День в истории. Сталинский дипломат по прозвищу «Папаша» (в 25 иллюстрациях)
Георгий Чичерин и Максим Литвинов (справа). 1923 год
17 (5) июля - день рождения Максима Максимовича Литвинова (1876-1951), старого большевика, революционера, наркома иностранных дел СССР (1930-1939), в 1941-1943 - посла СССР в США. Подпольное прозвище Максима Максимовича было «Папаша».
Знакомый с ним художник Борис Ефимов позднее объяснял различие политики Литвинова и его предшественника Чичерина (кстати, два этих наркома-большевика очень не ладили друг с другом):
«Чичерин олицетворял собой внешнюю политику большевистского руководства периода острой и непримиримой конфронтации с Западом. Его дипломатические ноты, выступления, речи были полны острыми и саркастическими выпадами против руководителей европейских стран, иронией и насмешками. Возможно, это и было уместно в ту пору, но отнюдь не способствовало умиротворению, созданию мирного существования, хотя нельзя отказать Георгию Васильевичу в остроумии и убедительности. Однако наступали новые времена. Ход истории создавал новую международную обстановку, новые международные отношения и требовал от дипломатии других политических установок и методов. Ими в совершенстве владел уже не Чичерин, а Литвинов, и он закономерно занял пост руководителя советской дипломатии. При этом необычайно возросла его популярность в странах Запада, о чём свидетельствовало обилие дружеских шаржей на Максима Максимовича в зарубежной печати. Да и я сам с весёлым юмором изображал его не раз и не два».
Май 1919 года. М.М. Литвинов рядом с В.И. Лениным
Группа руководящих работников Наркоминдела М.М. Литвинов, Г.В. Чичерин, Л.М. Карахан, Я.С. Ганецкий. 1923 год
В общем, если Чичерин был дипломатом эпохи «похода 14 держав» и «полосы признаний» СССР, то Литвинов стал дипломатом эпохи «мирного сосуществования». Вернее, попыток построить такое сосуществование... Конечно, более подходящего человека, чем Литвинов, для такой задачи было трудно найти, другой вопрос - была ли она тогда исполнима... Илья Эренбург вспоминал: «Литвинов хорошо знал Запад, он прожил много лет в эмиграции, женился на англичанке. Он говорил о Ленине: «Это был человек, который понимал не только претензии русского крестьянина, но и психологию Ллойд-Джорджа или Вильсона…»
Конечно, брак с англичанкой, которую по-русски называли Айви Вальтеровна Литвинова, и которая оставалась подданной британской короны, был притчей во языцех, когда речь заходила о наркоме.
Айви Литвинова, урождённая Лоу (1889-1977) в советском посольстве в США, на фоне картины Владимира Серова, изображающей штурм Зимнего дворца в 1917 году. Журнал Life, октябрь 1942. В качестве домашнего животного Айви держала козочку, с которой гуляла по улице. Когда в 1968 году внук наркома Павел Литвинов стал диссидентом и участником известной демонстрации «семёрки» на Красной площади против ввода советских войск в Чехословакию, Айви Литвинова написала в суд письмо в защиту внука
Илья Эренбург вспоминал: «У Максима Максимовича была вполне миролюбивая внешность: толстый, добродушный, хороший семьянин. Да и досуги его были заполнены невинными развлечениями - за границей, когда выпадали два-три свободных часа, шёл в кино, глядел мелодраматические фильмы, «страсти-мордасти». Он любил хорошо покушать, и приятно было на него глядеть, когда он ел - так восхищённо он макал молодой лучок в сметану, с таким вкусом жевал. Любил разглядывать большой атлас, - наверно, колесил по далёким незнакомым странам. Он любил жить. Однако этот добродушный человек умел полемизировать, и западные дипломаты поглядывали на него с опаской. Некоторые из его выступлений в Лиге Наций облетели мир. Жолио мне рассказывал, что выступление Литвинова, сказавшего, что нельзя договариваться с бандитами о том, в каком квартале города они могут безнаказанно разбойничать, помогло ему понять не только безнравственность, но глупость западной политики за несколько лет до Мюнхена...»
Максим Литвинов, советский посол в США, улыбается, услышав замечание одного из ораторов на ежегодном ужине Зарубежного пресс-клуба, состоявшемся в отеле Waldorf-Astoria. 1940-е
Основная линия политики Литвинова была понятна: борьба за мир, союз с западными демократиями против наступления фашизма. Это видно и по советским шаржам на наркома.
Рисунок Михаила Черемных (1890-1962). 1922 год. «Трубка мира. Литвинов (протягивая трубку мира): - Не хотите ли затянуться, господа? Антанта: - Извините, некурящие!»
Рисунок Леона Генча (1898-1974). 1929 год. «В Женеве. Советская услуга. Литвинов: - Позвольте, милорды, я вам... зажгу свет!..»
Рисунок Владимира Козлинского (1891-1967). 1932 год. «Два мира. - Странная вещь... Язык дан дипломату, чтобы скрывать свои мысли, а Литвинов вместо этого вскрывает наши мысли»
Рисунок Бориса Ефимова (1900-2008). 1932 год. «Особое мнение. - С вашим проектом полного разоружения, тов. Литвинов, я согласен, но вилы я всё-таки не сдам»
Этот рисунок 1933 года, по мотивам речей наркома, указывает на военно-морские приготовления Японии против Соединённых Штатов (что и подтвердилось в 1941 году нападением на Пёрл-Харбор).
Рисунок Льва Бродаты (1889-1954), тема В. Гранова. 1933 год. «Два пути в Америку (уроки политгеографии). Советский вариант. Японский вариант»
Рисунок Бориса Ефимова. 1936 год. «Максим Максимович Литвинов - чемпион мира. К шестидесятилетию со дня рождения»
Рисунок Бориса Ефимова. 1932 год. «Не выпускать зверя из клетки! Советская дипломатия за работой»
Но «не выпускать зверя (то есть войну) из клетки» не очень-то получалось, мир неудержимо катился к началу Второй мировой. Вершиной деятельности Литвинова следует считать, вероятно, момент, когда США де-юре признали СССР и были установлены полноценные дипломатические отношения. Это произошло 16 ноября 1933 года.
1936. Заседание Лиги наций в Лондоне. Во время выступления министра иностранных дел Германии Риббентропа Литвинов демонстративно читает газету
Уинстон Черчилль в своих мемуарах писал: «Литвинов, который представлял Советское правительство, быстро приспособился к атмосфере Лиги Наций и пользовался её моральным языком с таким большим успехом, что он скоро стал выдающимся деятелем».
Но неизбежно происходил и обратный процесс: словечки, понятия, «моральный язык» западной буржуазной дипломатии, а значит, и всё её мировоззрение просачивались и перетекали в СССР. К примеру, поселились и прочно прижились в советском дипломатическом словаре словечки «агрессия» и «агрессор», которые с марксизмом согласуются совсем плохо, чтобы не сказать - совсем никак. У Ленина, к примеру, во всех его сочинениях этих слов, конечно, не найти...
Или известное рассуждение: «Ни одной пяди чужой земли не хотим, но и своей земли, ни одного вершка своей земли не отдадим никому». Оно тоже близко к западному пониманию так называемой «территориальной целостности», которого марксисты ранее вовсе не разделяли.
Рисунок Константина Ротова (1902-1959). 1934 год
Лев Троцкий подверг эти слова самой разгромной критике. В 1936 году он писал:
«Официальная формула внешней политики СССР, широко рекламированная Коминтерном, гласит: «Ни пяди чужой земли не хотим, но не уступим ни пяди и своей земли». Между тем в вопросе о Монголии дело вовсе не идёт о защите «своей земли»: Монголия - независимое государство. Оборона революции, как видно даже из этого маленького примера, не сводится к обороне границ. Действительный метод обороны состоит в том, чтоб ослаблять позиции империализма и усиливать позиции пролетариата и колониальных народов во всём мире. Невыгодное соотношение сил может заставить, в интересах спасения основной базы революции, уступить врагу много «пядей» земли, как это было в эпоху Брест-Литовска, отчасти и в случае с Восточно-китайской дорогой. И наоборот, более выгодное соотношение сил налагает на рабочее государство обязанность приходить на помощь революционным движениям в других странах, не только морально, но, если нужно, и при помощи вооружённой силы: освободительные войны представляют собою составную часть освободительных революций. Опыт с Монголией вдребезги разрушает таким образом идеологию консервативного пацифизма, опирающегося на исторические границы, как на скрижали завета. Границы СССР - только временные траншеи классовой борьбы. Они не имеют даже национального оправдания. Украинский народ, - чтоб взять один из многих примеров, - разрезан государственной границей пополам. Если б обстоятельства сложились благоприятно, Красная армия была бы обязана прийти на помощь угнетённой польскими палачами Западной Украине. Не трудно представить себе, какой гигантский толчок объединение рабочей и крестьянской Украины дало бы революционному движению в Польше и во всей Европе. Границы всех государств - только оковы производительных сил. Задача пролетариата - не охранение статус-кво, т.е. не увековечение границ, а наоборот, их революционное упразднение с целью создания Социалистических Соединённых Штатов Европы и всего мира».
Отношения Литвинова с другими руководителями СССР складывались далеко не просто и отнюдь не безоблачно. Илья Эренбург: «Литвинов был на три года старше Сталина. Максим Максимович о Сталине отзывался сдержанно, ценил его ум и только один раз, говоря о внешней политике, вздохнул: «Не знает Запада… Будь нашими противниками несколько шахов или шейхов, он бы их перехитрил…» Характер у Литвинова был далеко не мягкий. Я.3. Суриц рассказал мне о сцене, свидетелем которой был. В 1936 году Сурица вызвали в Москву. На совещании Литвинов изложил свою точку зрения, Сталин с ним согласился, подошёл и, положив руку на плечо Литвинова, сказал: «Видите, мы можем прийти к соглашению». Максим Максимович снял руку Сталина со своего плеча: «Ненадолго…»
Острые политические конфликты возникали у Литвинова и с Чичериным, и позднее с Молотовым. Их отзвуки хорошо видны в книге Феликса Чуева «140 бесед с Молотовым». Вячеслав Михайлович говорил: «Я, конечно, не очень хорошего мнения о Литвинове, но заслуги у него есть. Он, конечно, дипломат неплохой, хороший. Но духовно стоял на другой позиции, довольно оппортунистической, очень сочувствовал Троцкому, Зиновьеву, Каменеву, и, конечно, он не мог пользоваться нашим полным доверием». «Литвинов только случайно жив остался», - добавлял Молотов.
Лев Троцкий говорил в одном из выступлений в конце 30-х годов: «Я слышал даже, что Литвинов всегда увозит с собой из-за границы в кармане сюртука свежий номер «Бюллетеня [оппозиции]». Под присягой я этого, правда, заявить не могу, тем более, что не хочу причинять неприятности советскому дипломату».
Илья Эренбург: «На заседании, когда Литвинова поносили и вывели из ЦК, он возмущённо спросил Сталина: «Что же, вы считаете меня врагом народа?» Выходя из зала, Сталин вынул трубку изо рта и ответил: «Не считаем». Когда я думаю о судьбе моих друзей и знакомых, я не вижу никакой логики. Почему Сталин не тронул Пастернака, который держался независимо, а уничтожил Кольцова, добросовестно выполнявшего всё, что ему поручали?.. Почему, убив почти всех помощников Литвинова, не расстрелял строптивого Максима Максимовича? Всё это остаётся для меня загадочным. Да и сам Литвинов ждал другой развязки. Начиная с 1937 года и до своей последней болезни он клал на ночной столик револьвер - если позвонит ночью, не станет дожидаться последующего…»
Борис Ефимов приведённый выше публичный диалог Сталина и Литвинова, происшедший в 1941 году, передавал несколько более подробно:
«- Товарищ Сталин! - неожиданно и дерзко обратился Литвинов к вождю. - Что же я, по-вашему, враг народа?
Такого смелого вопроса Сталин явно не ожидал. И, помолчав, медленно ответил:
- Нет, Папаша (это была партийная кличка Литвинова в дореволюционное время), врагом народа не считаем. Считаем честным революционером».
Ещё несколько советских шаржей на Литвинова:
Рисунок Михаила Черемных (1890-1962). 1922 год. «Квартет (почти по Крылову). Литвинов-соловей: А вы друзья, где ни садитесь, всё в музыканты не годитесь!..»
Рисунок Л.М. (Межерепина). Журнал «Красный перец», 1923. «Большевики, пишущие ответ аглицкому керзону». Стоят: Будённый, главком Сергей Каменев, Лев Каменев, Раковский, Сталин, Зиновьев. Сидят: Рыков, Калинин, Радек, Красин, Бухарин, Чичерин, Троцкий, Демьян Бедный (спиной), Литвинов
Рисунок Льва Бродаты. «Сомнительное преимущество. В Англии в средней школе до сих пор учащихся секут розгами. (Из запроса т. Ларина)
- А знаете ли вы, мистер Литвинов, каковы позиции Англии?
- Ещё бы, сэр! Я ясно вижу, что мой противник окопался в сильно пересечённой местности!»
А так выглядел Литвинов, несмотря на всё своё стремление дружить с Западом, на карикатурах русской белой эмиграции:
Рисунок Mad'a. Журнал «Иллюстрированная Россия». 1930-е. «Немецкий дипломат: - Дипломат должен быть серьёзным и суровым. Французский: - Дипломат должен быть воспитанным и предупредительным. Американский: - Дипломат должен быть хладнокровным и спокойным. Итальянский: - Дипломат должен быть энергичным и решительным. Английский: - Дипломат должен быть сухим и корректным. Литвинов: - Хе-хе! Они забыли сказать, что дипломат должен быть умным...»
Рисунок Mad'a. «Встреча в Руайя. «У Троцкого заветная мечта - вернуться в СССР и умереть среди друзей». - Я хочу умереть в СССР!.. - Гм... Это легко устроить...» 1930-е
Рисунок Mad'a. Август 1936. Рисунок по итогам процесса Зиновьева и Каменева. «Всё для детей. «Очередной номер «Пионерской Правды» целиком посвящён выражению радости детей по поводу расстрела 16-ти». (Из газет).
- В Европе никто не понимает, почему их расстреляли. Но теперь мы можем объявить, что сделали это для того, чтобы доставить радость детям: это должно произвести очень хорошее впечатление за границей...»
Рисунок Mad'a. Октябрь 1938
Карикатура из белоэмигрантского журнала «Новый Сатирикон». 1931
А так Литвинов виделся художникам Третьего рейха:
«Двуличный характер советской дипломатии. Господин Литвинов (советский нарком по иностранным делам) в Женеве, выступающий в качестве пацифиста. Господин Литвинов в Москве, занимающийся разжиганием мировой революции». 1930-е
«Эскадрилья лживых измышлений Коминтерна. «Когда эскадрильи наших бомбардировщиков оказываются неспособными достичь желаемого результата, мы прибегаем к использованию более эффективного и многократно испытанного оружия». 1930-е
Литвинов на обложке журнала Time в 1933 году:
Борис Ефимов вспоминал, как они с братом Михаилом Кольцовым в конце 1930-х годов были в гостях у Литвинова. Зашла речь о том, что писатель Лион Фейхтвангер в беседе усомнился в искренности признаний подсудимых на открытом процессе 1937 года. Узнав об этом, советский руководитель Лев Мехлис вскипел и рявкнул: «Сомневается в их искренности? А пошёл он...!» Выслушав это, Максим Максимович расхохотался.
- Что ж. Для таких, как Мехлис, - это главный и неопровержимый довод. Как гласит латинское выражение «ультима рацио» («последний довод»).
«В это время радио передавало из Большого театра трансляцию какого-то собрания, на котором присутствовал Сталин. Зачитывалось традиционное приветствие ему со стандартными фразами типа: «Дорогой товарищ Сталин! Шлём тебе, нашему гениальному, мудрому и любимому вождю и учителю...» Литвинова буквально передёрнуло.
- А зачем посылать? - с раздражением заметил он. - Ведь он сидит тут же. Всё это слушает. Византийское раболепие! Но, видимо, ему это по вкусу».
Ещё один портрет Литвинова - здесь он изображён с некоторой симпатией, на фоне японской и германской змей, итальянской змейки и американского гербового орлана. Очевидно, это изображение относится ко времени его деятельности в качестве посла в США.
Рисунок Бориса Арцыбашева (1899-1965)
Эренбург: «За несколько дней до смерти он лежал днём с закрытыми глазами; жена тихо спросила его: дремлет он или задумался? Он ответил: «Я вижу карту мира», - то, что называется «дипломатией», было для него творчеством, он мечтал, как предотвратить войну, сблизить народы и континенты, карта для него была тем, чем служат художнику тюбики с красками».