К годовщине. Инвалид - вождь великой революции
Механическое кресло Кутона в парижском музее Карнавале
Возможно, в наше время, когда столько внимания уделяется равноправию людей «с ограниченными возможностями», или, говоря по-старому, инвалидов, стоит напомнить, что одним из вождей Французской революции был именно такой человек. Сегодня, 22 декабря, как раз день его рождения. Да, одним из трёх вождей Первой Французской республики в недолгий якобинский звёздный час революции был Жорж Огюст Кутон (1755-1794). С начала 1790-х годов он не мог ходить из-за паралича ног и передвигался только в инвалидном кресле. Что не помешало ему стать одним из самых деятельных депутатов Конвента. Его земляк, роялист К.И. Барант, много лет спустя писал о Кутоне: «У него было доброе и привлекательное лицо, характер - пылкий и восторженный, но в то же время - мирный и простой. Своим радушным отношением и неистощимой доброжелательностью к окружающим он завоевал всеобщую симпатию и вскоре приобрёл множество друзей».
Бюст Кутона работы Давида д’Анже. 1844
Впервые всей стране Кутон стал известен ещё в качестве депутата Законодательного собрания, когда дерзко предложил изменить порядок приветствия короля. Он заявил, что при появлении монарха депутатам достаточно встать и снять шляпы, но когда король займёт своё место, они тоже должны садиться. Кроме того, он потребовал лишить короля привилегии сидеть в Собрании на особом, роскошно украшенном кресле. Обращаться же к монарху отныне следовало, по мнению Кутона, не «Сир» или «Ваше Величество», а просто - «король французов». Престиж короны после такого предложения ещё немножечко упал, а имя Кутона прославилось по всей стране.
Кутон стал одним из вожаков якобинской революции 31 мая - 2 июня 1793 года. Именно он предложил проголосовать за арест 22 жирондистских вожаков. Один из них, Верньо, на это в сердцах воскликнул: «Кутон жаждет, дайте ему стакан крови!».
Одна из цитат Кутона, которые довольно часто можно встретить. Он говорил 15 марта 1794 года: «Во время Революций все частные граждане должны быть физиономистами. Те, у кого лица преступников, бегающие глаза и одежда явно с чужого плеча, являются плохими гражданами, которых каждый истинный республиканец имеет право немедленно арестовать».
Как ни странно, но чаще всего Кутону припоминают «эпизод с кроликами». Например, это делал автор контрреволюционной истории Французской революции историк Ипполит Тэн. Вот один из пересказов этого случая (а так ли точно было или нет, сказать трудно).
«Это рассказ одного провинциала, приехавшего в Париж с целью оправдать перед Конвентом своих земляков, революционных судей, заподозренных, по доносу, «в снисходительности». Провинциалу посоветовали обратиться к самому Кутону, и одна дама, знакомая г-жи Кутон, устроила ему это свидание, «при одном воспоминании о котором он вздрагивал потом всю жизнь».
- Когда мы явились к Кутону, - рассказывает провинциал, - я, к своему удивлению, увидал господина с добрым лицом и довольно вежливого в обращении. Он занимал прекрасную квартиру, обстановка которой отличалась большой изысканностью. Он, в белом халате, сидел в кресле и кормил люцерной кролика, примостившегося на его руке, а его трёхлетний мальчик, хорошенький, как амур, нежно гладил этого кролика. «Чем могу быть полезен? - спросил меня Кутон. - Человек, которого рекомендует моя супруга, имеет право на мое внимание». И вот я, подкупленный этой идиллией, пустился описывать тяжкое положение моих земляков, а затем, всё более ободряемый его ласковым вниманием, сказал уже с полным простодушием: «Господин Кутон, вы, человек всемогущий в Комитете Общественного Спасения, ужели вы не знаете, что революционный трибунал ежедневно выносит смертные приговоры людям, совершенно ни в чем не повинным? Вот, например, нынче будут казнены шестьдесят три человека: за что?» И, Боже мой, что произошло тотчас же после моих слов! Лицо Кутона зверски исказилось, кролик полетел с его руки кувырком, ребёнок с рёвом кинулся к матери, а сам Кутон - к шнурку звонка, висевшего над его креслом. Ещё минута - и я был бы схвачен теми шестью «агентами охраны», которые постоянно находились при квартире Кутона, но, по счастью, особа, приведшая меня, успела удержать руку Кутона, а меня вытолкать за дверь, и я в тот же день бежал из Парижа...»
Кутон с собачкой, рисунок Д. Виван-Данона
Стефан Цвейг, наоборот, писал о мягкости и милосердии Кутона, которому выпало исполнять суровый декрет Конвента о разрушении города Лиона в наказание за поднятое в нём восстание. Декрет гласил: «Город Лион должен быть разрушен. Все дома, где жили состоятельные люди, - уничтожить; могут быть сохранены лишь дома бедноты, квартиры убитых или осуждённых патриотов и сооружения, служащие промышленным, благотворительным и, педагогическим целям. На развалинах Лиона возвести колонну, которая будет вещать грядущим поколениям о преступлениях и наказании роялистского города следующей надписью: "Лион боролся против свободы - Лиона больше нет"». Цвейг: «Кутон... сразу постигает страшные, смертоубийственные для республики последствия задуманного уничтожения самого большого промышленного города страны со всеми его памятниками искусства. И с первого же мгновения он решается саботировать поручение Конвента. Чтобы осуществить это, нужно пустить в ход лукавое притворство. Поэтому свое тайное намерение пощадить город Кутон прячет за хитростью, - он чрезмерно восхваляет безумный декрет. «Граждане коллеги, - восклицает он, - мы пришли в восхищение, прочитав ваш декрет. Да, необходимо разрушить город, и пусть это послужит великим уроком для всех, кто мог бы осмелиться восстать против отечества. Из всех великих и могущественных мер воздействия, применявшихся Национальным Конвентом, от нас до этих пор ускользала лишь одна: полное разрушение... но, будьте спокойны, граждане коллеги, и заверьте Конвент, что мы разделяем его воззрения и точно исполним его декреты». Однако, приветствуя таким гимном возложенное на него поручение, Кутон вовсе не собирается его исполнять, довольствуясь чисто показными мероприятиями. Ранний паралич сковал его ноги, но его решимость нельзя поколебать; он приказывает отнести себя в носилках на рыночную площадь Лиона, ударом серебряного молота символически отмечает дома, подлежащие разрушению, и уведомляет трибунал об ужасной мести. Этим он успокаивает разгоряченные умы. В действительности же под предлогом недостатка рабочих рук он посылает лишь нескольких женщин и детей, которые для проформы делают по десятку вялых ударов заступом, и приводит в исполнение лишь несколько смертных приговоров».
А ещё Кутону принадлежит известная фраза, сказанная в последнюю ночь Робеспьера, когда он колебался, от чьего имени подписывать призыв к восстанию против Конвента. Кутон предложил сделать это от имени Конвента, добавив: «Разве Конвент не там всегда, где мы?». Это, конечно, были слова настоящего революционера...
10 термидора (28 июля 1794 года) Кутон был казнён вместе с Робеспьером, Сен-Жюстом и другими вождями якобинцев. Его отправили под нож гильотины первым из них...