Хатынь. Памятник «Непокорённый человек»
У памятника «Непокорённый человек», который стоит в сожжённой дотла 22 марта 1943 года белорусской деревне Хатынь, есть прототип. Это единственный выживший взрослый житель Хатыни, 56-летний деревенский кузнец Иосиф Каминский (1887-1973). В тот роковой день он чудом остался жив, и среди тел сожжённых и расстрелянных односельчан нашёл своего смертельно раненного в живот и получившего сильные ожоги сына Адама, мальчик умер у отца на руках. Этот момент и запечатлел скульптор.
Вот Иосиф Каминский с гостями мемориала:
Из его показаний о том дне:
«Ко мне в дом сначала зашло 6 карателей, разговаривавших на украинском и русском языках. Одеты они были - трое в немецкой форме, а остальные, вернее, другие три карателя в каких-то шинелях серого цвета, как будто русских шинелях. Все они были вооружены винтовками. Дома тогда были я, моя жена Аделия и четверо детей в возрасте от 12 до 18 лет. Я стал на колени, они у меня спросили, сколько было партизан. Когда я ответил, что было у меня шесть человек, а кто они такие не знаю, вернее или партизаны или другие - я так выразился, спросили затем, есть ли лошадь, и предложили её запрячь... Лошадь я запряг, и её взяли каратели, а меня и сына моего брата Владислава два карателя погнали в мой сарай. Когда я пришел в сарай, то там уже были человек 10 граждан, в том числе моя семья. Я ещё спросил, почему они неодетые, на что моя жена Аделия и дочь Ядвига ответили, что их каратели раздели. Людей продолжали сгонять в этот сарай и он через непродолжительное время был совершенно заполнен, что даже нельзя поднять рук. Размер сарая 12x6, в него согнали человек сто семь моих односельчан. Из сарая, когда открывали и загоняли людей, было видно, что многие дома уже горели. Я понял, что нас будут расстреливать и сказал находившимся вместе со мной в сарае жителям: «Молитесь богу, потому, что здесь умрут все». На это стоявший у дверей сарая каратель по национальности украинец, высокого роста, худощавый, одетый в серой шинели, вооруженный автоматом ответил: «О цэ, иконы топтали, иконы палили, мы вас сейчас спалим». Эти слова карателя мне особенно запомнились...»
Затем каратели подожгли сарай.
Каминский: «Обречённые на смерть люди, в том числе я и члены моей семьи, сильно плакали, кричали. Открыв двери сарая, каратели стали расстреливать из пулемётов, автоматов и другого оружия граждан, но стрельбы почти не было слышно из-за сильного крика (воя) людей. Я со своим 15-летним сыном Адамом оказался около стены, убитые граждане падали на меня, ещё живые люди метались в общей толпе словно волны, лилась кровь из раненых и убитых. Обвалилась горевшая крыша, страшный, дикий вой людей ещё усилился. Под ней горевшие живьём люди так вопили и ворочались, что эта крыша прямо-таки кружилась. Мне удалось из-под трупов и горевших людей выбраться и доползти до дверей. Тут же упомянутый мною выше каратель, по национальности украинец, стоявший у дверей сарая, из автомата выстрелил по мне, в результате я оказался раненым в левое плечо; пули как будто обожгли меня, поцарапав в нескольких местах тело в области спины и порвав одежду. Мой сын Адам до этого обгоревший, каким-то образом выскочил из сарая, но в метрах 10 от сарая, после выстрелов упал. Я, будучи раненым, чтобы не стрелял больше по мне каратель, лежал без движения, прикинувшись мёртвым... Вскоре я услышал сигнал к отъезду карателей, а когда они немного отъехали, мой сын Адам, лежавший недалеко от меня, в метрах примерно трёх, позвал меня к себе, вытащить его из лужи. Я подполз, приподнял его, но увидел, что он перерезан пулями пополам. Мой сын Адам ещё успел спросить: «А жива ли мама?», и тут же скончался».
Из показаний другого чудом выжившего свидетеля трагедии, 12-летнего Антона Баранского: «Находившиеся в сарае и около него женщины, обращаясь к карателям, спрашивали, что они с ними будут делать. В ответ на это каратели, злобно усмехаясь, на русском языке с украинским акцентом заявляли, что ничего нам не будет. Когда я находился уже в сарае, в него втолкнули каратели Иодко Марию. Волос у нее был растрепан и порвано платье. Она сдержанно плакала. Как я полагаю, каратели, оставив её в доме, изнасиловали. Когда находившиеся в сарае люди увидели, что каратели жгут дома в деревне, дети стали плакать. Плакали некоторые и взрослые, а некоторые из них молились, упрашивая карателей не расстреливать ни в чем невинных граждан. Ни плач детей, ни просьбы взрослых не помогли. Озверевшие каратели закрыли дверь сарая, заполненного людьми, и подожгли его. Люди в отчаянии бросились к двери и стали ломать её. Тогда каратели открыли двери и, злобно усмехаясь, стали стрелять в обречённых на гибель людей. Плачем и стонами наполнился сарай. Люди, не обращая внимания на стрельбу, бросились в двери, но тут же расстреливались карателями. Я тоже бросился бежать из сарая. Но метрах в сорока от сарая, каратели прострелили мне левую ногу разрывной пулей, и я упал. Истекая кровью, я ещё долго слышал крики и стон людей в горящем сарае. Это продолжалось до тех пор, пока не обрушился подгоревший сарай».
Из показаний Виктора Желобковича:
«Всю нашу семью, вместе с другими односельчанами, каратели загнали в колхозный сарай, стойщий посредине деревни... Сколько времени мы находились в сарае, сказать не могу, но мне показалось, не менее часа. Некоторые из находившизся в сарае жителей, чтобы успокоить своих односельчан, высказывали предположения, что каратели решили их попугать и через некоторое время отпустят по домам... Находясь возле матери у входа в сарай, я увидел через щели в сарае, как каратели начали подбрасывать к стенам сарая находившуюся возле него солому, а затем стали поливать из канистр бензином стены сарая и солому, после чего всё это подожгли. Когда огонь охватил крышу и стены сарая, обезумевшие от страха люди, понимая, что им суждено заживо сгореть в огне, бросились толпой к дверям сарая, закрытого снаружи деревянной задвижкой, называемой в простонародье «завалом», и сорвали дверь. Выбравшиеся из горящего сарая наружу, люди попадали под пули карателей и падали в нескольких метрах от сарая. Я вместе с матерью, находясь во вторых рядах выбравшихся из сарая людей, каким-то чудом преодолел эти несколько метров, отделявших нас от сражённых пулями односельчан, живыми и невредимыми. Накрыв меня собой, мать шепнула, чтобы я не двигался. В это время я почувствовал, как она сильно вздрогнула, по всему её телу прошла судорога и она затихла, не отвечая на мои вопросы, что с тобой, мама. Я понял, что она мертва... Продолжал неподвижно лежать до тех пор, пока не прекратилась стрельба и я не услышал отдалённый звук трубы. Поняв, что каратели ушли из деревни, я поднялся на ноги...»
Всего в тот день погибло 149 человек, из них 75 детей младше 16 лет. Среди согнанных на казнь были многодетные семьи: Иосифа и Анны Барановские с 9 детьми, Александр и Александра Новицкие с 7 детьми. В сарай пригнали Веру Яскевич с семинедельным сыном Толиком. Спастись из обречённых, кроме Иосифа Каминского, удалось только нескольким детям. Последний из уцелевших жителей Хатыни, 9-летний на момент трагедии Виктор Желобкович, умер в 2020 году.
А это другой «свидетель» того дня, Григорий Васюра (1915-1987), начальник штаба карательного 118-го батальона Шуцманшафта, главный исполнитель «акции возмездия» в Хатыни. Приказ о проведении акции отдал шеф батальона Эрих Кёрнер.
Фотография была сделана во время судебного процесса в Минске в 1987 году.
Кроме Хатыни, в послужном списке Васюры немало подобных же деяний, например, его батальон Васюры сжёг деревни Маковье и Уборок, не оставив в живых никого из жителей, а после в селе Каминская Слобода согнал вместе 50 евреев и расстрелял их. После Победы Васюру судили за сотрудничество с оккупантами, однако большинство его «подвигов» тогда осталось неизвестным. Он мирно дожил в СССР до 1985 года, обзавёлся удостоверением участника войны, но его погубило то, что к 40-летию Победы он решил вдобавок получить... орден Отечественной войны. И был разоблачён и предстал перед судом в Минске. Во время процесса он до последней возможности отрицал свою вину, но в какой-то момент, под давлением улик и показаний свидетелей, сознался, закричав: «Да, я сжёг вашу Хатынь!».
В 1969 году на месте Хатыни было создано мемориальное Кладбище деревень - 185 символических могил, каждая из которых напоминает об одной из сожжённых вместе с жителями белорусских деревень. 186-я деревня - это сама Хатынь.
Действует параллельный блогу
дзен-канал «Исторические хроники»Подписывайтесь, если понравилось.