Матерщина в СССР, или Как большевики с матерным богохульством покончили
Плакат. «Не ругайся! Матерщина позорит тебя, рабочий. Сквернословие - наследие твоего былого рабства. Ругань грязнит душу твоих детей, унижает твою жену и мать». 1923
Продолжая тему о том, «как в СССР боролись с пережитками прошлого». К таким «пережиткам» была отнесена и матерная ругань. С одной стороны, революция несколько раскрепостила язык. В печати теперь могли появляться такие, например, прежде немыслимые рисунки со слегка завуалированной матерщиной.
Борис Ефимов (1900-2008). Карикатура на махновцев. 1919
К этой теме художник возвращался неоднократно:
Допускалось употребление ненормативной лексики и в серьёзной научной литературе, например, в академических изданиях «Жития протопопа Аввакума» или «Переписки Ивана Грозного с князем Курбским». Но в быту, в повседневной жизни матерщина была сочтена явлением реакционным и подлежащим изживанию.
Это отношение во многом задал Лев Троцкий своей статьёй «Борьба за культурность речи», опубликованной в газете «Правда» 16 мая 1923 года. Потом она вошла в его книгу «Вопросы быта» (1923), в которой «вождь Красной Армии» попытался атаковать старый быт с таким же задором, с каким недавно бил армии адмирала Колчака и барона Врангеля. Вот только быт оказался гораздо более серьёзным и упорным противником...
Троцкий писал: «На общем собрании рабочих обувной фабрики «Парижская Коммуна» решено уничтожить ругань, за «выражения» штрафовать и пр…». Факт маленький в вихре нашего времени и в масштабе «выражений» лорда Керзона, за которые его нельзя ещё пока оштрафовать, но факт знаменательный».
Рисунок Ник. К. Журнал «Красный перец», 1923. «Тяжёлое положение. Заседание лиги по борьбе с руганью. (Звёздочкой отмечено место представителя грузчиков. Не вытерпел - ушёл)». Как и на следующем рисунке, обращает на себя внимание портрет Троцкого на стене
Иван Малютин (1891-1932). «Ревнитель приличия. - Эх, Саша, объявил бы я тебе сейчас мат, да нельзя... Троцкий не велит»
Российской матерщине Лев Давидович давал такое «обоснование»:
«Брань есть наследие рабства, приниженности, неуважения к человеческому достоинству, чужому и собственному, а наша российская брань, в особенности. Надо бы спросить у филологов, лингвистов, фольклористов, есть ли у других народов такая разнузданная, липкая и скверная брань, как у нас. Насколько знаю, нет, или почти нет. В российской брани снизу - отчаяние, ожесточение и прежде всего рабство без надежды, без исхода. Но та же самая брань сверху, через дворянское, исправницкое горло, являлась выражением сословного превосходства, рабовладельческой чести, незыблемости основ… Пословицы, говорят, выражение народной мудрости, - не только мудрости, однако, но и темноты, и предрассудков, и рабства. «Брань на вороту не виснет», - говорит старая русская пословица, и в ней отражается не только факт рабства, но и примирённость с ним. Два потока российской брани - барской, чиновницкой, полицейской, сытой, с жирком в горле, и другой - голодной, отчаянной, надорванной, - окрасили всю жизнь российскую омерзительным словесным узором. И наследство такое, в числе многого другого, получила революция».
Иван Малютин. 1923. «Царица-«матушка». Долой царицу!!! Матерщина всё ещё ц а р и т во многих казармах, заводах, общежитиях»
1925. Рисунок худкора И. Архипова. «Борьба с матом. Дежурный по части.
- Вы что же, мать вашу, матом тут ругаетесь? Забыли, мать-перемать, постановление, чтобы не ругаться, мать-размать!»
Вениамин Брискин (1906-1982). «На Шатурских торфоразработках (Моск. обл.) настолько распространена матерщина, что на техническом совещании обсуждался вопрос о выделении специального вагона для матерщинников.
- Куда лезешь, - ты ведь ругательств не употребляешь?
- Да вот пришлось впервой обругать совещание за такую «культтехнику»!..» Надписи на вагонах: «для курящих», «для некурящих», «для выражающихся»
Троцкий в своей статье продолжал: «А революция ведь есть прежде всего пробуждение человеческой личности в тех массах, которым ранее полагалось быть безличными. Революция, несмотря на всю иногда жестокость и кровавую беспощадность своих методов, есть прежде всего и больше всего пробуждение человечности, её поступательное движение, рост внимания к своему и чужому достоинству, рост участия к слабому и слабейшему. Революция - не революция, если она всеми своими силами и средствами не помогает женщине, вдвойне и втройне угнетённой, выйти на дорогу личного и общественного развития. Революция - не революция, если она не проявляет величайшего участия к детям: они-то и есть то будущее, во имя которого революция творится. А можно ли изо дня в день творить - хотя бы по частицам и по крупицам - новую жизнь, основанную на взаимном уважении, самоуважении, на товарищеском равенстве женщины, на подлинной заботе о ребёнке в атмосфере, где громыхает, рыкает, звенит и дребезжит ничего и никогда не щадящая барско-рабская всероссийская брань? Борьба с «выражениями» является такой же предпосылкой духовной культуры, как борьба с грязью и вошью - предпосылкой культуры материальной».
«По общему правилу, - конечно, исключения бывают, - сквернослов и ругатель презрительно относится к женщине и без внимания к ребёнку, и это не только в отсталых массах, но нередко и среди передовиков, а встречается иной раз и у очень «ответственных».
«Искоренить словесную разнузданность совсем не простая и не лёгкая задача, потому что корни этой разнузданности не в слове, а в психике и быту. Почин фабрики «Парижская Коммуна» надо, конечно, всячески приветствовать, но, главное, надо пожелать инициаторам выдержки и упорства, ибо психические навыки, переходившие из поколения в поколение и по сей день насыщающие всю атмосферу, искоренять не легко, а мы ведь часто рванёмся вперёд, надорвёмся, махнём рукой и оставляем всё по-старому».
Поэт Черский в 1924-м в журнале «Военный крокодил» в стихах под заголовком «Шах и мат» откликался на призыв Троцкого с восторженным энтузиазмом:
В казарме нам доныне сплошь и рядом
Тяжёлый мат откликнется в ушах.
Нам Троцкий указал бороться с этим ядом
И объявил ему упорный, грозный шах.
Заметка К.Ш. из того же «Военного крокодила» за 1924-й:
«Полковой дипло... мат.
Наш командир взвода настоящий дипломат.
- Почему?
- Ну, как же. Только диплома не имеет, а в мате все этажи превзошёл».
Заметка из журнала «Смехач» (1924) по поводу идеи штрафовать матерщинников:
«В ресторане:
- С вас, гражданин, за две матерщины получить позвольте!
- Почему за две, а не за полторы? Почитай, каждый праздник у вас ругаюсь, а вы даже скидки не сделаете!!!»
Закон об уголовной ответственности за хулиганство, включая ругань, был принят 10 августа 1940-го. Отклики в печати:
Михаил Черемных (1890-1962). Сентябрь 1940. «Перековался.
- Н-но!.. Прошу вас, н-но!.. Будьте любезны...»
Стихи Н. Колесникова «Наш сосед» (декабрь 1940-го):
Наш невежливый сосед
Сквернословил много лет,
А теперь - должны отметить -
Стал скромнее всех на свете.
Мы спросили: «В чём секрет?»
И услышали ответ:
«Никакого нет секрета.
После строгого декрета
У него теперь - диэта».
Юлий Ганф. 1940. «И скучно, и грустно... Ни ругнуться, ни по морде съездить! Прямо из дому выходить не стоит!»
Давид Дубинский (1920-1960). 1940. «Не надо слов. - Удивительно: всю жизнь выражался последними словами, а в последнем слове ничего сказать не может»
После войны в отношении к матерщине стали появляться какие-то новые неуловимые акценты. Из рассказа Михаила Шолохова «Судьба человека» (1956), опубликованного в «Правде», про немецкий концлагерь:
«Комендантом лагеря, или, по-ихнему, лагерфюрером, был у нас немец Мюллер. Невысокого роста, плотный, белобрысый и сам весь какой-то белый: и волосы на голове белые, и брови, и ресницы, даже глаза у него были белесые, навыкате. По-русски говорил, как мы с тобой, да ещё на «о» налегал, будто коренной волжанин. А матерщинничать был мастер ужасный. И где он, проклятый, только и учился этому ремеслу? Бывало, выстроит нас перед блоком - барак они так называли, - идёт перед строем со своей сворой эсэсовцев, правую руку держит на отлёте. Она у него в кожаной перчатке, а в перчатке свинцовая прокладка, чтобы пальцев не повредить. Идёт и бьет каждого второго в нос, кровь пускает. Это он называл «профилактикой от гриппа». И так каждый день... Только одного он, дурак, не мог сообразить: перед тем как идти ему руку прикладывать, он, чтобы распалить себя, минут десять перед строем ругается. Он матерщинничает почем зря, а нам от этого легче становится: вроде слова-то наши, природные, вроде ветерком с родной стороны подувает… Знал бы он, что его ругань нам одно удовольствие доставляет, уж он по-русски не ругался бы, а только на своём языке. Лишь один мой приятель, москвич, злился на него страшно. «Когда он ругается, говорит, я глаза закрою и вроде в Москве, на Зацепе, в пивной сижу, и до того мне пива захочется, что даже голова закружится».
Короткая эпиграмма 1963 года Александра Безыменского (1898-1973):
Он подчинённых кроет матом,
Чтоб те его считали демократом.
Тоже какое-то «родственное» отношение к матерщине, пусть и с нотой осуждения. Что сказал бы об этом Лев Давидович?.. :) А в общем-то всё вышло, как он и предполагал в 1923-м: «Мы ведь часто рванёмся вперёд, надорвёмся, махнём рукой и оставляем всё по-старому».
Атака на матерщину довольно быстро захлебнулась. Мат продолжал «царить» и в казарме, и на заводах, и в быту. Однако революция все-таки добилась в этом отношении совсем неожиданной, и даже, наверное, нежеланной ею «победы». Что лишний раз показывает, как непросто бывает менять общество, и как непредсказуемо, на первый взгляд парадоксально (хотя на самом деле вполне закономерно) оно отвечает на воздействия. В результате революции из речевого оборота напрочь исчезло матерное... богохульство. В наше время не принято вспоминать, но ведь до 1917 года, и некоторое время после него, значительную долю обыденной, бытовой матерщины составлял мат в отношении персонажей библейской истории и понятий богословия - троицы, богородицы, Христа, души, святого духа и т.д. Хотя такой мат строго карался в уголовном порядке - годами тюрьмы! Но это никого не останавливало. Между прочим, помощник присяжного поверенного Владимир Ильич Ульянов (будущий Ленин) в пору своей адвокатской практики выступал защитником по некоторым таким делам, и даже не без успеха. То есть он добивался не полного оправдания своих подзащитных, но существенного смягчения наказания.
Однако после 1917 года все такие адвокаты остались бы без работы! :) Во-первых, потому, что большевики данное деяние, естественно, декриминализировали. А во-вторых, потому, что люди... перестали ругаться. Вот уж подлинное чудо: отмена наказания привела к исчезновению «преступления». Если бы всегда бывало так! :) Но произошло это скорее всего потому, что сам священный ореол вокруг таких слов, как «Бог», «Христос», «Святой Дух» сильно потускнел, померк. Они стали в большинстве случаев «неприличными», были официально поставлены едва ли не ниже самих ругательств.