sevenPattern
В маленьких городах все люди друг друга знают. Зла тут никому никто не желает, живут как живется, ближним помогают. Даже если остров большой. А как идет прилив, так все как одна большая семья.
- Дядя, говорят, ты лучшие корабли на этом острове делаешь.
- Тахаха..! Ну, может и говорят. А уж как сделаю, не мне решать. Главное - гордость у корабля чтоб была, парень. Гордость!
Оро Джексон был рожден на берегу маленького портового городка с именем, оставшимся от тех времен, о которых современная история умалчивает. Вотер 7 его жители предпочитали же просто называть городом воды. Воды там, действительно, было очень много. С каждым годом маленький кусочек земли стремительно погружался под воду все больше и больше, новые дома строили поверх старых. Современный город состоит из камня и бетона, целиком и полностью, а во времена не столь отдаленные, он еще мог похвастаться небольшими участками земли и лучшими сортами яблок во всем мире.
А так же - лучшими корабельными плотниками.
- Джек.
- Ууу…
- Джек, вставай.
- Алли, я тебя… Я тебя прошу, дай мне еще пять минут! Я лег всего час назад!
- Ох, интересно. Значит, мне отослать Тома назад?
В принципе, Джеку давно пора было начать относиться к подобным заявлениям настороженно, но каждый раз он всецело доверял супруге, мгновенно вскакивал и несся в прихожую. Иногда там никого не было, и его отправляли сидеть с ребенком, мыть тарелки или прибивать гвоздь. А иногда очень даже были. Благо сегодня случай относился ко второй группе.
С Томом они были лучшими друзьями. Как-то раз он пришел заточить к нему кухонные ножи, пилу и топор, они разговорились, а после стали приваливаться друг к другу в гости и разговаривать о том, о сем. По большей части, конечно, гостил Том, автомеханика Джека же было невозможно выловить ни с утра пораньше, ни днем. Он имел отвратительнейшую привычку работать ночью, спать днем, и всячески пытаться поддерживать этот режим. Жена не давала. Сын был как-то не особо против: захотел провести время с отцом, пришел, лег под бок и подремал. Всяко полезно. Папины автоматы его мало трогали, поэтому так было даже лучше.
Но я что-то отвлекся. Том… Том был плотником. Строил корабли. Лучше всех на острове, надо сказать. И полученных за корабль денег ему вполне хватало на полгода безбедного существования. Только большую их часть он опять же спускал в экспериментальное строительство. И не без участия лучшего друга. Когда они вместе выпивали медовухи и начинали рассуждать о жизни, вечности и правительстве, откуда не возьмись, вспыхивали гениальные идеи, и два брата-акробата, бросались их выполнять. Ну, точнее пытаться.
- По чертежам все вполне выполнимо, знаешь, - рассказывает русал, а у небритого рыжего мужчины напротив глаза горят. - В общем…
Он часто говорит, что надежду создают люди, а не машины. Выкуривает влажную папиросу, почесывает подбородок, и широко-широко улыбается. Джеку есть на кого оставить его запчасти, пусть даже они заржавеют и превратятся в песок. Его больше радует сам факт, что у него есть чудесный малыш, хмурый и серьезный, но с невероятно теплой улыбкой.
- Пап.
Мужчины почти синхронно поворачиваются к источнику звука, но лохматую фиалковую голову, а точнее ее половину, торчащую из-за стола, замечают не сразу. Цвет волос ему достался от матери, от отца - пронзительно-синие глаза.
- Что, солнышко? - Джек аж расплывается в улыбке, но погладить серьезное существо так и не решается.
- Курить вредно.
Помолчав с пару секунд, они начинают хохотать. Том смеется прямо-таки до слез, а счастливый папаша и того больше. Смеются себе, а мальчишка тихо так поставит на стол маленький кораблик, и выскользнет из дома на улицу, чтобы помочь матушке развесить белье на сушку.
Он родился в лютый холод, и первый раз увидев его, Джек очень удачно пошутил.
Айсберг.
Мальчик по имени Айсберг очень любил корабли.
Он считает, что ему непозволительно плакать. Он не девчонка все-таки. Порежется где, ударится, болит что-то - он спокойно говорит об этом, может поморщиться, но плакать не будет. Ни-за-что.
- Сынок, ну подожди, - Джек едва успевает поймать мальчонку за плечо, и поворачивает к себе. - Ты же голышом почти.
Айсберг плотно кутается в дырявое покрывало и хмуро взирает на него снизу вверх. А такое чувство, что сверху вниз. Они друг друга никогда не понимали, от чего где-то в глубине души мужчине становится очень больно. Он не был плохим отцом, он любил свою кровинку до безумия, баловал его как мог. А ребенок даже не улыбался. И вот сейчас он сурово смотрел на отца, мелко подрагивая от холода, самостоятельный весь такой. Рассерженный, что его задерживают.
Джек поджимает нижнюю губу и, немного помедлив, снимает с себя бежевый пуховик. Добротный такой пуховик, плотный, и накидывает на плечи мальчику. Потом коротко целует в лоб, болезненно улыбается, встает и уходит. Сказав, что он его очень любит. «Я люблю тебя, сыночек». И уходит.
Когда мальчик прибегает назад, дом уже полыхает. Языки пламени жадно облизывают старые доски, дым валит в вечернее небо, растворяясь где-то там далеко, а он бросается в горящее здание, сбросив с себя куртку. Он кричит, зовет их, но никто не отвечает, никто не отзывается. А в какой-то момент он глубоко вдыхает и почти теряет сознание. Сильно кашляет. Оттуда его вытаскивает Том, едва успев уйти от рухнувшей с потолка балки.
А потом они долго сидят и смотрят на догорающий старый домик городского механика. Русал очищает подпаленную в нескольких местах бороду от угольков, а ребенок безмолвно наблюдает за тем, как огонь доедает остатки своего ужина. Сегодня началось восстание плотников на верфях, которым не платили уже больше полугода.
Том и не услышал, как Айсберг начал плакать. Сначала тихо, стыдливо прижимая ко рту пуховик, а потом громко, с надрывом рыдал, озлобленно и резко вытирая глаза от жгущей их соли. Он ненавидел что-то в ту минуту. Не дядьку, который не дал ему умереть, не людей, которые отняли у него родителей. Себя. За все несказанные им слова, за все сердитые взгляды, за все не подаренные улыбки. Ненавидел до того, что хотелось рвать на себе кожу.
А он его обнимает. Крепко, по-отечески и гладит усыпанную пеплом синюю, как морская глубина, голову. Почти прокушенные губы мальчика уже грозили превратиться в один большой синяк.
- Флааам! Флаааам! Твою ж мать, где этот длянной мальчишка?!
Его отец был мошенником. Самым настоящим. А еще не выговаривал букву «р».
Он подделывал предметы искусства, за что его когда-то изгнали с острова Альта Ларга, что в Саус Блу, ценные бумаги и даже ювелирные изделия. Всесторонним был человеком, в общем. Последние у него получались, надо заметить, лучше всего. Может потому, что он пять лет провел на Малкусе, где успел обрюхатить скромную девушку, державшую свою мастерскую и магазин в Баклере, может потому что имел точеный глаз. Хотя нет, эти глаза были кое у кого еще.
Сын Катти Хаггарта, известного в мировом подпольном союзе как “Ювелир”, был назван в честь бутылки паленого вина, которую папаша с горя выпил в тот день, когда мальчонка родился. Он до сих пор еще не понимал, как девчонке из ювелирного магазина удалось свалить его в себе в постель, да еще и забеременеть. Но как только у четырехлетнего мальчишки открылись матушкины ювелирные способности, папаша мгновенно полюбил его от всей души. И с того самого момента прославился как лучший изготовитель стеклянных камней, которые никто не мог отличить от настоящих, даже самый придирчивый оценщик.
Но, может к сожалению, а может и к счастью, ювелирное дело у Флама не вызывало никакого интереса. Ему нравилось огнестрельное оружие, на которое бегал смотреть к одному старику из Анеласа, являвшемуся одним из лучших в своем деле. У дядьки пару лет назад погиб сынишка его возраста во время извержения вулкана, и тот с радостью принимал у себя Катти как собственного сына. Да и мальчик любил мастера на порядок больше собственного нерадивого отца. Он мог часами проводить время в чужом городе, его все равно особо не искали. Мать умерла от астмы в прошлом месяце, посему находиться все время у нее в мастерской теперь было не нужно. Флам любил ее, наверное. Но ни мать, ни отца никогда «мама» и «папа» не называл.
- Беги, постреленок, - усмехнулся Удмур, потрепал мальчишку по топорщащимся голубым волосам и легонько подпихнул того к двери. - Тебя ищут небось уже.
- Да не, дядь, все отлично, - улыбается ребенок во все лицо, дожевывая большую хлебную горбушку.
- Спасибо, что помог сегодня. Беги давай.
Но иногда он ставил под сомнение эту свою любовь к старому кузнецу и большим мощным пушками, когда видел в оружейной столице пиратов, и его сердце сжималось от нелепого мальчишеского восхищения. Может поэтому, когда отец сказал ему, что они отправляются на Гранд Лайн с пиратской командой, он без протестов взошел на борт незнакомого судна и даже не сбегал попрощаться со старым кузнецом из Анеласа? Удмур ждал его еще пару дней, а потом перестал ждать.
Утром он непременно просыпается только под монотонное постукивание половника о большую сковородку, когда в «офис» приходит Кокоро. Находит у себя в руках крепко сжатую подушку, прокручивает в голове череду новых ночных кошмаров и идет бриться.
А на улице уже холодает, вода в умывальнике покрыта тоненькой корочкой льда и самодельная бритва валяется на земле, с засохшим мылом на лезвии и прилипшими кусочками земли. Айсберг нехотя наклоняется я уже заранее знает, что помимо прочего в этой массе грязи будет еще помешано до кучи коротких голубых волосков и одна, может две засохшие капли крови. Он не успел поймать того момента, когда пухлое детское личико начало приобретать более резкие черты и осунулось, как удлинились и окрепли пальцы, как все его тело стало каким-то несуразным и вытянутым, а губы невероятно тонкими и бледными. Глупый мальчик с глупым именем стал похож на призрака острова-свалки, с холодными голубыми глазами - единственным, наверное, что в нем не поменялось помимо взрывного характера за все эти годы.
Айсберг как обычно бреется, как обычно накидывает поверх майки куртку, как обычно получает от Кокоро завтрак для их взбалмошного жаворонка и идет на стоянку, по дороге завтракая сам. А Катти как обычно сидит в кабине машиниста Рокеттомана, боевой раскраской которого очень гордится, и подкидывает в топку влажные осколки старых досок. Вода вскипает и лопается, огонь трещит, Флам сидит, вытянув босые ноги к печке, и, казалось бы, совершенно не интересуется происходящим на улице, но на самом деле внимательно следит за всеми передвижениями вторгающегося на его территорию человека. Том подхватил простуду, стройку они приостановили, но Фрэнки каждый день сбегает к поездам, разводит в печке огонь и сидит, ждет чего-то.
- Эй, хочешь тоже заболеть?
- Иди ты…
Завтрак он обязательно съест, обязательно выскажет в адрес посетителя еще что-нибудь резкое, и как обычно все закончится тем, что долговязый подросток спрячется молодому мужчине под пуховик и оба вытянут ноги к теплу в противоположной стороне кабины.
Их мало интересует, что странное действо уже давно вошло каждому в привычку. И у обоих нет даже ни малейшей мысли о драке.