11 сентября - 49 лет перевороту генерала Аугусто Пиночета в Чили. А это карикатура советского художника Бориса Ефимова, нарисованная незадолго до переворота.
Проклятье - чем прекраснее страна,тем за неё становится больней, когда враги прекрасного - у власти.
Прекрасное рождает зависть, злость в неизлечимых нравственных уродах и грязное желанье - обладать хотя бы только телом красоты - насильникам душа неинтересна.
Вернёмся в Чили, в семьдесят второй. Я жил тогда в гостинице «Каррера», напротив президентского дворца.
Как противоположные слова, Альенде и дворец не совпадали. Со многим президент не совпадал и, что всего, наверное, опасней, -с засевшим в обывательских умах понятьем, что такое президенты, и был убит несовпаденьем этим.
Альенде был прекрасный человек. Быть может, был прекрасный - даже слишком. Такого «слишком» не прощают люди, которым всё прекрасное - опасно. Боятся, если кто-то слишком умный, прощают, если кто-то слишком туп.
Альенде был умней своих убийц, но он умён был не умом тирана, который не побрезгует ничем, Альенде погубила чистоплотность, но только чистоплотные бессмертны,и, мёртвый, он сильнее, чем живой.
Когда к нему явились «леваки» и положили список - десять тысяч тех, кто расходу сразу подлежит (и, кстати, среди них был Пиночет), -сказал Альенде: «Расстрелять легко. Но если хоть один, а невиновен? Мне кажется - ещё ни я, ни вы не обладаем даром воскрешенья. Нельзя с чужою жизнью ошибаться, когда, ошибшись, воскресить нельзя…»
«Самоубийство! - закричал «левак», пропахший табаком и динамитом. - Не будем убивать - убьют всех нас! Один процент ошибок допустим. Не делают в перчатках революций…»
«Как видите, на мне перчаток нет, но в чистоте я соблюдаю руки. Самоубийство - в лёгкости убийства. Самоубийцы - все тираны мира. Таким самоубийством я не кончу. Сомнительны и девяносто девять процентов справедливости, когда один процент преступного в них вкрался. На правильной дороге кровь невинных меняет направление дороги, и правильной она не сможет быть…» -спокойно отвечал ему на это в своей дешёвой клетчатой рубашке, с лицом провинциала-фармацевта, уверенного в собственных лекарствах, товарищ президент, так непохожий на свой портрет в парадном фраке с лентой, с действительно правдивой только лентой, с тяжёлой алой президентской лентой, с той честной лентой, где ни капли крови, в которой его можно упрекнуть.
"...При слове «Чили» возникает боль.
Проклятье - чем прекраснее страна,тем за неё становится больней, когда враги прекрасного - у власти.
Прекрасное рождает зависть, злость в неизлечимых нравственных уродах и грязное желанье - обладать хотя бы только телом красоты - насильникам душа неинтересна.
Вернёмся в Чили, в семьдесят второй. Я жил тогда в гостинице «Каррера», напротив президентского дворца.
Как противоположные слова, Альенде и дворец не совпадали. Со многим президент не совпадал и, что всего, наверное, опасней, -с засевшим в обывательских умах понятьем, что такое президенты, и был убит несовпаденьем этим.
Альенде был прекрасный человек. Быть может, был прекрасный - даже слишком. Такого «слишком» не прощают люди, которым всё прекрасное - опасно. Боятся, если кто-то слишком умный, прощают, если кто-то слишком туп.
Альенде был умней своих убийц, но он умён был не умом тирана, который не побрезгует ничем, Альенде погубила чистоплотность, но только чистоплотные бессмертны,и, мёртвый, он сильнее, чем живой.
Когда к нему явились «леваки» и положили список - десять тысяч тех, кто расходу сразу подлежит (и, кстати, среди них был Пиночет), -сказал Альенде: «Расстрелять легко. Но если хоть один, а невиновен? Мне кажется - ещё ни я, ни вы не обладаем даром воскрешенья. Нельзя с чужою жизнью ошибаться, когда, ошибшись, воскресить нельзя…»
«Самоубийство! - закричал «левак», пропахший табаком и динамитом. - Не будем убивать - убьют всех нас! Один процент ошибок допустим. Не делают в перчатках революций…»
«Как видите, на мне перчаток нет, но в чистоте я соблюдаю руки. Самоубийство - в лёгкости убийства. Самоубийцы - все тираны мира. Таким самоубийством я не кончу. Сомнительны и девяносто девять процентов справедливости, когда один процент преступного в них вкрался. На правильной дороге кровь невинных меняет направление дороги, и правильной она не сможет быть…» -спокойно отвечал ему на это в своей дешёвой клетчатой рубашке, с лицом провинциала-фармацевта, уверенного в собственных лекарствах, товарищ президент, так непохожий на свой портрет в парадном фраке с лентой, с действительно правдивой только лентой, с тяжёлой алой президентской лентой, с той честной лентой, где ни капли крови, в которой его можно упрекнуть.
- >
Reply
Leave a comment