ПИСЬМА ОБ ЭВОЛЮЦИИ (72). «Контрреволюция имён»
Письмо читательницы в детский журнал «Мурзилка». «Меня назвали Верой. Имя мне это не нравится. Я - октябрёнок, в бога не верую. Давно хочу переменить своё имя. Прошу помочь мне. Вера Лазарева». 1930 год
Довольно часто в предыдущих постах данной серии мне приходилось сталкиваться с такими примерно наивными комментариями: «да, в советском обществе происходила реакция (то, что я называю поворотом к преемственности) или даже контрреволюция, но это во всём «власть» виновата, это всё «власть» делала, а люди этого не хотели»! В действительности так называемая «власть» - это всего лишь отношения между людьми, и она никак не может постоянно делать то, что люди (или их значительная часть) не хотят делать. А иначе «власть» очень быстро разрушается. Как говорил В.И. Ленин, «превосходные душевные качества бывают у небольшого числа людей, решают же исторический исход гигантские массы, которые, если небольшое число людей не подходит к ним, иногда с этим небольшим числом людей обращаются не слишком вежливо». Чтобы было ясно, что поворот к преемственности в СССР 30-х годов вовсе не был чисто верхушечным, насаждаемым сверху явлением, а лишь отражал огромные социальные и классовые передвижки в советском обществе, поговорим о нём в той области, где советское государство ничего не насаждало вообще, а предоставило гражданам полнейшую свободу, и всё решалось исключительно, пользуясь выражением Ленина, «живым творчеством масс». Речь идёт о выборе имён для новорождённых.
Революция небрежно опрокидывала то, что выглядело гораздо прочнее любых царских тронов - повседневные обычаи. Именно они всегда представляются людям по-настоящему незыблемыми и вечными. Кажется, что может быть устойчивее бытовых привычек и традиций? Ярким проявлением этой «бытовой революции» стала захлестнувшая страну волна «новых имен». Разумеется, никто не мешал людям по старинке называть детей привычными именами из православных святцев. Большинство родителей так и поступали. Но многим эти имена уже казались пошлыми, устаревшими и мещанскими. В сущности, революционная власть после 1917 года всего-навсего РАЗРЕШИЛА давать детям нетрадиционные имена - и этого оказалось вполне достаточно для буйного взлёта народной фантазии. Как отмечал советский писатель Лев Успенский (автор книги «Ты и твоё имя»), «граждане получили полную свободу в выборе имён для своих детей: по смыслу наших законов каждый вправе избрать для своего ребёнка любое понравившееся ему слово в качестве имени». На одном партийном совещании в 1923 году партработница по фамилии Гордон рассказывала:
- Недавно мы разговаривали и пришли к заключению, что какого чёрта мы будем называть наших детей по именам, которые даются святцами. Каждое имя - это название какой-нибудь вещи на иностранном языке... Давайте сделаем и тут революцию и будем называть другими именами, которые нам подходят...
Эти настроения отразила тогдашняя карикатура Бориса Ефимова - на ней Ленин вытряхивал вверх тормашками с календарного листка святых Мартирия, Ансеталия и Маркиана. Этим святым особенно не повезло - их память выпала на день революции, 25 октября... Однако вставал вопрос: если не называть детей прежними именами, то как? Другой участник того же совещания, Осипов, говорил:
- Знаю один случай, когда предложили назвать Ильичём. Потом отец пришёл обратно и спрашивает: можно ли прибавить Ленин? Сказали: можно. Ну, говорит, так и назовём: Ильич Ленин...
- Предлагали даже имя Крокодил, - замечала Гордон.
Рисунок Ник. К. Журнал «Красный перец». 1924 год.
«Новые имена.
- У меня Ячейка уже говорить начала.
- А мой Аппарат - такой озорник... прямо беда».
Михаил Булгаков, вероятно, прочитав об этой истории, сочинил язвительный фельетон «Крокодил Иванович»:
«У нас на заводе, по милости нашего знаменитого дурака заводского Гаврюшкина, случилась невероятная история. Родили одновременно 13-го и 14-го числа две пролетарских работницы жена истопника Ивана Морозова и Семёна Волдырева. И наш завком предложил устроить младенцам октябрины, дабы вырвать их из рук попов и мракобесия, назвав их революционными именами Октября.
В назначенный час зал нашего клуба имени Коминтерна заполнился ликующими работницами и работниками И тут Гаврюшкин, известный неразвитием, но якобы сочувствующий, завладел вне очереди словом и громко предложил морозовскому сыну-ребёнку имя:
- Крокодил.
И мгновенно указанный младенец на руках у плачущих матерей скончался. Отсталые старческие элементы женщин подняли суеверный крик, и вторая мать бросилась к поселковому попу, и тот, конечно, воспользовавшись невежеством, младенца со злорадством окрестил во Владимира.
Наша заводская женщина-врач Шпринц-Шухова при кликах собрания объяснила, что помер младенец от непреодолимой кишечной болезни, как бы его ни назвали и уже был больной с 39 градусами, но тёмные бабы всё разрушили, а Гаврюшкину угрожали жизнью. Не говоря уже, что разнесли по всем деревням слухи и пропаганду хитрого попа и никто более октябриться не несёт».
Отношение Булгакова к революции известно, так что фельетон, конечно, вполне белогвардейский по настроению и весьма для автора характерный.
Заметка К.Ш. «Новое имя» из журнала «Смехач». 1924 год
«- Вы крестили вашего ребёнка или октябрили?
- Октябрил.
- Какое же вы дали ему имя?
- Иван.
- Позвольте, но что же тут нового?
- Как же-с! Имя наиновейшее. Я произвёл его от сокращения фразы: Иди в авангарде народа».
Рисунок из журнала «Смехач». 1924 год
Как сынок на свет родился -
Весь честной народ сходился:
Марья, Дарья, дед Софрон,
Степанида, Агафон,
Миколай, Андрон, Вавила,
Тит, Кузьма, Иван, Гаврила.
На младенчика глядят,
В ухо папеньке галдят:
- Ты, браток, меня послухай -
Назови дитё Павлухой...
- Сенькой! Гришкой! Мишуком!
Миколаем! Сергуном!..
Поп сказал: - Воздай, что надо -
Окрещу Ев-гра-фом чадо!..
А родители в ответ,
Знай, кивают - нет да нет!
Миколаем не жалаем:
На иной манер смекаем...
Не согласны нипочём!
.....
И назвали - Ильичём.
Из ленинской плеяды имен наиболее долгоживущими оказались Вилен и Владлен. Их продолжали давать детям и в XXI веке, когда остальные ленинские имена уже давно «превратились» в отчества или вовсе забылись. Правда, многие родители теперь искренне считали, что Вилен и Владлен - старинные, исконно славянские имена. В 2004 году на одном интернет-форуме можно было прочитать такое сообщение: «Нам понравилось имя Вилен, но как только узнали, что это сокращение от Владимир Ильич Ленин, сразу отпало!». Журналист Ростислав Бардокин описывал такой случай: «В своё время спорил со своим знакомым из-за имени его дочери. «Вилена - это старое красивое русское имя», - говорил приятель. «Окстись, - разочаровал я его, - имя, может, и красивое, но никак не старое, ему от силы лет семьдесят. Вилена - Владимир Ильич Ленин». Товарищ возмущался, бегал смотреть словари, но затем смирился: спорь не спорь, а дочь свою он назвал в честь вождя мирового пролетариата»...
Ленинские имена составляли лишь часть общего потока революционных имен. Были имена троцкистские, например, Ледав (Лев Давидович), Ледат (Лев Давидович Троцкий), Тролен (Троцкий, Ленин), Лентрош (Ленин, Троцкий, Шаумян) и даже Тролебузина (Троцкий, Ленин, Бухарин, Зиновьев). Победу сталинцев над троцкистами в партийных дискуссиях отразило имя Статор (Сталин торжествует). Вообще, народное творчество в области личных имён разыгралось вовсю. И по этим именам можно писать историю Советской России. Очень были распространены такие «парные» имена, как Рева и Люция (мальчика называли Рево, а девочку - Люцией). А ещё встречались Баррикада, Граната, Утопия, Анархия, Террор, Воля, Демократ, Идея, Искра, Мирабо... Разумеется, старые и новые обычаи нередко вступали в конфликты между собой.
«Старое в новом.
- Слушаю тебя и не пойму: то ты сынка своего Октябрём зовёшь, то Васенькой кличешь.
- Эх, милая... Октябрём-то его октябрили, а крестили - Василием».
Заметка из журнала «Крокодил». 1924 год
Рисунок Л. Сойфертиса. 1935 год. «Преждевременная радость».
«- А как звать-то твоего сыночка?
- Витей.
- Виктор! Ну, вот и хорошо. А то все нерусские имена выдумывать стали!
- Не Виктор, бабушка, а Витамин».
Наибольшее количество детей с революционными именами пришлось на 1925-1931 годы. Волна революционных имен распространилась в 20-е годы и на животных: лошадей в кавалерии и даже... беговых рысаков на ипподромах (хотя в последнем случае это выглядело уже как насмешка - и не прижилось). К 30-м годам революционные имена ещё оставались «в тренде», стали привычными в быту.
Письмо юной читательницы из журнала «Мурзилка». 1929 год
Однако именно в 30-е годы, с общей волной преемственности, отношение к революционным именам стало постепенно меняться. Лев Успенский писал в детском журнале «Костёр» в 1937 году: «Года два назад писатель Кассиль зло посмеялся в газете над человеком, назвавшим дочку Лагшмиварой, что значит «Лагерь Шмидта в Арктике». Писатель был прав. Я сам знаю гражданина, который свою дочурку наградил именем «Артиллерийская Академия» только потому, что учился в этом втузе и любил его. Правда, сейчас девочку зовут Арточкой, но когда-нибудь она рискует стать Артиллерийской Академией Ивановной. Это уже похоже на Субботу Осетра, новгородца, жившего в 1572 году».
Заодно с Лагшмиварой объектами насмешек становились Оттошминальда (Отто Шмидт на льдине), Чельнальдина (Челюскинцы на льдине) и Лапанальда (Лагерь папанинцев на льдине).
В книге «Ты и твоё имя» Успенский критиковал уже по сути любые нетрадиционные имена, вновь вспоминая Лагшмивару и «Арточку»: «Другую бедняжку в конце двадцатых годов окрестили ещё неожиданнее - Непрерывкой. В те годы был предпринят опыт перехода на так называемую непрерывную пятидневную рабочую неделю. О «непрерывке» много писали в газетах. Этого было достаточно; из модного слова сделали имя. Но слово подвело. Прошло очень немного лет, и от непрерывной недели по разным причинам отказались. Слово «непрерывка» утратило своё значение, а затем и попросту забылось, - может быть, вы сегодня услышали его от меня впервые. А бедная жертва новых номофилов сохранила своё нелепое имя. Правда, близкие звали её Рэрой, но ей то и дело приходилось отвечать на простодушные вопросы: «Рэрочка? Ах, это очаровательно! А полное имя как?» Поставьте себя в её положение... Как видите, мне приходилось встречаться с довольно оригинальными именами. Я столкнулся с одним - не тем он будь помянут - довольно туповатым студентом, которого звали Гением. Видел я и маленького, да к тому же ещё хромого, мальчика, которому было дано имя Гигант; точно это выдумали со специальной целью испортить ребёнку и без того нелегкую жизнь. Родители вздумали отметить таким своеобразным способом основание зернового совхоза «Гигант» в Сальских степях на юге нашей страны».
Рисунок из русской эмигрантской печати. 1936 год
В 60-е годы насмешки над революционными именами подхватила советская либеральная интеллигенция. Имена типа Урюрвкос (Ура, Юра в космосе) или Ватерпежекосма (Валентина Терешкова - первая женщина-космонавт) - это, полагаю, уже просто, выражаясь современным языком, фейки и чистый троллинг со стороны антисоветчиков. А вот имя Юралга (Юрий Алексеевич Гагарин), думается, вполне могло бы реально существовать. Однако в целом волна имятворчества после войны стремительно сходила нет, торжествовали имена традиционные.
(Продолжение следует).
ПОЛНОЕ ОГЛАВЛЕНИЕ СЕРИИ