230 лет свержения, ареста и казни Робеспьера
Портрет Максимилиана Робеспьера
26-28 июля (8-10 термидора, по революционному календарю) - дни последнего публичного выступления, затем ареста и казни Максимилиана (или Максимильена, на современный манер) Робеспьера (1758-1794). У Робеспьера, безусловно, было немало ошибок и, как отмечали позднее марксисты, реакция началась ещё при нём. Христиан Раковский писал: «Неоднократно Робеспьер предупреждал своих сторонников от последствий, которые может повлечь за собою опьянение властью, он предупреждал их, чтобы они, имея власть, не зазнавались, или, как он говорил, не возгордились, или, как сказали бы мы теперь, не заражались бы «якобинчванством».
Жозеф Бозе (1745-1826). Портрет Робеспьера
«Но, как мы увидим, - продолжал Раковский, - сам Робеспьер много сделал для того, чтобы власть выскочила из рук мелкой буржуазии, опиравшейся на парижских рабочих... Но то, что сыграло крупнейшую роль в изоляции Робеспьера и якобинского клуба, то что оторвало массы от него -- и рабочие и мелко-буржуазные, -- наряду с ликвидацией всех левых, начиная с "бешеных" эбертистов и Шомета (вообще Парижской коммуны), заключается в постепенной ликвидации выборного начала и замене его назначенством. Отправка комиссаров в армии и города, где контр-революция подняла или пробовала поднять голову, являлось делом не только вполне законным, но и необходимым. Но когда постепенно Робеспьер стал заменять судей, комиссаров различных парижских секций, бывших до этого выборными; когда он стал назначать председателей революционных комитетов и дошёл до того, что все руководство Парижской коммуны заменил чиновниками, то он этим мог только усилить бюрократизм и убить народную инициативу... Председатель революционного трибунала Дюма жаловался Робеспьеру, что он не может найти судебных заседателей для трибунала, так как никто не хочет идти. Но это равнодушие парижских масс Робеспьер испытал на самом себе, когда в день десятого термидора, раненого и окровавленного его водили по парижским улицам, ничуть не боясь, что за вчерашнего диктатора могут заступиться народные массы».
Но тем не менее, коммунист Бабёф, при жизни Робеспьера - его яростный критик и противник, сидевший в тюрьме, писал в 1796 году: «Ныне я чистосердечно признаю, что я очень зол на себя за то, что некогда чернил и Революционное правительство, и Робеспьера, и Сен-Жюста, и других. Я считаю, что эти люди сами по себе стоили больше, чем все остальные революционеры, вместе взятые, и что их диктаторское правительство было дьявольски хорошо задумано... В конечном итоге, робеспьеризм - это демократия; оба эти слова тождественны. Воскрешая робеспьеризм, можно быть уверенным, что воскрешаешь демократию».
А написано это для нас, то есть современных левых, которые очень часто брезгливо отворачиваются от того, что им кажется реакцией или даже не совсем безукоризненно алой революцией... и попадают в положение Бабёфа или ещё более скверное, служа реакции во сто крат худшей. Автор этих строк пишет, увы, по собственному опыту: ведь я был в 1989-1991 годах фактически на стороне перестройки, то есть реакции и контрреволюции, хотя и воображал себя её критиком слева. Но, вероятно, чужие ошибки и чужой горький опыт никому не впрок: ведь и следующему поколению левых, например, Всеволоду Петровскому, потребовалось сперва наступить на грабли оранжевого майдана 2004 года, чтобы потом, в 2014-м, суметь отшатнуться от Евромайдана... А можно было бы всем нам поучиться на опыте хотя бы французских якобинцев, вроде Бабёфа. Но мы же «умнее» их, мы же живём на 200 лет позже!
Вот продолжение этих печальных исповедей-самобичеваний бывших врагов Робеспьера.
Бийо-Варенн: «Мы совершили в тот день роковую ошибку... Девятого термидора Революция погибла. Сколько раз с тех пор я сокрушался, что в пылу гнева принял участие в заговоре! Отчего люди, взяв в руки кормило власти, не умеют отрешиться от своих безрассудных страстей и мелочных обид?.. Несчастье революций в том, что надо принимать решения быстро; нет времени на размышления, действуешь в непрерывной горячке и спешке, вечно под страхом, что бездействие губительно, что идеи твои не осуществятся... Восемнадцатое брюмера было бы невозможно, если бы Дантон, Робеспьер и Камилл [Демулен] сохранили единство».
Барер: «Я много думал об этом человеке (Робеспьере). И убедился, что его господствующей идеей было установление республиканского строя... Мы не поняли его. У него была душа великого человека, и потомство, несомненно, дарует ему это имя!.. То был человек честный, безупречный, истинный республиканец».
Вадье сказал в возрасте 92 лет: «За всю мою жизнь я не совершил ни одного поступка, в котором бы после раскаивался, за исключением того, что я не оценил Робеспьера».
Камбон: «Девятого термидора мы думали, что убиваем только Робеспьера. Но мы убили Республику. Сам того не ведая, я послужил орудием для ненависти кучки негодяев. Зачем не погибли они в тот день и я вместе с ними? Свобода была бы жива и поныне!»
Левассер: «Робеспьер! Не произносите при мне его имени. Это единственное, в чём мы раскаиваемся. На Гору нашёл туман ослепления, когда она погубила его».
Этот список цитат можно было бы продолжать. Очень наивно мнение, что если бы Робеспьер остался у власти, то террор бы ширился и ширился без конца. Такой опытный политик, как Наполеон Бонапарт, бывший другом Огюстена Робеспьера (брата Максимилиана, казнённого вместе с ним), считал иначе: «Если бы Робеспьер остался у власти, он изменил бы направление своей политики: он восстановил бы порядок и господство законов, и этот результат был бы достигнут без потрясений, так как к этому бы пришли с помощью власти...»
Итак, 26 июля (8 термидора), накануне событий, Робеспьер в последний раз выступал с речью в Якобинском клубе. В ней он, в частности, сказал:
«Они называют меня тираном... Если бы я был им, они бы ползали у моих ног, я бы осыпал их золотом, я бы обеспечил им право совершать всяческие преступления и они были бы благодарны мне! Если бы я был им, то монархи, которых мы победили, не только не доносили бы на меня (какой нежный интерес проявляют они к нашей свободе!), а предлагали бы мне свою преступную поддержку; я вступил бы с ними в сделку... К тирании приходят с помощью мошенников, к чему приходят те, кто борется с ними? К могиле и к бессмертию. Кто тот тиран, который покровительствует мне? К какой клике я принадлежу? Это вы сами. Какая клика с начала революции сразила клики, уничтожила столько известных предателей? Это вы, это народ, это принципы. Вот та клика, которой я посвятил себя и против которой объединились все преступления».
Робеспьер выступает в Якобинском клубе (Обществе друзей свободы и равенства) 26 июля 1794 года (8 термидора II года Республики)
Речь была встречена с энтузиазмом; по окончании чтения Робеспьер сказал: «Эта речь, которую вы выслушали, - моё предсмертное завещание; сегодня я видел смерть - заговор злодеев так силен, что я не надеюсь её избегнуть. Я умру без сожаления; у вас останется память обо мне; она будет вам дорога, и вы её сумеете защитить».
На следующий день были бурные события в Конвенте, когда Робеспьер был арестован заговорщиками. Они лучше и короче всего характеризуются словами самого Робеспьера - его последними словами, произнесёнными в Конвенте: «Республика погибла - настало царство разбойников!».
Раймон Огюст Кинсак Монвуазен (1790-1870). 9 термидора
Макс Адамо Штурц (1837-1901). Падение Робеспьера в Конвенте 27 июля 1794 года. 1870
На картине Макса Адамо Робеспьер сидит, потрясённый случившимся, в то время как Конвент декретирует его арест.
Фрагмент предыдущей картины
Затем вместе с арестованными соратниками он ушёл из-под ареста и начал борьбу с Конвентом. В ответ Конвент объявил их вне закона, это означало немедленную казнь без суда после удостоверения личности (именно это на следующий день и произошло).
Жан-Жозеф Вертс (1846-1928). Робеспьер и Сен-Жюст, укрывшиеся в Ратуше в ночь с 9 на 10 Термидора
Фрагмент предыдущей картины
Но попытка восстания против Конвента проиграла, вооружённые защитники Конвента ворвались в ратушу. При аресте Робеспьер получил огнестрельное ранение в челюсть.
Жан Дюплесси-Берто (1747-1819). Арест Максимилиана Робеспьера
Жан-Жозеф-Франсуа Тассар (1765-1835). Арест якобинцев в Ратуше, в ночь на 10 термидора. Жандарм Мерда стреляет в Робеспьера. 1796
Историки революционного направления позднее со вкусом повторяли фамилию жандарма, ранившего Робеспьера - Мерда! Гоголевская фамилия ещё до рождения самого Николая Васильевича. :) Но к «чести» мсье Мерда надо сказать, что он всю жизнь стремился сменить эту фамилию, доставлявшую ему столько неудобств, вернее, избавиться в ней от буквы «р». И в конце концов его заветная мечта сбылась! Он получил титул барона и, наконец, сменил свою ненавистную фамилию. А умер барон Меда в чине бригадного генерала после ранения при Бородино. Вот так и получилось, что русские артиллеристы, сами того не желая, невольно немножко отомстили за Робеспьера... :)
Шарль-Андре Мерда, барон Меда (1773-1812)
Прямо-таки граф Мерзляев-Мерзяев из известного советского фильма, только наоборот. :)
Робеспьер лежит на столе Комитета общественного спасения, 9 термидора II года (27 июля 1794)
Валерий Якоби (1834-1902). 9 термидора
Андре Эмиль Ларше (1879-1896). Робеспьер
Люсьен Этьен Меленг (1841-1889). Утро 10 термидора
А это довольно необычная картина о 10 термидора, на ней нет ни Робеспьера, ни его соратников, но она показывает тех, кто жадно ждал вестей о его аресте.
Уильям Генри Фиск (1827-1884). Ждут новость об аресте Робеспьера в 1794 году. 1866
Скульптор Gaston Broquet (1880-1947). Робеспьер раненый. Открытка. Начало ХХ века
Робеспьер 10 термидора
Жан-Жозеф Вертс. Десятого термидора
Альфред Генри Морер (Маурер) (1868-1932). Робеспьер и Сен-Жюст на пути к эшафоту
Зарисовка ещё остававшегося на свободе друга Робеспьера, сделанная им с натуры:
Жак-Луи Давид (1748-1825). Максимилиан Робеспьер по пути на гильотину, 28 июля 1794
28 июля 1794 (10 термидора). Казнь Робеспьера
28 июля 1794 (10 термидора). Казнь Робеспьера
Казни Максимилиана Робеспьера и его сторонников 28 июля 1794
Английская антиякобинская карикатура. Гильотина гонится за Робеспьером и другими депутатами. Гильотина выкрикивает: «Я иду! Я иду! Я заполучу тебя, сейчас я иду за тобой по пятам». Убегающий депутат восклицает: «Ох! Мне она вообще не нравится, совсем!»
Вот, собственно, и всё. Могила и бессмертие, как и было сказано...
Гипсовая маска Робеспьера