Фридрих Ницше = маркиз де Сад
В очередной раз перечитывая знаменитый двухтомник сочинений Ницше (под редакцией Карена Свасьяна), я обратил внимание на то примечание Свасьяна, где он говорит об явном сходстве одного из отрывков Ницше с мыслями маркиза де Сада.
Имеет смысл привести длинные цитаты для сравнения.
Для начала, вот цитата из Сада (из письма к Марии-Доротее де Руссе, 1782 год):
<< Жалкие твари, краткосрочно копошащиеся на поверхности этой грязи, где одна половина стада должна преследовать другую! о человек, тебе ли судить о том, что добро и что зло? Тщедушной ли особи твоего рода означать границы природы, решать, что ей можно, провозглашать, чего ей нельзя! ты, в чьих глазах и самое ничтожное из ее действий всё еще нуждается в понимании, ты, не умеющий объяснить и наиболее легкое из явлений, определи мне происхождение законов движения, законов тяготения, изложи мне сущность материи: инертна она или нет? Если она не движется, скажи мне, каким образом природа, никогда не пребывающая в покое, могла сотворить нечто всегда в ней существующее, а если она движется, если она есть достоверная и законная причина вечных порождений и изменений, скажи мне, что есть жизнь, и покажи мне, что есть смерть; скажи мне, что такое воздух, порассуждай о его различных состояниях, втолкуй мне, почему я нахожу раковины на горных вершинах и руины на морском дне.
Ты, кто решаешь, есть ли данная вещь преступление или нет, ты, что посылаешь на виселицу в Париже за то, что в Конго стоило бы короны, сосредоточь мои мысли на ходе звезд, на их подвешенности, силе их притяжения, их подвижности, их сущности, их периодичности, докажи-ка мне Ньютона вместо Декарта и Коперника вместо Тихо Браге, объясни мне только, отчего камень, брошенный в воздух, падает с высоты, да, дай мне ощутить это столь простое действие, и я прощу тебе то, что ты моралист, если ты получше будешь разбираться в физике. >>
Для сравнения, вот цитата из Ницше (параграф 335 книги "Весёлая Наука", 1883 год):
<< Да здравствует физика!
Сколько же людей умеют наблюдать! И среди немногих, умеющих это, - сколькие наблюдают самих себя! “Каждый наиболее чужд самому себе” - это знают, к своему неудовольствию, все домогатели глубин, и изречение “познай самого себя!”, в устах бога и обращенное к человеку, звучит почти как колкость. Что, однако, с самонаблюдением обстоит столь безнадежно, об этом ничто не свидетельствует так, как манера, с которой почти каждый разглагольствует о сущности какого-либо морального поступка, эта быстрая, усердная, убежденная, болтливая манера с присущим ей взглядом, улыбкой, услужливым рвением! Словно бы тебе хотят сказать: “Однако, милый мой, это как раз по моей части! Ты обращаешься с твоим вопросом к тому, кто вправе ответить: случайным образом я ни в чем не смыслю так, как в этом. Итак, если человек судит “вот так это будет правильно”, если он заключает на этом основании: “поэтому это должно случиться!” и потом уже поступает сообразно тому, что он нашел правильным и необходимым, - то сущность его поступка моральна!” Но, друг мой, ты говоришь здесь о трех поступках вместо одного: твое суждение, к примеру, “вот так это будет правильно” есть также поступок - разве нельзя было бы судить и о нем моральным и неморальным способом? Почему считаешь ты это и именно это правильным? “Потому что об этом говорит мне моя совесть; совесть никогда не говорит неморально, только она и определяет, чему быть моральным!” - Но почему ты повинуешься тому, что говорит твоя совесть? И насколько вправе ты рассматривать такое суждение как истинное и необманчивое? Нет ли больше никакой совести - для этой веры? Известно ли тебе что-нибудь об интеллектуальной совести? Совести, скрытой за твоей “совестью”? Твое суждение “вот так это будет правильно” имеет предысторию в твоих влечениях, склонностях, антипатиях, опытах и неискушенностях. “Как оно могло возникнуть?”” - должен ты спросить, и еще должен ты спросить: “Что, собственно, заставляет меня повиноваться ему?” Ты можешь подчиняться его приказу, как бравый солдат, внемлющий приказу своего офицера. Или как женщина, любящая того, кто повелевает. Или как льстец и трус, боящийся повелевающего. Или как глупец, который повинуется, ибо ему нечего сказать против. Короче, на сотню ладов можешь ты внимать своей совести. Но то, что ты выслушиваешь то или иное суждение, как голос совести, - стало быть, ощущаешь нечто, как правильное, - может иметь свою причину в том, что ты никогда не размышлял о самом себе и слепо принимал то, что с детских лет внушалось тебе как правильное; или в том, что твой хлеб насущный и положение до сих пор зависели от того, что ты называешь своим долгом, - ты считаешь это “правильным”, так как это представляется тебе твоим “условием существования” (а то, что ты имеешь право на существование, кажется тебе неопровержимым!). Твердость твоего морального суждения могла бы все еще служить доказательством как раз личного убожества, безличности; твоя “моральная сила” могла бы корениться в твоем упрямстве - или в твоей неспособности лицезреть новые идеалы! И, короче говоря, если бы ты тоньше мыслил, лучше наблюдал и больше учился, ты бы ни при каких обстоятельствах не называл больше долгом и совестью этот твой “долг” и эту твою “совесть”: осознание того, как вообще и когда-либо возникли моральные суждения, отбило бы у тебя охоту к этим патетическим словам, - подобно тому как у тебя уже была отбита охота у другим патетическим словам, типа “грех”, “спасение души”, “искупление”. И не говори мне впредь о категорическом императиве, друг мой! - это слово щекочет мне ухо, и я вынужден смеяться, несмотря на твое столь серьезное присутствие: я поминаю при этом старого Канта, который в наказание за то, что он хитростью добился “вещи в себе” - тоже очень смешная вещь! - был добит “категорическим императивом” и с ним в сердце снова приблудился, подобно лисе, забредшей обратно в свою клетку, к “Богу”, “душе”, “свободе” и “бессмертию”; а клетка-то и была взломлена его силою и умом! - Как? Ты любуешься категорическим императивом в себе самом? Этой “твердостью” твоего так называемого морального суждения? Этой “безусловностью” чувства: “все должны судить здесь так, как я”? Удивляйся, скорее, здесь своему себялюбию! и слепоте, ничтожности, невзыскательности твоего себялюбия! Себялюбие и есть это: ощущать свое суждение как всеобщий закон, - и притом слепое, ничтожное и невзыскательное себялюбие, ибо оно выдает, что ты еще не открыл самого себя, не сотворил еще себе собственного, собственнейшего идеала, который никогда не смог бы быть идеалом кого-нибудь другого, - молчу уж о всех, всех! - Кто судит еще: “так должен был бы в этом случае поступить каждый”, тот не продвинулся еще дальше пяти шагов в самопознании: иначе ведал бы он, что нет и быть не может одинаковых поступков, - что каждый свершенный поступок свершен вполне единственным и неповторимым образом и что с каждым будущим поступком будет обстоять так, что все предписания к действию коснутся лишь грубой внешней его стороны (включая даже проникновеннейшие и утонченнейшие предписания всех прежних моралей), - что с ними, пожалуй, можно будет достичь иллюзии равенства, но именно лишь иллюзии, - что любой поступок, если взглянуть или оглянуться на него, есть и продолжает оставаться непроницаемой вещью, - что наши мнения о “добром”, “благородном”, “великом” никогда не могут быть доказаны нашими поступками, ибо каждый поступок непознаваем, - что, хотя наши мнения, оценки и заповеди наверняка принадлежат к мощнейшим рычагам в шестеренчатом механизме наших поступков, все равно закон их механики недоказуем для каждого отдельного случая. Итак, ограничимся очищением наших мнений и оценок и созиданием новых собственных скрижалей - и не будем больше корпеть над “моральной ценностью наших поступков”! Да, друзья мои! Пробил час отвращения ко всей моральной болтовне одних в адрес других! Моральное судопроизводство должно быть оскорблением нашему вкусу! Предоставим эту болтовню и этот дурной вкус тем, кому нечего больше и делать, как волочить прошлое пядь за пядью сквозь времена, и кто сам никогда не есть настоящее, - многим, стало быть, очень многим! Мы же хотим стать тем, что мы есть, - новыми, неповторимыми, несравнимыми, полагающими себе собственные законы, себя-самих-творящими! И для этого должны мы стать лучшими выучениками и открывателями всего законного и необходимого в мире: мы должны быть физиками, чтобы смочь быть творцами в названном смысле, - между тем как до сих пор все оценки и идеалы зиждились на незнании физики либо в противоречии с нею. И посему: да здравствует физика! А еще больше то, что принуждает нас к ней, - наша честность! >>
Итак, благодаря наблюдательности филологов (таких как Карен Свасьян), мы видим сильное сходство мыслей Ницше и Сада. Вооружившись этим знанием, я решил сравнить биографии Сада и Ницше.
...
Сад в свои 23 года вышел в отставку с военной службы (в 1763 году).
Ницше в свои 23 года был демобилизован (в 1868 году).
...
На 26-ом году жизни Сада - умирает его отец (1767).
На 26-ом году жизни Ницше - сам Ницше находится на грани смерти (1870).
...
Почти сразу после смерти отца Сада - поведение самого Сада становится чрезмерно скандальным и даже криминальным (регулярно с 1768).
Почти сразу после своей почти случившейся смерти - Ницше начинает скандальную жизнь (с 1871 года). Его студенты отказываются посещать лекции Ницше, ему объявлен бойкот со стороны научного сообщества, полемика вокруг имени Ницше становится откровенно грубой и хамской.
...
Сад известен тем, что скандалы вокруг его имени заставили Сада бежать из родной ему Франции. Места дальнейших скитаний Сада - северная Италия (Пьемонт, Венеция) и Швейцария.
Здесь "франция" Сада - входит в параллель с "франконией" Ницше.
Ницше известен тем, что бежал из Байройта (во Франконии), начав скитальческую жизнь по северной Италии (Пьемонт, Венеция) и Швейцарии.
...
Сад мечтал о том, чтобы жить в уединённом замке в глухом углу Швейцарии, предаваясь там своим желанным оргиям. Эти мечты были обрисованы им в книге "120 дней Содома" (сюжет книги разворачивается в замке, вдали от глаз общества).
Ницше мечтал о том, чтобы купить или снять в аренду замок в глухой местности, чтобы основать там обитель для небольшой замкнутой группы лиц, которые могли бы предаваться там своим штудиям. Ницше часто пишет об этом в своих письмах. Летом 1873 года Ницше вместе со своей сестрой неудачно пытались снять в аренду замок в окрестностях Флиммса (в горах Граубюндена, Швейцария).
...
Сада обвиняли в том, что он пытается растлевать своих жертв и насилует их.
Ницше: << когда идёшь к женщине, не забудь взять плётку >>.
...
Многочисленные сексуальные похождения Сада стали притчей во языцех, и поводом для самых невероятных слухов о том, насколько извращён Сад.
Сексуальная жизнь Ницше была поводом для самых невероятных слухов. Например, широко известен слух о том, что Ницше состоял в половой связи со своей сестрой. Во время пребывания Ницше в дурдоме, он якобы требовал приводить к нему женщин для половых оргий, и т.д.
...
Многие годы своей жизни Сад провёл в тюрьме и в психбольнице Шарантон.
Последние годы своей жизни Ницше провёл в принудительной изоляции сначала в одной психбольнице, затем в другой.
...
Будучи в разных тюрьмах, Сад в своих письмах к родичам жалуется на плохие условия, просит помочь ему с деньгами, едой, книгами, одеждой.
Проживая в разных пансионах, Ницше в своих письмах (к родным и друзьям) жалуется на бедность, голод, недостаток книг.
...
Философское учение Сада не знает тогдашнего деления общества на аристократов, духовенство и третье сословие. Вместо этого, Сад признаёт только сословия "властителей" и "рабов".
Ницше утверждает, что существуют лишь "господа" и "рабы".
...
Центральный интерес философии Сада - снять с человека все моральные ограничения.
Основная мысль философии Ницше - "нужно ампутировать мораль".
...
Знаменитый термин "садизм" придумал немецкий психиатр Рихард фон Крафт-Эбинг.
Знаменитый термин "ницшеанство" придумал Карл фон Герсдорф (близкий друг Ницше).
Крафт-Эбинг и Герсдорф (вместе с Ницше):
p.s. К моему огромному недовольству, я обнаружил недавно, что интернет-поисковики выдают ОДИНАКОВЫЕ фотографии и для Карла фон Герсдорфа, и для Пауля Дойссена (оба были друзьями Ницше). Вот, можно сравнить: фото Герсдорфа и фото Дойссена.
Имеет смысл привести длинные цитаты для сравнения.
Для начала, вот цитата из Сада (из письма к Марии-Доротее де Руссе, 1782 год):
<< Жалкие твари, краткосрочно копошащиеся на поверхности этой грязи, где одна половина стада должна преследовать другую! о человек, тебе ли судить о том, что добро и что зло? Тщедушной ли особи твоего рода означать границы природы, решать, что ей можно, провозглашать, чего ей нельзя! ты, в чьих глазах и самое ничтожное из ее действий всё еще нуждается в понимании, ты, не умеющий объяснить и наиболее легкое из явлений, определи мне происхождение законов движения, законов тяготения, изложи мне сущность материи: инертна она или нет? Если она не движется, скажи мне, каким образом природа, никогда не пребывающая в покое, могла сотворить нечто всегда в ней существующее, а если она движется, если она есть достоверная и законная причина вечных порождений и изменений, скажи мне, что есть жизнь, и покажи мне, что есть смерть; скажи мне, что такое воздух, порассуждай о его различных состояниях, втолкуй мне, почему я нахожу раковины на горных вершинах и руины на морском дне.
Ты, кто решаешь, есть ли данная вещь преступление или нет, ты, что посылаешь на виселицу в Париже за то, что в Конго стоило бы короны, сосредоточь мои мысли на ходе звезд, на их подвешенности, силе их притяжения, их подвижности, их сущности, их периодичности, докажи-ка мне Ньютона вместо Декарта и Коперника вместо Тихо Браге, объясни мне только, отчего камень, брошенный в воздух, падает с высоты, да, дай мне ощутить это столь простое действие, и я прощу тебе то, что ты моралист, если ты получше будешь разбираться в физике. >>
Для сравнения, вот цитата из Ницше (параграф 335 книги "Весёлая Наука", 1883 год):
<< Да здравствует физика!
Сколько же людей умеют наблюдать! И среди немногих, умеющих это, - сколькие наблюдают самих себя! “Каждый наиболее чужд самому себе” - это знают, к своему неудовольствию, все домогатели глубин, и изречение “познай самого себя!”, в устах бога и обращенное к человеку, звучит почти как колкость. Что, однако, с самонаблюдением обстоит столь безнадежно, об этом ничто не свидетельствует так, как манера, с которой почти каждый разглагольствует о сущности какого-либо морального поступка, эта быстрая, усердная, убежденная, болтливая манера с присущим ей взглядом, улыбкой, услужливым рвением! Словно бы тебе хотят сказать: “Однако, милый мой, это как раз по моей части! Ты обращаешься с твоим вопросом к тому, кто вправе ответить: случайным образом я ни в чем не смыслю так, как в этом. Итак, если человек судит “вот так это будет правильно”, если он заключает на этом основании: “поэтому это должно случиться!” и потом уже поступает сообразно тому, что он нашел правильным и необходимым, - то сущность его поступка моральна!” Но, друг мой, ты говоришь здесь о трех поступках вместо одного: твое суждение, к примеру, “вот так это будет правильно” есть также поступок - разве нельзя было бы судить и о нем моральным и неморальным способом? Почему считаешь ты это и именно это правильным? “Потому что об этом говорит мне моя совесть; совесть никогда не говорит неморально, только она и определяет, чему быть моральным!” - Но почему ты повинуешься тому, что говорит твоя совесть? И насколько вправе ты рассматривать такое суждение как истинное и необманчивое? Нет ли больше никакой совести - для этой веры? Известно ли тебе что-нибудь об интеллектуальной совести? Совести, скрытой за твоей “совестью”? Твое суждение “вот так это будет правильно” имеет предысторию в твоих влечениях, склонностях, антипатиях, опытах и неискушенностях. “Как оно могло возникнуть?”” - должен ты спросить, и еще должен ты спросить: “Что, собственно, заставляет меня повиноваться ему?” Ты можешь подчиняться его приказу, как бравый солдат, внемлющий приказу своего офицера. Или как женщина, любящая того, кто повелевает. Или как льстец и трус, боящийся повелевающего. Или как глупец, который повинуется, ибо ему нечего сказать против. Короче, на сотню ладов можешь ты внимать своей совести. Но то, что ты выслушиваешь то или иное суждение, как голос совести, - стало быть, ощущаешь нечто, как правильное, - может иметь свою причину в том, что ты никогда не размышлял о самом себе и слепо принимал то, что с детских лет внушалось тебе как правильное; или в том, что твой хлеб насущный и положение до сих пор зависели от того, что ты называешь своим долгом, - ты считаешь это “правильным”, так как это представляется тебе твоим “условием существования” (а то, что ты имеешь право на существование, кажется тебе неопровержимым!). Твердость твоего морального суждения могла бы все еще служить доказательством как раз личного убожества, безличности; твоя “моральная сила” могла бы корениться в твоем упрямстве - или в твоей неспособности лицезреть новые идеалы! И, короче говоря, если бы ты тоньше мыслил, лучше наблюдал и больше учился, ты бы ни при каких обстоятельствах не называл больше долгом и совестью этот твой “долг” и эту твою “совесть”: осознание того, как вообще и когда-либо возникли моральные суждения, отбило бы у тебя охоту к этим патетическим словам, - подобно тому как у тебя уже была отбита охота у другим патетическим словам, типа “грех”, “спасение души”, “искупление”. И не говори мне впредь о категорическом императиве, друг мой! - это слово щекочет мне ухо, и я вынужден смеяться, несмотря на твое столь серьезное присутствие: я поминаю при этом старого Канта, который в наказание за то, что он хитростью добился “вещи в себе” - тоже очень смешная вещь! - был добит “категорическим императивом” и с ним в сердце снова приблудился, подобно лисе, забредшей обратно в свою клетку, к “Богу”, “душе”, “свободе” и “бессмертию”; а клетка-то и была взломлена его силою и умом! - Как? Ты любуешься категорическим императивом в себе самом? Этой “твердостью” твоего так называемого морального суждения? Этой “безусловностью” чувства: “все должны судить здесь так, как я”? Удивляйся, скорее, здесь своему себялюбию! и слепоте, ничтожности, невзыскательности твоего себялюбия! Себялюбие и есть это: ощущать свое суждение как всеобщий закон, - и притом слепое, ничтожное и невзыскательное себялюбие, ибо оно выдает, что ты еще не открыл самого себя, не сотворил еще себе собственного, собственнейшего идеала, который никогда не смог бы быть идеалом кого-нибудь другого, - молчу уж о всех, всех! - Кто судит еще: “так должен был бы в этом случае поступить каждый”, тот не продвинулся еще дальше пяти шагов в самопознании: иначе ведал бы он, что нет и быть не может одинаковых поступков, - что каждый свершенный поступок свершен вполне единственным и неповторимым образом и что с каждым будущим поступком будет обстоять так, что все предписания к действию коснутся лишь грубой внешней его стороны (включая даже проникновеннейшие и утонченнейшие предписания всех прежних моралей), - что с ними, пожалуй, можно будет достичь иллюзии равенства, но именно лишь иллюзии, - что любой поступок, если взглянуть или оглянуться на него, есть и продолжает оставаться непроницаемой вещью, - что наши мнения о “добром”, “благородном”, “великом” никогда не могут быть доказаны нашими поступками, ибо каждый поступок непознаваем, - что, хотя наши мнения, оценки и заповеди наверняка принадлежат к мощнейшим рычагам в шестеренчатом механизме наших поступков, все равно закон их механики недоказуем для каждого отдельного случая. Итак, ограничимся очищением наших мнений и оценок и созиданием новых собственных скрижалей - и не будем больше корпеть над “моральной ценностью наших поступков”! Да, друзья мои! Пробил час отвращения ко всей моральной болтовне одних в адрес других! Моральное судопроизводство должно быть оскорблением нашему вкусу! Предоставим эту болтовню и этот дурной вкус тем, кому нечего больше и делать, как волочить прошлое пядь за пядью сквозь времена, и кто сам никогда не есть настоящее, - многим, стало быть, очень многим! Мы же хотим стать тем, что мы есть, - новыми, неповторимыми, несравнимыми, полагающими себе собственные законы, себя-самих-творящими! И для этого должны мы стать лучшими выучениками и открывателями всего законного и необходимого в мире: мы должны быть физиками, чтобы смочь быть творцами в названном смысле, - между тем как до сих пор все оценки и идеалы зиждились на незнании физики либо в противоречии с нею. И посему: да здравствует физика! А еще больше то, что принуждает нас к ней, - наша честность! >>
Итак, благодаря наблюдательности филологов (таких как Карен Свасьян), мы видим сильное сходство мыслей Ницше и Сада. Вооружившись этим знанием, я решил сравнить биографии Сада и Ницше.
...
Сад в свои 23 года вышел в отставку с военной службы (в 1763 году).
Ницше в свои 23 года был демобилизован (в 1868 году).
...
На 26-ом году жизни Сада - умирает его отец (1767).
На 26-ом году жизни Ницше - сам Ницше находится на грани смерти (1870).
...
Почти сразу после смерти отца Сада - поведение самого Сада становится чрезмерно скандальным и даже криминальным (регулярно с 1768).
Почти сразу после своей почти случившейся смерти - Ницше начинает скандальную жизнь (с 1871 года). Его студенты отказываются посещать лекции Ницше, ему объявлен бойкот со стороны научного сообщества, полемика вокруг имени Ницше становится откровенно грубой и хамской.
...
Сад известен тем, что скандалы вокруг его имени заставили Сада бежать из родной ему Франции. Места дальнейших скитаний Сада - северная Италия (Пьемонт, Венеция) и Швейцария.
Здесь "франция" Сада - входит в параллель с "франконией" Ницше.
Ницше известен тем, что бежал из Байройта (во Франконии), начав скитальческую жизнь по северной Италии (Пьемонт, Венеция) и Швейцарии.
...
Сад мечтал о том, чтобы жить в уединённом замке в глухом углу Швейцарии, предаваясь там своим желанным оргиям. Эти мечты были обрисованы им в книге "120 дней Содома" (сюжет книги разворачивается в замке, вдали от глаз общества).
Ницше мечтал о том, чтобы купить или снять в аренду замок в глухой местности, чтобы основать там обитель для небольшой замкнутой группы лиц, которые могли бы предаваться там своим штудиям. Ницше часто пишет об этом в своих письмах. Летом 1873 года Ницше вместе со своей сестрой неудачно пытались снять в аренду замок в окрестностях Флиммса (в горах Граубюндена, Швейцария).
...
Сада обвиняли в том, что он пытается растлевать своих жертв и насилует их.
Ницше: << когда идёшь к женщине, не забудь взять плётку >>.
...
Многочисленные сексуальные похождения Сада стали притчей во языцех, и поводом для самых невероятных слухов о том, насколько извращён Сад.
Сексуальная жизнь Ницше была поводом для самых невероятных слухов. Например, широко известен слух о том, что Ницше состоял в половой связи со своей сестрой. Во время пребывания Ницше в дурдоме, он якобы требовал приводить к нему женщин для половых оргий, и т.д.
...
Многие годы своей жизни Сад провёл в тюрьме и в психбольнице Шарантон.
Последние годы своей жизни Ницше провёл в принудительной изоляции сначала в одной психбольнице, затем в другой.
...
Будучи в разных тюрьмах, Сад в своих письмах к родичам жалуется на плохие условия, просит помочь ему с деньгами, едой, книгами, одеждой.
Проживая в разных пансионах, Ницше в своих письмах (к родным и друзьям) жалуется на бедность, голод, недостаток книг.
...
Философское учение Сада не знает тогдашнего деления общества на аристократов, духовенство и третье сословие. Вместо этого, Сад признаёт только сословия "властителей" и "рабов".
Ницше утверждает, что существуют лишь "господа" и "рабы".
...
Центральный интерес философии Сада - снять с человека все моральные ограничения.
Основная мысль философии Ницше - "нужно ампутировать мораль".
...
Знаменитый термин "садизм" придумал немецкий психиатр Рихард фон Крафт-Эбинг.
Знаменитый термин "ницшеанство" придумал Карл фон Герсдорф (близкий друг Ницше).
Крафт-Эбинг и Герсдорф (вместе с Ницше):
p.s. К моему огромному недовольству, я обнаружил недавно, что интернет-поисковики выдают ОДИНАКОВЫЕ фотографии и для Карла фон Герсдорфа, и для Пауля Дойссена (оба были друзьями Ницше). Вот, можно сравнить: фото Герсдорфа и фото Дойссена.