В чём философский смысл переодевания Керенского в женское платье?
Григорий Шегаль. «Бегство Керенского из Гатчины». 1938
13 (1) ноября 1917 года в Гатчинcком дворце состоялось знаменитое переодевание главы Временного правительства и Верховного главнокомандующего русской армией Александра Фёдоровича Керенского в... нет, не в женское платье, как гласит известная легенда, а, по его собствененым словам, в матросский костюм. Сам он писал: «Я преобразился в весьма нелепого матроса, рукава бушлата которого были коротковаты, мои рыжевато-коричневые штиблеты и краги явно выбивались из стиля. Бескозырка была мне так мала, что едва держалась на макушке. Маскировку завершали огромные шофёрские очки». «Я ушёл, не зная ещё за минуту, что пойду. Прошёл нелепо переодетый под носом у врагов и предателей».
Это фактическая сторона. Но теперь поговорим о другой стороне, о философской, о том, почему переодевание Главковерха в женское платье так стойко запало в народную душу, почему этот миф с удовольствием повторяли и белые, и красные, о нём писали картины (такие, как заглавная) и распевали сатирические куплеты?
Вот пример таких куплетов: в фильме «Корона Российской империи» (1971) актриса Людмила Гурченко пела «куплеты шансонетки» на стихи Роберта Рождественского, среди которых был и такой:
Между прочим, сам Керенский за кордон,
Перебрался в платье женском, миль пардон,
Сбросив женскую одежду и корсет
Мне высказывал надежды тет-а-тет.
- Извините, мсье Керенский, чем стареть
Может, лучше за Россию умереть?
Ради чести и престижа, не шучу.
Он смеётся:
- Что я, рыжий? Не хочу!
Но начнём с того, что идя к власти, Керенский воплощал в глазах своих сторонников мужественное, военное, решительное, волевое начало. Можно напомнить стихи горячего поклонника Александра Фёдоровича, - Леонида Каннегиссера, годом позже ставшего убийцей советского комиссара Моисея Урицкого:
На солнце, сверкая штыками -
Пехота. За ней, в глубине, -
Донцы-казаки. Пред полками -
Керенский на белом коне.
Он поднял усталые веки,
Он речь говорит. Тишина.
О, голос! Запомнить навеки:
Россия. Свобода. Война.
Сердца из огня и железа,
А дух - зеленеющий дуб,
И песня-орёл, Марсельеза,
Летит из серебряных труб...
Керенский на белом коне - это, безусловно, очень мужской, даже, пожалуй, «мачистский» образ. Образ преобразователя России, современного Петра Великого.
Керенский на белом коне, попирающий германский шлем и указывающий путь вперёд. Лубок неизвестного художника. 1917
Кстати, сам бывший царь Николай в июле 1917-го записал в дневнике: «Этот человек положительно на своём месте в нынешнюю минуту; чем больше у него власти, тем лучше». Некая дама из Моршанска в те дни прислала в редакцию одного из столичных журналов такие стихи:
Гляжу портрет его.
Какое славное лицо,
Как много мужества, ума и воли.
И стало на душе легко -
Анархии не будет боле.
А вот другое апологетическое стихотворение про Александра Фёдоровича, но тоже из 1917 года. Поэт Пётр Оленин-Волгарь (1864-1926) писал в стихотворении «Керенскому»:
Тяжёл твой путь, - но подвиг честный
Ты смело принял, как герой,
И на рамена ношей крестной
Подъял судьбу земли родной...
Ты жжёшь сердца глаголом вещим,
Восторгом пламенным своим,
И перед будущим зловещим
Твой гордый дух неукротим.
Сам гражданин, ты видишь в русских
Не возмутившихся рабов,
Не себялюбцев, злых и узких,
А стойких граждан и борцов.
Зови нас жертвовать собою, -
Но если на призыв борьбы
Мы не пойдём вперёд с тобою,
Как малодушные рабы, -
Тогда признай мечтою дикой
Свободы русской торжество,
И, сбросив с плеч свой крест великий,
Поставь над родиной его!..
Опять образ активного вожака, государственного лидера, вождя (да-да, именно так Александра Фёдоровича в те дни и называли).
Жетон с портретом А.Ф. Керенского, выпущенный московской фабрикой Д.Л. Кучкина. 1917 год
Художники И.Е. Репин и И.И. Бродский рисуют портреты А.Ф. Керенского в Зимнем дворце. 1917 год
Как позже с иронией писал Владимир Маяковский:
Подшит к истории,
пронумерован и скреплен.
Его рисуют
и Бродский, и Репин.
Однако время шло, и мало-помалу выяснялось, что этого активного, деятельного, преобразующего мужского начала в главе Временного правительства ужасающе мало, и даже возникало страшное подозрение, что - совсем нет! И главное, нет этого начала ни грана в стоящих за его спиной умеренно-социалистических и либеральных силах. А что же тогда есть? Есть женская пассивная стихия, огромный терпеливый океан, готовая всё-всё-всё принять, вобрать, впитать в себя и растворить, но... никак не активно преобразовывать мир.
И в этом смысле роковое переодевание Александра Фёдоровича в женское платье началось задолго до 13 ноября 1917 года.
Либеральные издания, которые ещё летом делали на Керенского ставку и лепили его фантастический до гротеска культ, внезапно с холодеющим сердцем обнаруживали, что их кумир - гол, как кочерга. И даже хуже, чем гол, его образ - о, ужас - всё более и более терял мужские и приобретал отчётливо женственные черты.
Именно в это время в народе появилась стойкая легенда о том, что в Зимнем дворце Александр Фёдорович спит на постели последней русской императрицы, которую, как по роковому совпадению, звали, как известно, Александрой Фёдоровной.
Отсюда происходят и стихи того же Маяковского в поэме «Хорошо», где один из большевиков говорит:
Быть
Керенскому
биту и ободрану!
Уж мы
подымем
с царёвой кровати
эту
самую
Александру Фёдоровну.
Сам Керенский по прошествии почти 50 лет, в 1966 году, в беседе с советским журналистом Генрихом Боровиком заговорил именно об этом, о самом наболевшем, и начал разговор с эмоционального заявления: «Господин Боровик, ну, скажите у себя в Москве! Там же есть серьёзные люди! Ну, пусть перестанут писать, будто я бежал из Зимнего дворца в женском платье! Не было этого! И не бежал я, а, согласно нашему общему решению, уехал навстречу нашим войскам, которые всё не прибывали и не прибывали из Гатчины на подмогу Временному правительству! Уехал на своём автомобиле и в своём обычном полувоенном костюме… Меня многие видели, я не особенно и скрывался-то. Солдаты, даже красные, если узнавали меня, отдавали мне честь!.. При чём тут женское платье?!»
Генрих Боровик рассказывал: «Видимо, эта неправда жгла ему сердце и через 50 лет.
- Александр Фёдорович, но это же не большевики придумали, - ответил я. - Об этом впервые написал младший брат начальника юнкерской школы, которая должна была оборонять Зимний…
- Да они ж меня все ненавидели и ненавидят! - взорвался Керенский. - Они ж монархисты… Вы знаете, как они меня называли? «Александра Фёдоровна»! Они намекали на то, что я якобы спал на кровати императрицы Александры Фёдоровны. А я, клянусь Богом, там не спал!».
Так что переодевание Главковерха началось ещё до Октября, а 13 ноября свершился его, так сказать, финальный акт...
Белоэмигрант адвокат Николай Карабчевский писал: «Костюмироваться по маскарадному Керенский вообще любил, и был на это мастер. Как мне в своё время передавали, он однажды в масленицу явился в квартиру одного думца, где собрались гости, в облачении древнего римлянина времён республики, с мечом в руках. Все нашли, что в шлеме, из-под которого торчали его характерно-растопыренные уши, и с мечом в руках, на своих тонких ногах, он весьма удачно выразил стойкую храбрость русского революционера.
Позднее ему пришлось маскироваться уже не по случаю масленицы.
Поцарствовав недолго в рабочей куртке, во имя углубления революции, и затем в походной форме потешного „главнокомандующего“, он бежал из Зимнего дворца, как утверждали, в платье и в головной косынке сестры милосердия, что при его брито-бесцветной физиономии дало ему возможность благополучно скрыться. В каком костюме он впоследствии удирал от большевиков заграницу, мне в точности не известно».
В 1937 году легенда поднялась на новую ступеньку, она вошла в «Краткий курс истории ВКП(б)»! Там говорилось про его бегство из Гатчины: «что касается Керенского, то он, переодетый в женское платье, успел скрыться».
К 20-летию Октября, в 1937-1938 годах советский художник Григорий Шегаль (1889-1956) создал картину «Бегство Керенского из Гатчины», на которой напуганный Керенский торопливо переодевается в одежду сестры милосердия в одной из дворцовых комнат; репродукцию картины стали довольно часто помещать в советские учебники.
Отметился в творении легенды и Борис Ефимов:
Борис Ефимов. Карикатура на А.Ф. Керенского
В 1957 году, к 40-летию революции, к мифу о женском платье главковерха приложили руку известные советские карикатуристы Кукрыниксы. Они создали картину «Последний выход Керенского».
Кукрыниксы. «Последний выход Керенского». 1957-1958
Рисунок Кукрыниксов. 1957 год
Стихи Эмиля Кроткого:
А.Ф. Керенский
Фразёр. Ораторствовал всласть.
Актёр. Играл напропалую.
Хотел в историю попасть,
Попал в историю. В плохую!
Рисунок Юлия Ганфа. 1957 год
- Так с женщинами не поступают!
Советская карикатура на А. Керенского
Ну, а в фильме «Посланники вечности» (1970) легенда сделала последний шаг: Керенский в женском платье бежал уже не из Гатчины, а из Зимнего дворца (впрочем, то же самое утверждал Карабчевский ещё в 1920-х годах).
В телефильме «Шантаж» из серии «Следствие ведут Знатоки» (дело №6, 1972) старорежимная барыня Антонина Валерьяновна Прахова успокаивала своего молодого сообщника, безымянного Шантажиста (роль Армена Джигарханяна), что в случае чего он уйдёт от милицейской засады, «как ушёл Александр Фёдорович».
- Какой Александр Фёдорович?
- Да Керенский.
- А как он ушёл?
- В женском платье. Надо знать отечественную историю!
Кстати, большевиков на советских карикатурах 1920-х годов нередко изображали в женских образах. Например, есть дружеские шаржи на Льва Троцкого в образе Девы Марии, Леонида Красина в красном сарафане и платочке, Сольца в подвенечном платье, Зиновьева в качестве «почётной совбарышни» и т.д. И никого это особенно не задевало. Почему? Подозреваю, что потому, что в большевиках был такой заряд именно мужского, активного, преобразовательного начала, что никакие наряды и костюмы не могли его ни загасить, ни затенить, а лишь по контрасту вызывали взрыв смеха.
И в завершение обзора этого прекрасного, с моей точки зрения, и поистине эпического по глубине осмысления истории мифа, пара небольших личных воспоминаний в тему.
Году в 1979-м учительница рассказывала школьникам, в числе которых был и я, такую историческую байку. Будто бы в детстве, когда юный Саша Керенский и Володя Ульянов жили в Симбирске, а их отцы были коллегами-педагогами, маленький Саша приходил на ёлку к Ульяновым. И переодевался при этом в маскарадный костюм девочки...
И второе: около 1990 года помню карикатуру из тогдашней неформальной (оппозиционной) печати, из газеты «Новая жизнь». На рисунке Александр Фёдорович Керенский многозначительно демонстрировал Михаилу Сергеевичу Горбачёву женское платье...
И ведь точно! У Верховного главнокомандующего Горбачёва, как и Верховного главнокомандующего Керенского, не хватило того же самого, и в столь же поворотный исторический момент...
Б. Матвеева. Керенский. 1989