День в истории. Штрихи к портрету Михаила Суслова
21 ноября - день рождения Михаила Андреевича Суслова (1902-1982), второго человека в КПСС на протяжении всех брежневских лет.
Михаил Суслов
Суслова недаром называли «человеком в футляре», он и говорил обычно коротко, лаконично, так что складывать его образ приходится из маленьких штрихов, как мозаику или паззл. Причём очень много известно и написаны десятки страниц о его стиле жизни, который действительно был очень своеобразным и выделявшимся в 1970-е годы на общем фоне. Но эта же любовь к сухости и краткости мешает нам проникнуть в мысли Михаила Андреевича, и понять, что он думал о политике, как видел собственную роль в истории. Потому что говорил он об этом крайне мало и неохотно, если не считать официальных речей, в которых ничего личного практически и нет.
1. Суслов был человеком в каком-то смысле довольно смелым. Его зять Леонид Сумароков (1938-2019) рассказывал такой эпизод: «Когда, например, в 1953 году вскрыли сейф арестованного Берия, обнаружилось, что Суслов фигурировал у него в списках в качестве подлежащих устранению лиц под номером 1. Думаю, что причины, конечно, были политические. Но достоверно знаю, что Берия любил «поозорничать», иногда даже в присутствии Сталина, во время трапез у него с участием членов Политбюро. То помидор подложит под сиденье, то соус кому-то на костюм прольёт. Однажды попытался сделать подобную пакость и Суслову. Тот встал и громко сказал, - если когда-нибудь что-то подобное повторится, вот эта тарелка с борщом выльется на вас. Берия промолчал...»
Возможно, эта история, да и весь стиль поведения Суслова, дал повод Леониду Ильичу Брежневу позднее пошутить: «Михаил Андреевич не боится ничего... кроме сквозняков».
2. Сквозняков и сырости Суслов действительно очень остерегался, поскольку переболел в юности туберкулёзом и всю жизнь боялся возвращения болезни. Отсюда его знаменитые галоши, которые он продолжал носить, когда никто в Москве их уже не носил. Но в этом было и проявление характерной для Суслова рачительности и бережливости: ведь галоши сберегают обувь, защищая её от сырости и грязи.
Зонт от дождя, принадлежавший М.А. Суслову. 1960-1970-е
На охоту по приглашению Брежнева он приехал только однажды. «Он вышел из машины в галошах, - вспоминал охранник Генсека В. Медведев. - Понюхал воздух.
- Сы-ро, - сказал он с ударением на «о», влез обратно в машину и уехал. Даже в охотничий домик к Брежневу не зашёл».
Заядлый охотник Брежнев время от времени присылал Суслову из Завидово в качестве угощения свои охотничьи трофеи. Это были утки, мясо кабанов или оленина. Михаил Андреевич пробовал подаренное, съедал маленький кусочек, и неизменно хвалил: «Какое душистое мясо!». Возможно, в этих словах была и нотка иронии. Всё остальное, к большому удовольствию его близких и обслуги, доставалось им.
Дмитрий Налбандян (1906-1993). Созидание во имя мира. 1981. Фрагмент
3. В историю Суслов вошёл как строгий цензор, но он препятствовал публикациям произведений, которые позднее составили идеологию «перестройки». Например, он тормозил выход на экраны фильма «Гараж» Эльдара Рязанова (1979). Летом 1962 года Суслов беседовал с писателем Василием Гроссманом по поводу его романа «Жизнь и судьба» и сказал: «Я не читал вашей книги, но внимательно прочитал рецензии и отзывы, в которых много цитат из вашего романа. Он враждебен советскому народу, его публикация принесёт вред. Ваша книга полна ваших сомнений в правомерности нашей советской системы. Его можно будет издать через 200 лет». Роман был издан спустя четверть века, в эпоху перестройки...
В то же время Суслов ещё с конца 1940‑х годов покровительствовал писателю‑фантасту Ивану Ефремову. Вероятно, ему импонировали открыто выраженные коммунистические представления писателя о будущем.
Леонид Сумароков: «Он какими-то чертами напоминал мне романтику революционеров, описанных у Чернышевского и Тургенева, стремящихся построить новое общество, основанное на принципах социальной справедливости и отдающих всего себя этой цели. Личное для него отходило на второй план, главным оставался общественный, государственный интерес, и это у него было буквально в крови».
4. На руке Суслов носил довольно скромные часы на тоненьком кожаном ремешке, которые никогда не менял. И как-то поделился секретом своей пунктуальности и точности: он ставил часы на 10 минут вперёд, «чтобы не опаздывать и иметь резерв времени».
Во всём он был педантом и аккуратистом. Покидая свой кабинет точно в момент окончания рабочего дня, Суслов не оставлял на письменном столе ни одной непросмотренной бумаги.
Начальник его охраны Борис Мартьянов рассказывал такой случай: «Михаил Андреевич умел сердиться... У него была дача по Рублёвке - в Сосновке. Однажды рабочие красили на даче забор из сетки. По забору рос хмель, и рабочие - комендант недоглядел! - замарали краской кусты. Досталось и поблизости росшей черемухе. Суслов природу очень любил. Он так разгневался, говорит мне: «Мне не нужен такой комендант!» Я стал его успокаивать. Он замолчал и ушёл. На второй день рабочие посадили вокруг ёлки, в одном месте даже достали и посадили черемуху - правда, более взрослую, чем была прежняя. В общем, навели марафет. Суслов сжалился, говорит мне: «Вы знаете, Ленин коменданта своего уволил за такое отношение к растениям-деревьям...» Вероятно, он имел в виду историю, когда Ильич рассердился за покраску в яркие кричащие цвета стволов лип в Александровском саду художниками-модернистами.
Визитная карточка М.А. Суслова. Если говорят, что «человек - это стиль», то весь стиль Михаила Андреевича, как в капле воды, отражён вот в этой его визитной карточке. Строгий лаконизм и минимализм во всём :)
5. Из обращений к коллегам Суслов предпочитал официальное обращение «товарищ» с добавлением фамилии. Лишь в отношении Генсека в неофициальной обстановке позволял себе более неформальное обращение «Леонид Ильич». Михаил Горбачёв о Суслове: «Беседы с Сусловым были всегда короткими. Он не терпел болтунов, в разговоре умел быстро схватить суть дела. Сантиментов не любил, держал собеседника на расстоянии, обращался со всеми вежливо и официально, только на «вы», делая исключения для очень немногих».
Александр Яковлев вспоминал: «На политбюро ходили как на праздник. Там ничего не случалось: хихоньки и хахоньки, Брежнева заведут, и он давай про молодость и про охоту рассказывать. А на секретариатах Суслов обрывал любого, кто на миллиметр отклонялся в сторону от темы: «Вы по существу докладывайте, товарищ»... Он как-то смотрел по телевизору хоккей и увидел, что команде-победительнице вручили в награду телевизор. На другой день был снят с работы директор телевизионного завода. Суслов спросил: «Он что, свой собственный телевизор отдал?» И всё».
Брежнев говорил, что, оставляя в Москве Суслова «на хозяйстве» на время отпуска или иностранной поездки, он может быть спокоен. Он знал, что на его место тот не претендует. Говорил главному кремлёвскому врачу Чазову: «Смотри у меня! Если ты мне не убережёшь Михаила Андреевича, я не знаю, что тогда сделаю. В отставку уйду!». Когда Суслова не стало, Брежнев не сдержал слёз, говоря: «Мишу не уберегли». Самому ему в тот момент оставалось жить менее года...
Брежнев и Суслов на трибуне Мавзолея
На груди членов Политбюро на Мавзолее, кроме звёзд орденов, приколоты обыкновенные значки с бантиками. Их прикрепляли пионеры, поднимавшиеся поздравлять руководителей на трибуну Мавзолея. Сохранился такой первомайский значок, приколотый М.А. Суслову на демонстрации 1 Мая 1974 года:
6. Леонид Сумароков: ««Что касается личной работы в те часы, когда мы его видели дома, то сколько я его помню, он всегда читал. По много часов подряд, изо дня в день в день без выходных, делая перерывы лишь для коротких прогулок. Разумеется, прежде всего просматривал рабочие материалы из папок, которые постоянно привозили и меняли порученцы. А затем (это было его любимое занятие) - чтение художественной литературы. Помимо регулярного чтения с цветным карандашом в руках публикаций в ведущих общественно-политических и художественных журналах, он часто обращался к русской и мировой классической литературе. Помню, за несколько месяцев до смерти вдруг почему-то стал перечитывать имевшуюся в его библиотеке книгу «Трое в одной лодке» [в русском переводе обычно называется «Трое в лодке, не считая собаки». - А.М.] и другие рассказы Джером К. Джерома... И ведь чего-то он в ней искал, думаю, дело не в том, что она случайно попала ему на глаза».
7. Леонид Сумароков: «Однажды в случайном разговоре бывший секретарь Ленинградского обкома партии (позднее - член Политбюро) Г. Романов рассказал мне, что Михаил Андреевич, в своё время получивший международную премию имени Георгия Димитрова, все полученные при этом деньги (значительную, особенно по тогдашнему времени, сумму - 10 тысяч долларов) передал в фонд строительства ленинградского Пискарёвского кладбища - символ памяти сотням тысяч жертв Ленинграда, погибшим во время блокады в годы второй мировой войны. И опять об этом мало кто знал. Мы, например, в его семье, об этом ничего не слышали...»
8. Леонид Сумароков: «Однажды, дело было в субботу или воскресенье, накануне 75-летия Суслова, на дачу по аппарату ВЧ ему вдруг позвонил Брежнев. Я находился рядом и целиком слышал этот разговор... Брежнев своим характерным густым голосом сказал следующее: «Миша (так он часто по-дружески обращался к нему), у тебя скоро юбилей, круглая дата, 75 лет. Мы, обсудив вопрос в Политбюро, решили наградить тебя третьей звездой Героя социалистического труда». В ответ Суслов, поблагодарив, сказал, что это абсолютно невозможно. Напомнил, что пять лет назад к семидесятилетнему юбилею, ему уже присвоили вторую звезду, и этого для оценки его деятельности вполне достаточно. Через Брежнева он просит передать свою благодарность коллегам и учесть его пожелание. Разговор закончился, и трубка была положена на место. Однако не успел я уйти из комнаты, как стал свидетелем нового звонка Брежнева и продолжения предыдущей беседы. Брежнев, «посоветовавшись с товарищами», был теперь гораздо настойчивее. Он сообщал, что, несмотря на позицию Суслова, решение в Политбюро всё же принято, и ему вручат третью звезду. Надо было слышать неожиданно резкую реакцию Михаила Андреевича. Он не просил, как в предыдущем разговоре, он буквально давал «отповедь», причём не просто твёрдым, а достаточно резким тоном. Суть его ответа состояла в следующем. «Вы что там, не думаете, что ли? Сегодня мне, завтра Андрею (речь, видимо, шла о Кириленко, следующем за Сусловым ведущем секретаре КПСС, у него тоже приближался юбилей), потом Громыко, а потом пойдут другие… Где остановимся?». Брежнев какое-то время выждал, затем вдруг как-то растерянно спросил: «А что же нам делать»? В ответ Суслов, теперь уже опять мягко, сказал: «Ордена у меня есть разные, а вот нового, введённого недавно престижного ордена Октябрьской революции, нет. Вот Вам и решение». Тем и закончился разговор. Суслова наградили именно этим орденом...»
Михаил Суслов
Суслова недаром называли «человеком в футляре», он и говорил обычно коротко, лаконично, так что складывать его образ приходится из маленьких штрихов, как мозаику или паззл. Причём очень много известно и написаны десятки страниц о его стиле жизни, который действительно был очень своеобразным и выделявшимся в 1970-е годы на общем фоне. Но эта же любовь к сухости и краткости мешает нам проникнуть в мысли Михаила Андреевича, и понять, что он думал о политике, как видел собственную роль в истории. Потому что говорил он об этом крайне мало и неохотно, если не считать официальных речей, в которых ничего личного практически и нет.
1. Суслов был человеком в каком-то смысле довольно смелым. Его зять Леонид Сумароков (1938-2019) рассказывал такой эпизод: «Когда, например, в 1953 году вскрыли сейф арестованного Берия, обнаружилось, что Суслов фигурировал у него в списках в качестве подлежащих устранению лиц под номером 1. Думаю, что причины, конечно, были политические. Но достоверно знаю, что Берия любил «поозорничать», иногда даже в присутствии Сталина, во время трапез у него с участием членов Политбюро. То помидор подложит под сиденье, то соус кому-то на костюм прольёт. Однажды попытался сделать подобную пакость и Суслову. Тот встал и громко сказал, - если когда-нибудь что-то подобное повторится, вот эта тарелка с борщом выльется на вас. Берия промолчал...»
Возможно, эта история, да и весь стиль поведения Суслова, дал повод Леониду Ильичу Брежневу позднее пошутить: «Михаил Андреевич не боится ничего... кроме сквозняков».
2. Сквозняков и сырости Суслов действительно очень остерегался, поскольку переболел в юности туберкулёзом и всю жизнь боялся возвращения болезни. Отсюда его знаменитые галоши, которые он продолжал носить, когда никто в Москве их уже не носил. Но в этом было и проявление характерной для Суслова рачительности и бережливости: ведь галоши сберегают обувь, защищая её от сырости и грязи.
Зонт от дождя, принадлежавший М.А. Суслову. 1960-1970-е
На охоту по приглашению Брежнева он приехал только однажды. «Он вышел из машины в галошах, - вспоминал охранник Генсека В. Медведев. - Понюхал воздух.
- Сы-ро, - сказал он с ударением на «о», влез обратно в машину и уехал. Даже в охотничий домик к Брежневу не зашёл».
Заядлый охотник Брежнев время от времени присылал Суслову из Завидово в качестве угощения свои охотничьи трофеи. Это были утки, мясо кабанов или оленина. Михаил Андреевич пробовал подаренное, съедал маленький кусочек, и неизменно хвалил: «Какое душистое мясо!». Возможно, в этих словах была и нотка иронии. Всё остальное, к большому удовольствию его близких и обслуги, доставалось им.
Дмитрий Налбандян (1906-1993). Созидание во имя мира. 1981. Фрагмент
3. В историю Суслов вошёл как строгий цензор, но он препятствовал публикациям произведений, которые позднее составили идеологию «перестройки». Например, он тормозил выход на экраны фильма «Гараж» Эльдара Рязанова (1979). Летом 1962 года Суслов беседовал с писателем Василием Гроссманом по поводу его романа «Жизнь и судьба» и сказал: «Я не читал вашей книги, но внимательно прочитал рецензии и отзывы, в которых много цитат из вашего романа. Он враждебен советскому народу, его публикация принесёт вред. Ваша книга полна ваших сомнений в правомерности нашей советской системы. Его можно будет издать через 200 лет». Роман был издан спустя четверть века, в эпоху перестройки...
В то же время Суслов ещё с конца 1940‑х годов покровительствовал писателю‑фантасту Ивану Ефремову. Вероятно, ему импонировали открыто выраженные коммунистические представления писателя о будущем.
Леонид Сумароков: «Он какими-то чертами напоминал мне романтику революционеров, описанных у Чернышевского и Тургенева, стремящихся построить новое общество, основанное на принципах социальной справедливости и отдающих всего себя этой цели. Личное для него отходило на второй план, главным оставался общественный, государственный интерес, и это у него было буквально в крови».
4. На руке Суслов носил довольно скромные часы на тоненьком кожаном ремешке, которые никогда не менял. И как-то поделился секретом своей пунктуальности и точности: он ставил часы на 10 минут вперёд, «чтобы не опаздывать и иметь резерв времени».
Во всём он был педантом и аккуратистом. Покидая свой кабинет точно в момент окончания рабочего дня, Суслов не оставлял на письменном столе ни одной непросмотренной бумаги.
Начальник его охраны Борис Мартьянов рассказывал такой случай: «Михаил Андреевич умел сердиться... У него была дача по Рублёвке - в Сосновке. Однажды рабочие красили на даче забор из сетки. По забору рос хмель, и рабочие - комендант недоглядел! - замарали краской кусты. Досталось и поблизости росшей черемухе. Суслов природу очень любил. Он так разгневался, говорит мне: «Мне не нужен такой комендант!» Я стал его успокаивать. Он замолчал и ушёл. На второй день рабочие посадили вокруг ёлки, в одном месте даже достали и посадили черемуху - правда, более взрослую, чем была прежняя. В общем, навели марафет. Суслов сжалился, говорит мне: «Вы знаете, Ленин коменданта своего уволил за такое отношение к растениям-деревьям...» Вероятно, он имел в виду историю, когда Ильич рассердился за покраску в яркие кричащие цвета стволов лип в Александровском саду художниками-модернистами.
Визитная карточка М.А. Суслова. Если говорят, что «человек - это стиль», то весь стиль Михаила Андреевича, как в капле воды, отражён вот в этой его визитной карточке. Строгий лаконизм и минимализм во всём :)
5. Из обращений к коллегам Суслов предпочитал официальное обращение «товарищ» с добавлением фамилии. Лишь в отношении Генсека в неофициальной обстановке позволял себе более неформальное обращение «Леонид Ильич». Михаил Горбачёв о Суслове: «Беседы с Сусловым были всегда короткими. Он не терпел болтунов, в разговоре умел быстро схватить суть дела. Сантиментов не любил, держал собеседника на расстоянии, обращался со всеми вежливо и официально, только на «вы», делая исключения для очень немногих».
Александр Яковлев вспоминал: «На политбюро ходили как на праздник. Там ничего не случалось: хихоньки и хахоньки, Брежнева заведут, и он давай про молодость и про охоту рассказывать. А на секретариатах Суслов обрывал любого, кто на миллиметр отклонялся в сторону от темы: «Вы по существу докладывайте, товарищ»... Он как-то смотрел по телевизору хоккей и увидел, что команде-победительнице вручили в награду телевизор. На другой день был снят с работы директор телевизионного завода. Суслов спросил: «Он что, свой собственный телевизор отдал?» И всё».
Брежнев говорил, что, оставляя в Москве Суслова «на хозяйстве» на время отпуска или иностранной поездки, он может быть спокоен. Он знал, что на его место тот не претендует. Говорил главному кремлёвскому врачу Чазову: «Смотри у меня! Если ты мне не убережёшь Михаила Андреевича, я не знаю, что тогда сделаю. В отставку уйду!». Когда Суслова не стало, Брежнев не сдержал слёз, говоря: «Мишу не уберегли». Самому ему в тот момент оставалось жить менее года...
Брежнев и Суслов на трибуне Мавзолея
На груди членов Политбюро на Мавзолее, кроме звёзд орденов, приколоты обыкновенные значки с бантиками. Их прикрепляли пионеры, поднимавшиеся поздравлять руководителей на трибуну Мавзолея. Сохранился такой первомайский значок, приколотый М.А. Суслову на демонстрации 1 Мая 1974 года:
6. Леонид Сумароков: ««Что касается личной работы в те часы, когда мы его видели дома, то сколько я его помню, он всегда читал. По много часов подряд, изо дня в день в день без выходных, делая перерывы лишь для коротких прогулок. Разумеется, прежде всего просматривал рабочие материалы из папок, которые постоянно привозили и меняли порученцы. А затем (это было его любимое занятие) - чтение художественной литературы. Помимо регулярного чтения с цветным карандашом в руках публикаций в ведущих общественно-политических и художественных журналах, он часто обращался к русской и мировой классической литературе. Помню, за несколько месяцев до смерти вдруг почему-то стал перечитывать имевшуюся в его библиотеке книгу «Трое в одной лодке» [в русском переводе обычно называется «Трое в лодке, не считая собаки». - А.М.] и другие рассказы Джером К. Джерома... И ведь чего-то он в ней искал, думаю, дело не в том, что она случайно попала ему на глаза».
7. Леонид Сумароков: «Однажды в случайном разговоре бывший секретарь Ленинградского обкома партии (позднее - член Политбюро) Г. Романов рассказал мне, что Михаил Андреевич, в своё время получивший международную премию имени Георгия Димитрова, все полученные при этом деньги (значительную, особенно по тогдашнему времени, сумму - 10 тысяч долларов) передал в фонд строительства ленинградского Пискарёвского кладбища - символ памяти сотням тысяч жертв Ленинграда, погибшим во время блокады в годы второй мировой войны. И опять об этом мало кто знал. Мы, например, в его семье, об этом ничего не слышали...»
8. Леонид Сумароков: «Однажды, дело было в субботу или воскресенье, накануне 75-летия Суслова, на дачу по аппарату ВЧ ему вдруг позвонил Брежнев. Я находился рядом и целиком слышал этот разговор... Брежнев своим характерным густым голосом сказал следующее: «Миша (так он часто по-дружески обращался к нему), у тебя скоро юбилей, круглая дата, 75 лет. Мы, обсудив вопрос в Политбюро, решили наградить тебя третьей звездой Героя социалистического труда». В ответ Суслов, поблагодарив, сказал, что это абсолютно невозможно. Напомнил, что пять лет назад к семидесятилетнему юбилею, ему уже присвоили вторую звезду, и этого для оценки его деятельности вполне достаточно. Через Брежнева он просит передать свою благодарность коллегам и учесть его пожелание. Разговор закончился, и трубка была положена на место. Однако не успел я уйти из комнаты, как стал свидетелем нового звонка Брежнева и продолжения предыдущей беседы. Брежнев, «посоветовавшись с товарищами», был теперь гораздо настойчивее. Он сообщал, что, несмотря на позицию Суслова, решение в Политбюро всё же принято, и ему вручат третью звезду. Надо было слышать неожиданно резкую реакцию Михаила Андреевича. Он не просил, как в предыдущем разговоре, он буквально давал «отповедь», причём не просто твёрдым, а достаточно резким тоном. Суть его ответа состояла в следующем. «Вы что там, не думаете, что ли? Сегодня мне, завтра Андрею (речь, видимо, шла о Кириленко, следующем за Сусловым ведущем секретаре КПСС, у него тоже приближался юбилей), потом Громыко, а потом пойдут другие… Где остановимся?». Брежнев какое-то время выждал, затем вдруг как-то растерянно спросил: «А что же нам делать»? В ответ Суслов, теперь уже опять мягко, сказал: «Ордена у меня есть разные, а вот нового, введённого недавно престижного ордена Октябрьской революции, нет. Вот Вам и решение». Тем и закончился разговор. Суслова наградили именно этим орденом...»