День в истории. «Кровавое воскресенье» и его автор
Кукрыниксы. Великий князь Владимир Александрович. 1955
У современного зрителя эта карикатура советских художников Кукрыниксов на великого князя Владимира Александровича (1847-1909) вызовет, наверное, вопросы: а почему именно этот великий князь изображён в таком зловещем и неприглядном виде? Да ещё когда его уже более 45 лет и на свете не было? Ведь великих князей до революции имелось, что называется как грязи хоть пруд пруди, чем же именно этот заслужил столь недобрую память по себе? Кто он, собственно, такой?
Великий князь Владимир Александрович (1847-1909)
Итак, Владимир Александрович. Младший брат Александра III, родной дядя Николая II и, между прочим, прародитель всей нынешней ветви «Кирилловичей». Ведь это его родной сын Кирилл Владимирович (1876-1938) в дни революции, 1 марта 1917 года, то есть ещё до отречения Николая II, нацепил себе на грудь красный революционный бант и явился в Государственную Думу, чтобы заявить её председателю Михаилу Родзянко о том, что подчинённый ему Гвардейский экипаж переходит в его полное распоряжение. Чем позднее бесчисленное количество раз в.к. Кириллу и его потомству кололи глаза более верноподданные монархисты. А потом, уже в эмиграции, Кирилл провозгласил себя императором всероссийским в изгнании. Ныне потомки Кирилла - Кирилловичи - претендуют на (несуществующий, по счастью) русский престол, а его внучка носит ныне титул «главы Дома Романовых Её Императорского Высочества Государыни Великой Княгини» Марии Владимировны. Однако не этим, вовсе не этим остался в истории отец «императора Кирилла Первого», а совсем иным...
Дело в том, что если у исторических событий бывают авторы, то великого князя Владимира можно с полным основанием назвать автором 9 (22) Января 1905 года. Которое вошло во все советские учебники как «Кровавое воскресенье».
Юный государь Николай II робел и тушевался перед своим величественным дядюшкой. Генерал Александр Мосолов писал о великом князе: «Красивый, хорошо сложенный, хотя ростом немного ниже своих братьев, с голосом, доносившимся до самых отдалённых комнат клубов, которые он посещал, большой любитель охоты, исключительный знаток еды (он владел редкими коллекциями меню с собственноручными заметками, сделанными непосредственно после трапезы), Владимир Александрович обладал неоспоримым авторитетом. <…> Государь Николай II испытывал перед Владимиром Александровичем чувство исключительной робости, граничащей с боязнью».
Бытует мнение, что вся и всяческая жестокость в истории происходит оттого, что её совершают «тёмные, неграмотные, невежественные, дикие» люди. А вот если бы историю творили культурные, образованные, и главное, сведущие в ней люди, то ничего подобного мы бы в ней не наблюдали. Увы, увы! Потому что велкнязь был человеком не просто грамотным, а высокообразованным, глубоко и подробно знавшим, в частности, историю. Главой Императорской Академии художеств, между прочим. Более того! Именно своими историческими знаниями он и руководствовался, когда отдавал приказ о расстреле.
Все, вероятно, знают, чем закончились эти события 9 (22) января 1905 года, тогда же запечатлённые в стихах Владимира Бонч-Бруевича:
Андрей Лысенко. 9 января 1905 года. 1955.
Мы мирно стояли пред Зимним дворцом,
Царя с нетерпеньем мы ждали:
Как дети, любимые нежным отцом,
Несли ему наши печали...
Привёл нас священник с иконой святой,
Он послан был нам в утешенье:
Как часто сердечною речью простой
Смирял в нас страстей он боренье...
Владимир Маковский. 9 января 1905 года на Васильевском острове. 1905-1907
В.Е. Маковский. Этюд к картине «9 января 1905 года на Васильевском острове». 1905-1907
Современники же были не только шокированы и потрясены, но и изумлены, озадачены происходившим у них на глазах. Это изумление передал, в частности, корреспондент лондонской газеты «Дэйли телеграф» Диллон, близкий к царским придворным кругам. Он писал в своей корреспонденции 9 января: «Я спросил одного придворного, почему сегодня без соблюдения формальностей убивают безоружных рабочих и студентов. Он ответил: «Потому что гражданские законы отменены и действуют законы военные... Прошлой ночью его величество решил отстранить гражданскую власть и вручить заботу о поддержании общественного порядка великому князю Владимиру, который очень начитан в истории французской революции и не допустит никаких безумных послаблений. Он не впадёт, - продолжал царедворец, - в те ошибки, в которых повинны многие приближённые Людовика XVI; он не обнаружит слабость - он считает, что верным средством для излечения народа от конституционных затей является повешение сотни недовольных в присутствии их товарищей... Сегодня его высочество обладает высшей властью и может испробовать свой способ сколько угодно... Великому князю Владимиру представляется необыкновенный случай обнаружить свои способности. Он будет укрощать мятежный дух толпы, даже если бы ему пришлось для этого послать против населения всё войско, которым он располагает». Великий князь Владимир заявил: «Нужно открыть жилы России и сделать ей небольшое кровопускание».
А что же было бы, если бы император Николай II не вручал таких чрезвычайных полномочий своему дядюшке, а наоборот, решился бы принять предводителя протестующих священника Георгия Гапона? Может быть, и революции бы тогда никакой не было вовсе? На вопрос, что бы всё-таки произошло, если бы царь принял петицию, лучше всего ответил как-то сам Георгий Гапон. Он сказал революционеру Владимиру Поссе, по воспоминаниям последнего: «Я упал бы перед ним [царём] на колени и убедил его при мне же написать указ об амнистии всех политических. Мы бы вышли с царём на балкон, я прочёл бы народу указ. Всеобщее ликование. С этого момента я - первый советник царя и фактический правитель России».
С картины неизвестного художника. Священник Георгий Гапон и рабочие у Нарвской заставы 9 января 1905 года
Георгий Гапон во время жизни в Европе, в мирской одежде
Иначе говоря, приём царём вожака петиционеров всё равно означал бы начало революции - но только не против монарха, а вместе с ним, заодно... на первых порах. Здесь стоит напомнить, что Великая Французская революция именно так поначалу и развивалась. Король Людовик XVI, скрепя сердце, благословил в 1789 году штурм восставшими парижанами Бастилии, потом одобрял и следующие шаги революции... идя навстречу требованиям народа. Вплоть до 20 июня 1792 года, когда произошла яркая сценка: король вышел к бушующей толпе и, по её требованию, надел красный революционный колпак и поклонился народу. Раздались общие крики «ура!». Но уже через полтора месяца монархия была свергнута, а спустя 7 месяцев, 21 января, король расстался и с головой. Сама же политика уступок продлила на три года царствование монарха и на три с половиной года - его жизнь. Но революцию отнюдь не остановила и королевскую шею от ножа гильотины не спасла...
Вероятно, «начитанный в истории французской революции» великий князь Владимир хорошо знал и такую любопытную деталь этого исторического эпизода. В тот самый день, когда король в красном фригийском колпаке униженно кланялся восставшему народу, спасая свою корону и шею, в толпе присутствовал другой будущий монарх Франции - а тогда безвестный офицер по имени Наполеон Бонапарт. Советский историк академик Евгений Тарле писал: «Когда перепуганный этой грозной демонстрацией Людовик XVI поклонился толпе из окна, к которому подошёл в красной фригийской шапке (одной из эмблем революции), Наполеон сказал с презрением: «Какой трус! Как можно было впустить этих каналий! Надо было смести пушками 500-600 человек, - остальные разбежались бы!» Я смягчаю эпитет, применённый Наполеоном к Людовику XVI, так как передать его в точности в печати нет ни малейшей возможности».
Людовик XVI в революционном фригийском колпаке, пьёт за здоровье народа (слева)
Плакат времён Французской революции «Диалог». Шедевр лаконичности:
«Корона: Я теряю голову.
Гильотина: Я получаю одну».
Вполне вероятно, что великий князь был знаком с этой знаменитой репликой Наполеона. И решил последовать его совету...
Любопытно, что и революционеры прекрасно понимали параллель между этими двумя историческими событиями: походом на королевский дворец в 1792-м и походом к Зимнему 1905 года. Революционная газета «Искра» в те дни писала: «Тысячными толпами решили рабочие собраться к Зимнему Дворцу и требовать, чтобы Царь самолично вышел на балкон принять петицию и присягнуть, что требования народа будут выполнены. Так обращались к своему «доброму королю» герои Бастилии и похода на Версаль! И тогда раздалось «ура» в честь показавшегося толпе по её требованию монарха, но в этом «ура» звучал смертный приговор монархии».
21 янвря 1793. Казнь Людовика XVI
Таким образом, «все дороги вели в Рим», и мягкая, и жёсткая. Но вышло по-жёсткому. Жандармский генерал Александр Герасимов рассказывал, как это выглядело на практике: «Мост, находившийся в нескольких километрах от Зимнего дворца, из пригородов в центр города, был занят солдатами. Лишь только голове отряда удалось вступить на мост, показался кавалерийский разъезд. Толпа разомкнулась и пропустила его, для того чтобы затем сомкнуться вновь и идти дальше. Тотчас же рота, занимавшая мост, направила свои ружья на толпу. Прозвучал рожок горниста, затем воздух прорезал сухой, неравномерный залп. Очевидно, предупреждающего рожка не поняли, и вот уже лежали убитые и раненые, а многие ещё не понимали, что именно случилось.
Считая, что произошло недоразумение, полицейский офицер в отчаянии обратился к военным:
- Что вы делаете? Почему вы стреляете в религиозную процессию?
В это время раздался второй залп, и полицейский офицер упал ничком. За ним - вся толпа, стоявшая у моста. Было неизвестно, кто убит, кто ранен, кто бросился на землю, спасаясь от пуль. Стояли только несколько человек, несущих образа».
Из воспоминаний участника гапоновского Собрания А.Е. Карелина: «Заранее было условлено, что после шествия мы все вместе сойдёмся, кто уцелеет. Со страхом шли мы в отделы, а как пришли, убедились, что пришёл конец и царю, и богу, что нет для рабочих ни бога, ни царя. В отделах люди, не только молодые, а и верующие прежде старики, топтали портреты царя и иконы. И особенно топтали и плевали те, кто прежде в отделах заботился о том, чтобы пред иконами постоянно лампадки горели, масла в них подливали, лампадочники, и те веру в царя и бога потеряли».
Правда, сам государь свою корону пока сохранил... ещё на 12 лет. И голову - на 13.
Войцех Коссак (1856-1942). Кровавое воскресенье. 1905
Войцех Коссак. Кровавое воскресенье. 1905. Фрагменты
