День в истории. Взрыв на Аптекарском острове
Слева ― современный портрет П. А. Столыпина в форме камергера, справа ― ландо максималистов на Аптекарском острове, разрушенное взрывом
12 (25) августа 1906 года к казённой даче премьер-министра России Петра Столыпина, где он вёл приём, подъехал экипаж (ландо), из которого вышли два человека в жандармской форме с портфелями в руках. Это были переодетые революционеры ― эсеры-максималисты. Но в их жандармской форме была какая-то ошибка, на неё обратили внимание, и беспрепятственно пройти в кабинет к премьеру им не дали. Тогда они швырнули свои портфели о землю, прогремел взрыв большой силы. Дача была полуразрушена, 27 человек погибло на месте, 33 были тяжело ранены, многие умерли потом. Сам Столыпин остался невредим, но пострадали его дети. Трёхлетний сын был сброшен взрывом с балкона, и потом спрашивал: "А этих злых дядей, которые нас с балкона сбросили, поставили в угол?".
Современников это событие шокировало большим количеством жертв. Это был терроризм уже скорее XXI, чем XIX века. В XIX веке гибель большого количества "случайных людей" считалась моветоном, а такой метод, как захват заложников, был вообще немыслим, это сто лет спустя террористы, позабыв про министров и премьеров, переключились охоту на рядовых граждан... Достаточно сказать, что эсеровская партия (сама, как известно, вовсю применявшая террор) выпустила специальное заявление с осуждением максималистов, где было написано, что это, мол, недопустимые методы, потому что при взрыве погибло много посторонних людей.
Правда, ирония истории состоит в том, что этот высокоморальный текст эсеры приняли по предложению полицейского агента Евгения Азефа. Он сам его написал, чтобы оправдаться перед своим полицейским начальством, так как никто другой из эсеров не брался! Это чуть ли не единственный эсеровский текст, написанный Азефом. И это говорит само за себя...
Дача Столыпина на Аптекарском острове, разрушенная взрывом
Партия максималистов была почти уничтожена столыпинскими арестами и казнями, однако потом, в 1917 году, возродилась и стала, между прочим, союзницей большевиков в Советах. Если правые эсеры сделались врагами революции, стреляли в Ленина и Урицкого, а левые эсеры от первоначальной поддержки Октября шарахнулись к восстанию 6 июля 1918 года, то у максималистов таких колебаний не было. Они поддержали Октябрь, год спустя ― одобрили красный террор против буржуазии, как необходимую меру. Однако нэп не приняли, выступали с критикой политики большевиков слева...
Читатели романа "Разгром" Александра Фадеева, возможно, вспомнят одного из персонажей этого произведения ― Павла Мечика, который в Красную армию был направлен именно партией максималистов. Вот соответствующий эпизод романа:
― "...При... морской... о-бластной комитет... социалистов... ре-лю-ци-не-ров...", ― читал матрос по складам, изредка взбрасывая на Мечика колючие, как бодяки, глаза. ― Та-ак... - протянул неопределённо. И вдруг, налившись кровью, схватил Мечика за отвороты пиджака и закричал натуженным, визгливым голосом:
― Как же ты, паскуда...
― Что? Что?.. ― растерялся Мечик. ― Да ведь это же ― "максималистов"... Прочтите, товарищ!
― Обыска-ать!.. Через несколько минут Мечик ― избитый и обезоруженный ― стоял перед человеком в островерхой барсучьей папахе, с чёрными глазами, прожигающими до пяток.
― Они не разобрали... ― говорил Мечик, нервно всхлипывая и заикаясь. ― Ведь там же написано "максималистов"... Обратите внимание, пожалуйста...
― А ну, дай бумагу. Человек в барсучьей папахе уставился на путёвку. Под его взглядом скомканная бумажка как будто дымилась. Потом он перевёл глаза на матроса.
― Дурак... ― сказал сурово. ― Не видишь: "максималистов"...
― Ну да, ну вот! ― воскликнул Мечик обрадованно. Ведь я же говорил ― максималистов! Ведь это же совсем другое...
― Выходит, зря били... ― разочарованно сказал матрос. ― Чудеса!
В тот же день Мечик стал равноправным членом отряда."
(Впрочем, другой герой романа сурово говорит Мечику: "Максималисты?.. Зря ты с ними путаешься - трепачи…". Да и сам Мечик оказывается, по ходу сюжета, вовсе не рыцарем без страха и упрёка...)
Вернёмся, впрочем, к самому громкому, в прямом и переносном смысле слова, событию в истории партии максималистов ― взрыву на Аптекарском острове. После взрыва произошла довольно символическая сценка, которую описывал монархист Василий Шульгин. Закричали "Доктора!". И один из присутствующих сказал:
― Я доктор.
Это и впрямь был доктор... доктор Дубровин, председатель Союза русского народа. :) Оба уцелели при взрыве ― и Столыпин, и Дубровин, и Главный Вешатель, и Главный Погромщик.
В 2000-е годы об этом взрыве был снят телефильм в сериале "Империя под ударом", эта серия называется "Камикадзе" (ведь максималисты погибли при взрыве, они сознательно поступили как смертники, хотя слова такого тогда не было, как и слова "камикадзе"). Несмотря на общую монархическую и "простолыпинскую" направленность сериала, характеры максималистов показаны, в целом, довольно верно, как людей действия, которых не могут остановить никакие препятствия.
Оказал ли этот взрыв влияние на политику Столыпина? Видимо, да, ― в плане её ужесточения. Когда премьеру позднее говорили, что раньше он как будто бы рассуждал иначе, он отвечал: «Да, это было до бомбы Аптекарского острова. А теперь я стал другим человеком».
Отмечу, что никаких оценок данному событию я в настоящем посте не даю, предоставляю судить о нём читателям. Однако не могу не рассказать запомнившийся мне эпизод из личной биографии. В начале 90-х годов я был знаком с диссидентом и внучатым племянником основателя эсеровской партии ― Владимиром Львовичем Гершуни (1930-1994). Впервые Гершуни был арестован ещё юношёй, в 1949 году, за оппозиционную листовку. Потом ещё около 40 лет он, с перерывами, подвергался политическим арестам и судам, провёл много лет за решёткой. Он был большим поклонником своего предка, Григория Андреевича Гершуни (1870-1908). И, помнится, показывал мне брошюру со стихами этого своего предка-эсера ― революционную балладу под названием "Разрушенный мол". Он и сам увлекался сочинением стихов, в основном в жанре палиндромов, перевёртышей (то есть читаемых в обе стороны одинаково), и стал даже классиком-палиндромистом. Вот примеры стихов В. Л. Гершуни, в одну строчку:
Ропот, ищи топор!
Топор, ищи ропот!
Меня истина манит сияньем.
В две строки:
Наган,
цени в себе свинец!
В три:
― Нагло бог оболган!
― Нам бог ― обман!
― Тише, поп опешит!
Но я опять отвлёкся... К эсерам Владимир Львович относился восторженно, с глубоким уважением и восхищением. И вот в разговоре с ним я произнёс стандартную фразу, что при взрыве на Аптекарском острове погибло много посторонних, и даже эсеры этот взрыв тогда осудили.
Владимир Львович в ответ возразил мне с юношеской запальчивостью и блестящими глазами:
― Но как красиво они [максималисты] это сделали! Достали портфели со взрывчаткой, с революционными возгласами бросили их на землю...
Так что было среди интеллигенции и такое отношение к этому событию...
А в общем... У нас сейчас, среди правящего класса, принято превозносить до небес "реформатора" Столыпина, этого предтечу "великих реформаторов Ельцина и Гайдара". Но как-то забывают, что в биографию Столыпина неотъемлемой частью входит и Аптекарский остров. И выстрелы Багрова, которые поставили в ней свинцовую точку...
Как написал революционный поэт немного по другому, но довольно схожему поводу:
Прельщают многих короны лучи.
Пожалте, дворяне и шляхта,
корону можно у нас получить,
но только вместе с шахтой.
Вот, собственно, и всё.
Д. В. Несыпова. Столыпин. Последние минуты