затем учат танцевать "калинку", а также Высшее военно-политическое училище имени Павла Корчагина (автобиографического героя Островского), где выпускников делают слепыми и парализованными инвалидами. Цитата из книги: "У нас в космической школе было два замполита, которых за глаза называли иногда политруками - Урчагин и Бурчагин, оба полковники, оба выпускники Высшего военно-политического училища имени Павла Корчагина, очень похожие друг на друга. С нашим экипажем занимался обычно Урчагин. У замполитов на двоих было одно японское инвалидное кресло с электромотором, и поэтому когда один из них вел воспитательную работу, второй молча и неподвижно полулежал в кровати в крохотной комнате пятого этажа..." "Меня поражал оптимизм этого человека, слепого, парализованного, прикованного к инвалидному креслу - но выполняющего свой долг и не устающего радоваться жизни".
Однако теперь, по прошествии четверти века благословенной буржуазной жизни, только совсем уж безнадёжные либералы станут веселиться этим шуточкам о якобы бессмысленности подвигов советских революционеров...
Снос памятника Островскому и корчагинцам в Хмельницком. 2017 год, январь. Фото опубликовал в соцсетях глава департамента образования Хмельницкого горсовета Роман Николаев, сопроводив его подписью: «Это признак завершения эпохи уничтожения человечества. Прежде всего меняются символы»
UPD. Островский занимает своё место в ряду «советских святых»: рядом с такими именами, как Александр Матросов, Зоя Космодемьянская... Характерно, что именно на память об этих людях велась наиболее рьяная и грубая атака в эпоху реставрации капитализма. И сейчас ведётся, разумеется.
А ещё: таким людям, «святым», которые способны забывать о своих личных интересах и выгодах, свойственно видеть яснее и дальше других людей, и на основании этого делать «пророчества» - предсказания, которые сбываются. Вот такое предсказание Островского, сделанное в 1935 году:
«Фашизм безнадёжно попытается разгромить нашу страну. И вам, второму поколению комсомола, придётся грудь с грудью столкнуться в последнем и решительном бою с этим проклятием человечества…. И когда надо будет взяться за оружие, то вы покроете себя неувядаемой славой и укрепите своими руками красные штандарты в Варшаве и Берлине, там, где мы не смогли их укрепить в 1920-м. Борьба продолжается….»
(Из письма Н. Островского от 13 марта 1935 г. к комсомольцам аммиачного завода г. Березники).
2018 год. Памятник Павке Корчагину в Боярке Киевской области - до демонтажа и после
Кстати, вот что писал о герое Островского один русский писатель испанского происхождения - Рубен Давид Гонсалес Гальего (1968 г. р.). Тут стоит отметить, что раскручивало творчество Гальего не что иное, как «Радио Свобода», так что оно (творчество) носит определённый антисоветский и антикоммунистический отпечаток. Даром, что писатель - внук бывшего генсека Компартии народов Испании. Также для правильного понимания произведений Гальего надо знать, что автор от рождения парализован, и, естественно, многое пишет о связанных с этим жизненных проблемах.
И вот что Гальего писал о Павле Корчагине:
«Я редко плакал над книгами. Поводов плакать у меня было вполне достаточно и без надуманного книжного горя. Но эта книга была настоящей. Эта - не врала.
Павка Корчагин скакал на лошади и владел клинком не хуже мушкетёров. Павка Корчагин был сильным и смелым парнем. Он воевал ради идеи, деньги и звания ему были ни к чему. Будёновка - жалкое подобие рыцарского шлема - не могла защитить его от подлой пули. Острый клинок был бессилен против маузера. Он знал это, но шёл в бой. Шёл в бой снова и снова. Снова и снова рвался в самую гущу битвы. Дрался и побеждал, всегда побеждал. Оружием и словом. Когда отказало тело, когда рука не могла уже держать клинок, он сменил оружие, он приравнял к штыку перо. Он смог. Последний рыцарь холодного оружия. Последний викинг двадцатого века...»