Ко дню рождения Герберта Уэллса. Фантаст и «мечтатель»
Герберт Уэллс
21 сентября - день рождения Герберта Уэллса (1866-1946), английского писателя-фантаста.
В 1908 году Владимир Ильич Ульянов-Ленин писал своей матери, Марии Александровне Ульяновой:
«Сегодня прочёл один забавный фельетон о жителях Марса, по новой английской книге Lowell'я - «Марс и его каналы». Этот Lowell - астроном, долго работавший в специальной обсерватории и, кажется, лучшей в мире (Америка). Труд научный. Доказывает, что Марс обитаем, что каналы - чудо техники, что люди там должны быть в 2⅔ раза больше здешних, притом с хоботами, и покрыты перьями или звериной шкурой, с четырьмя или шестью ногами. Н...да, наш автор нас поднадул, описавши марсианских красавиц неполно, должно быть по рецепту: «тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман».
«Фельетон» - статья Герберта Уэллса «Существа, живущие на Марсе». Она была опубликована в издании «Новый журнал литературы, искусства и науки» от апреля 1908 года. Уэллс действительно писал, что марсиане «будут покрыты перьями или мехом». «Не менее логично предположить вместо руки наличие хобота, как у слона, или группы щупальцев, или хоботоподобных органов». А упомянутый Лениным «наш автор» - большевик и оппонент Ленина Александр Богданов (1873 -1928), который в своём фантастическом романе «Красная звезда» описывал марсиан совсем, совсем иначе...
6 октября 1920 года Герберт Уэллс и В.И. Ленин встретились в Кремле.
На картине Романа Подобедова (1920-1990) «Ленин беседует с Гербертом Уэллсом» (1984 г.) английский фантаст изумлённо разводит руками, услышав невероятные фантазии «кремлёвского мечтателя»
Николай Жуков (1908-1973). Разговор с Уэллсом. 1959
Александр Лактионов (1910-1972). В.И. Ленин в беседе с Уэллсом
Уэллс заметил на полке у Ильича свои романы «Машина времени» и «Борьба миров» (они и сейчас хранятся в музейной библиотеке Ленина) и зашла речь о космосе. Ленин, согласно записям Уэллса, сказал:
«Ленин сказал, что, читая роман «Машина времени», он понял, что все человеческие представления созданы в масштабах нашей планеты: они основаны на предположении, что технический потенциал, развиваясь, никогда не перейдёт «земного предела». Если мы сможем установить межпланетные связи, придётся пересмотреть все наши философские, социальные и моральные представления; в этом случае технический потенциал, став безграничным, положит конец насилию как средству и методу прогресса».
Открытка. 1983. «Штурм космоса начался не 12 апреля 1961 года, когда человек увидел открытую Вселенную, и даже не 4 октября 1957 года, когда первый спутник оторвался от Земли. Всё началось с выстрела «Авроры», со штурма Зимнего». (Юрий Гагарин)
Могут спросить: ну, и каким же образом космические полёты и «межпланетные связи» могут заставить «пересмотреть все (!) наши философские, социальные и моральные (!) представления»? Где имение, и где наводнение? И почему обязательно «все»? И при чём тут насилие? Человеку, всю жизнь живущему в плотном, непроницаемом коконе из привычных «философских (чаще - религиозных), социальных и моральных представлений», трудно, даже невозможно поверить, что всё это - лишь временная историческая оболочка известных классовых интересов и производственных отношений. И вечности и неизменности в ней - ничуть не больше, чем в коконе обыкновенной гусеницы, который будет сброшен в свой черёд. А главное, что происходит внутри - это развитие «технического потенциала» человечества, который находит себе оболочку в подходящих классовых, «философских, социальных и моральных представлениях». Но когда он перерастает их - оболочка лопается по швам и разлетается вдребезги...
По итогам беседы в своей книге «Россия во мгле» Уэллс назвал Ленина «кремлёвским мечтателем» за его проект электрификации России. «Дело в том, что Ленин, который, как подлинный марксист, отвергает всех «утопистов», в конце концов сам впал в утопию, утопию электрификации. Он делает всё, от него зависящее, чтобы создать в России крупные электростанции, которые будут давать целым губерниям энергию для освещения, транспорта и промышленности. Он сказал, что в порядке опыта уже электрифицированы два района. Можно ли представить себе более дерзновенный проект в этой огромной равнинной, покрытой лесами стране, населённой неграмотными крестьянами, лишенной источников водной энергии, не имеющей технически грамотных людей, в которой почти угасла торговля и промышленность? Такие проекты электрификации осуществляются сейчас в Голландии, они обсуждаются в Англии, и можно легко представить себе, что в этих густонаселенных странах с высокоразвитой промышленностью электрификация окажется успешной, рентабельной и вообще благотворной. Но осуществление таких проектов в России можно представить себе только с помощью сверхфантазии. В какое бы волшебное зеркало я ни глядел, я не могу увидеть эту Россию будущего, но невысокий человек в Кремле обладает таким даром».
Рисунок Андрея Крылова (1929-1921). 1960 год
Л. Троцкий: «Помню очень хорошо то впечатление, которое вынес Владимир Ильич из беседы с Уэллсом: «Ну и мещанин! Ну и филистер!!» - повторял он, приподымая над столом обе руки, смеясь и вздыхая тем смехом и тем вздохом, какие у него характеризовали некоторый внутренний стыд за другого человека. «Ах, какой филистер», - повторял он, заново переживая свою беседу. Этот наш разговор происходил перед открытием заседания Политбюро и ограничился, в сущности, повторением только что приведённой краткой характеристики Уэллса. Но и этого было за глаза достаточно...
Начнём хотя бы со вступительной жалобы Уэллса: ему пришлось, видите ли, долго хлопотать, чтобы добиться свидания с Лениным, что его (Уэллса) «чрезвычайно раздражало». Почему собственно? Разве Ленин вызывал Уэллса? обязывался принять его? или разве у Ленина был такой избыток времени? Наоборот, в те архитяжелые дни каждая минута его времени была заполнена; ему очень нелегко было выкроить час на приём Уэллса. Понять это нетрудно было бы и иностранцу. Но вся беда в том, что Уэллс, в качестве знатного иностранца и, при всём своём «социализме», консервативнейшего англичанина империалистской складки, насквозь проникнут убеждением, что оказывает, в сущности, своим посещением великую честь этой варварской стране и её вождю. Вся статья Уэллса, от первой строки до последней, воняет этим немотивированным самомнением».
Пожалуй, мы должны быть всё-таки благодарны Уэллсу ещё и за то, что его оценки 1920 года позволяют лучше понять всю фантастическую смелость ленинского проекта электрификации России, увидеть его глазами современников. Сейчас, когда он осуществлён, он может показаться чем-то вполне приземлённым и будничным, едва ли не скучным. Но в 1920 году это был проект, невероятный даже для профессионального фантаста, - наверное, примерно как если бы сегодня кто-то высказал идею пилотируемого полёта к Альфе Центавра...
6 октября 1920. Во время встречи Ленина и Уэллса
Книга Уэллса «Россия во мгле» неоднократно печаталась в СССР. Хотя писатель и не поверил Ленину, но он разоблачал многие устоявшиеся на Западе (а теперь и в самом бывшем СССР) антисоветские мифы. Язвительно издеваясь над Марксом, Уэллс в то же время писал:
«Не коммунизм, а европейский империализм втянул эту огромную, расшатанную, обанкротившуюся империю в шестилетнюю изнурительную войну. И не коммунизм терзал эту страдающую и, быть может, погибающую Россию субсидированными извне непрерывными нападениями, вторжениями, мятежами, душил её чудовищно жестокой блокадой. Мстительный французский кредитор, тупой английский журналист несут гораздо большую ответственность за эти смертные муки, чем любой коммунист».
Книга Уэллса издавалась в СССР в 1922, 1958 и 1970 годах, в 1964-м - в составе собрания сочинений в 15 томах
«Приезжайте снова через десять лет и посмотрите, что сделано в России за это время», - сказал на прощание писателю Владимир Ильич. И Уэллс последовал этому пожеланию: в 1934 году действительно приехал в СССР и вынужден был признать, что ленинский план электрификации стал реальностью. Он сказал советскому послу в Англии Ивану Майскому: «Ленин оказался не мечтателем, а пророком».
Помню, в детстве, которое пришлось ещё на времена «застоя», я покатывался со смеху над страницей книги Герберта Уэллса «Россия во мгле», где он с необыкновенной желчью издевался над Карлом Марксом. Не то, что я был в том возрасте сознательно против Маркса, но он принадлежал к числу самых почитаемых в СССР исторических деятелей, и поэтому бесцеремонная насмешка Уэллса над ним очень смешила. А английский фантаст писал:
«Куда бы мы ни приходили, повсюду нам бросались в глаза портреты, бюсты и статуи Маркса. Около двух третей лица Маркса покрывает борода, широкая, торжественная, густая, скучная борода, которая, вероятно, причиняла своему хозяину много неудобств в повседневной жизни. Такая борода не вырастает сама собой; её холят, лелеют и патриархально возносят над миром. Своим бессмысленным изобилием она чрезвычайно похожа на «Капитал»; и то человеческое, что остаётся от лица, смотрит поверх неё совиным взглядом, словно желая знать, какое впечатление эта растительность производит на мир. Вездесущее изображение этой бороды раздражало меня всё больше и больше. Мне неудержимо захотелось обрить Карла Маркса. Когда-нибудь, в свободное время, я вооружусь против «Капитала» бритвой и ножницами и напишу «Обритие бороды Карла Маркса».
Для тех, кто не знает или забыл, напомним облик основоположника марксизма:
Константин Ротов. 1932. Шарж на Герберта Уэллса, вознамерившегося обрить бороду Карла Маркса
Как вообще в СССР относились к этим насмешкам Уэллса? Об этом можно судить по фельетону Игоря Малеева, напечатанному тоже, как и рисунок К. Ротова, в 1932 году. Выдержка из него: «Если королевство Монако или Люксембург - самые маленькие среди государств, то «общество фабианцев» - самая маленькая в мире политическая партия. В ней около 150 членов. Собирается интимная эта партия в гостиных своего клуба. Здесь, под голубыми абажурами, доказывается каждый вечер, что капитализм врастает в социализм, что классовая борьба вредит интересам рабочих, что реформистская доктрина «муниципального социализма» восторжествует во всем мире. Уже сорок с лишним лет фабианцы пытаются оспорить марксову теорию. Все они - ужасные «марксоеды». Фабианец со стажем не переносит даже упоминания о великом учителе пролетариата и ненависть к нему, свободная от узилищ разума, носит поистине зоологический характер...»
Далее автор фельетона приводил уже процитированную выше выдержку, и продолжал: «- Далась ему борода! - скажете вы, прочтя эти пошловатые строки. Но если б Уэллс набивался только в цирюльники к Марксу. Нет, он громогласно осуждает Маркса за то, что последний «занимается такими нереальными фикциями, как буржуазия и пролетариат». Уэллс уверяет, что «при встрече с марксистами всегда ставил их в тупик вопросами: могут ли они точно определить, кто такие пролетарии?» И всё это он пишет, побывав в стране пролетарской диктатуры в самый разгар классовых битв, побывав в стране, которая конспектом для своей будущей истории избрала «скучнейшие темы» «Капитала».
Человеку с таким мировоззрением трудно было проникнуть вглубь происходящих у нас событий. Он «преклонялся перед стойкостью большевиков», признавал, что большевики - «единственное в настоящее время возможное правительство», но эти снисходительные признания чередовал с сообщениями о том, что у композитора Глазунова на исходе нотная бумага, а у писателя Амфитеатрова нет чистого воротничка. На одной странице Уэллс дружески рекомендует интервентам: мол, будьте джентльменами, господа, будьте корректны, на другой одобрительно отзывается о советских школах, на третьей - рассказывает о том, как «рабочих приобщают к утонченному комфорту» (последнее - о домах отдыха!). Почти всё высказанное Уэллсом крайне поверхностно, и это качество, неприятное само по себе, отягчено самодовольством, фабианским снобизмом и навязчивой безаппеляционностью».
А написал ли Уэллс своё «обритие бороды Карла Маркса»? Нет, к концу жизни он сам стал сторонником... английской компартии и призывал за неё голосовать на выборах. Хотя это можно толковать двояко: то ли Уэллс сдвинулся влево, то ли сама компартия заболела фабианством...
Ну, а упомянутый выше Троцкий в своих выводах о фабианстве рубил наотмашь: «В тот день, когда английский пролетариат очистится от духовной мерзости фабианства, человечество, прежде всего европейское, станет сразу выше на целую голову».