Почему Литва - не "альтернативная Русь"
Есть такая закономерность - чем древнее история, тем менее эмоционально воспринимаются её интерпретации. Кроме, разумеется, частных случаев, когда у кого-то на какой-то конкретный период имеется пунктик - но на то они и частные.
Так, когда некоторое пресловутейшее СМИ устраивает опросы "А не стоило ли сдать Ленинград", или позволяет себе иные перлы в стиле "пили бы баварское" - закономерная негативная реакция следует незамедлительно. И это понятно. Ещё живы свидетели событий Великой Отечественной, и ещё очень много тех, кто сам свидетелем непосредственным свидетелем не был, но знает о них из первых рук.
Но когда нечто подобное озвучивается про события постарше, живых свидетелей которым уже заведомо нет, подобные инсинуации воспринимаются намного менее критично. И если подобные оценки Северной войны или Отечественной войны 1812-го года в силу общей бредовости большой популярностью не пользуются, то к вековой конкуренции Руси с Литвой отношение иное. Так, достаточно часто можно встретить выражения вроде "Литва была центром собирания русских земель", а то и "Русь против Москвы - представьте себе такое". И воспринимается всё это почему-то достаточно благосклонно.
Крепился я на сей счёт долго. Но в конце концов меня это "пили бы виленское" несколько, пардон, подзадолбало, так что выскажусь.
Великое княжество Литовское "альтернативной Русью" было не больше, чем Золотая Орда.
Рассмотрим, для вящей понятности, по порядку.
Впервые на страницах летописей литва, как племя, появляется в 1040-м году, когда Ярослав Мудрый предпринимает поход в балтийском направлении и основывает крепость Малый Новгород, он же - Новогородок, он же - Новогородок-Литовский. Или, если с некоторым польским акцентом, Новогрудок - как этот город и называется в наши дни.
Литва, населявшая земли к северу от Новогородка, наряду с жемайтами, земгалами и куршами тем самым была включена в число данников Киевской Руси. Интеграции в Русь это, однако, не значило. Их даже крестить не стали, так и оставили поклоняться Перкунасу, Велнясу и прочим представителям традиционного пантеона с подозрительно узнаваемыми именами.
Будь у нас цель кого-то уесть, можно было бы ляпнуть что-то вроде "поскольку нафиг они никому не были нужны". Но мы всё-таки за историческую справедливость, так что признаем - у балтов того времени была по-своему важная геополитическая роль. Они были буфером между Русью и Священной Римской Империей.
Тогдашние отношения между Русью и Германией, пожалуй, можно назвать холодной войной. Точнее, холодная война была между Византией и Папской областью, но Рим и Константинополь обладали скорее идеологическим влиянием, тогда как военная, экономическая и дипломатическая мощь приходились всё-таки на Ахен и Киев соответственно. Во времена Ярослава Мудрого они даже вели, выражаясь современным языком, прокси-конфликты за влияние на Скандинавию и Англию.
Но открытая война между Русью и Германией не была нужна ни тем, ни другим. Потому общих границ две крупнейшие европейские державы того времени старались не иметь. Русь не особенно старалась расширяться на запад, немцы не демонстрировали своего стереотипного энтузиазма в натиске на восток, и всех эта ситуация устраивала.
Status quo сохранился и когда единая Киевская Русь начала распадаться на независимые княжества, а вассалитет над балтами унаследовали Новгород, Псков и Полоцк. В конце концов, Священная Римская империя при Штауфенах имела ровно те же проблемы со своими фюрстами, что и Русь с удельными князьями - Высокое Средневековье же, расцвет развитóго феодализма.
Правда, когда Владимир Мономах усмирял полоцкую фронду, литва под шумок вышла из вассалитета. И стала безобразничать по западным границам Руси, устраивая набеги на новгородские, смоленские, волынские и черниговские земли. Это было, конечно, неприятно, и потому время от времени князья ходили на литву с ответными визитами. Однако, ни к каким политическим подвижкам это не приводило.
Всё изменилось в самом конце XII-го века, когда правители латгальского княжества Талава, вассального Пскову, решили прибавить себе политического весу, перейдя из язычества в православие.
На западе от этих новостей случилась истерика - мол, караул, русские схизматики наступают, - и в 1192-м году папа Целестин III объявил крестовый поход на балтийских язычников, дабы уберечь их от приобщения к учению Христа из не сертифицированного Римом источника.
Естественно, начались столкновения русских дружин с немецкими рыцарями, но существенного эффекта они не имели. Не в последнюю очередь - из-за слабой согласованности действий. Так, в 1223-м году новгородский князь Ярослав Всеволодович вполне результативно сходил к Колывани (Таллину) и в поле рыцарей вполне наказал - но для взятия города одной только новгородской дружины оказалось недостаточно. Когда же в 1228-м году он попробовал повторить поход, уже с учётом имеющегося опыта, какая-то неизвестная зараза пустила слух, что поход на Колывань - это только лживая официальная версия, а на самом деле князь идёт на Псков. В результате, новгородцы в гневе отказались идти на псковских братьев, и убедить их, что ничего подобного не планировалось, не удалось. Псковитяне же с великого перепугу заключили с немцами союз против Новгорода. И да, возникает большое подозрение, что пустившая слух зараза была как-то связана с Орденом Меченосцев - но это за давностью лет недоказуемо.
Кстати, пять копеек не в тему о Колывани. Вопреки первому ощущению, это не русское название. В оригинале это древнее городище эстов называлось Kaleven linna, "крепость Калева", в честь героя финно-угорского эпоса, чей прототип, судя по всему, некогда жил в тех краях. Почему эстонцы при провозглашении независимости предпочли назвать свою столицу Таллином, что есть сокращение от Taani linna, "датский город", ни малейшего понятия не имею.
Тем не менее, активность новгородцев была оценена по достоинству, и в 1232-м году папа Григорий IX особо попросил крестоносцев напасть на Новгород - заодно и чтобы помешать крещению финнов и карелов, которое Ярослав распорядился проводить в порядке встречной экспансии. Ярослав на это отреагировал походом на орденскую территорию и разгромом рыцарей на реке Омовже, после чего те по условиям мирного договора очистили юго-восточную часть Дерптского епископства от своего присутствия.
Орден Меченосцев попытался поправить дела за счёт литвы и жемайтов. Но жемайты вдребезги разгромили крестоносцев при Сауле. После этого на радостях восстали земгалы, курши и селоны, и Орден Меченосцев, полностью утративший контроль над ситуацией, был распущен. Его военные силы были переподчинены тевтонцам, а орденские владения в северной Эстляндии пришлось уступить Дании, чтобы она не возражала против слияния орденов (потому, собственно, и Taani linna).
И в этот момент (1237-й год) с востока на Владимиро-Суздальскую Русь обрушились монголы. Очень, что называется, вовремя.
В это же время предпринимается попытка удара с шведского направления, затем - с датско-ливонского. Первые получили от князя Александра Ярославича на Неве, вторые - от него же на Чудском озере. И в обоих случаях до сих пор культивируется мнение, что не больно-то они там и нападать хотели, и вообще просто мимо проходили незначительными силами, и нет, прекращение наступления на Новгород и Псков связано совсем не с этим, а сугубо с врождённым гуманизмом и миролюбием крестоносного воинства. В самом деле, как можно этому не верить, да ещё и издеваться, припоминая басню про лисицу и виноград?
Но это всё так, к слову и для понимания диспозиции, при которой появилось на свет Великое княжество Литовское.
Обстоятельства, которые сопутствовали его основанию, неизвестны - тогда, на фоне монгольского нашествия и экспансии крестоносцев, всем было как-то не до литвы. Но известен образ действия литовских князей того времени.
Так, ещё до Батыева нашествия в 1225-м году литовцы попробовали воспользоваться ослаблением Смоленского княжества, ядро дружины которого полегло двумя годами ранее при Калке, и захватили Торопецкую волость. Но на помощь смолянам пришёл Ярослав Всеволодович, который в битве при Калке не участвовал, поскольку в то же время дрался с крестоносцами, и потому сохранял боеспособность. Литве был устроен образцово-показательный разгром под Усвятом, после чего они убрались восвояси.
Вернулись они в 1238-м году, когда распространились вести о гибели основных войск Владимиро-Суздальской земли на реке Сити в сражении с монголами, и на этот раз сумели занять сам Смоленск. Ответом стал сдвоенный удар Михаила Черниговского, выступившего на Литву и тем исключившего возможность отправки подкреплений, и Ярослава Новгородского (к тому моменту - уже Владимирского), освободившего сам Смоленск и в очередной раз прогнавшего литвинов.
В начале 1240-х умер Брячислав Василькович Полоцкий - и литвины вновь оказались тут как тут, воспользовавшись случаем и подмяв и без того дышавшее на ладан княжество под себя. При этом, Миндовг, самый авторитетный из литовских "полевых командиров", сел княжить в провинциальном приграничном Новогрудке (который оказывался ровно в центре подконтрольных ему земель), а в Полоцк назначил, фактически, "оккупационную администрацию" в лице своего племянника Товтивила.
В 1245-м году Великого князя Владимирского Ярослава вызвали в Каракорум - разговаривать о политических последствиях нашествия. Миндовг счёл, что в отсутствие главного на тот момент побивателя литвы есть смысл вновь попытать удачи с Торопецкой волостью. Но подоспел князь Александр Невский с новгородским войском, и, освободив Торопец, отпустил новгородцев домой и с одной дружиной прошёлся рейдом по литовским тылам.
В 1246-м году в Орде отравили Ярослава Всеволодовича. Практически в то же время за отказ пройти языческий обряд был убит монголами Михаил Черниговский. Теперь в Орду поехали старшие Ярославичи - Александр и Андрей. И Миндовг, разумеется, воспользовался случаем, отправив на Русь Товтивила с крупным войском. Которое встретил на реке Протве третий Ярославич, Михаил Хоробрит. Численное превосходство литовцев было огромным - чуть ли не 1 к 10, - и русская дружина потерпела поражение, а сам князь Михаил погиб. Однако, ему удалось нанести литовцам неприемлемый для них ущерб и тем самым вынудить их повернуть обратно. Далеко они, впрочем, не ушли - дядя погибшего князя Святослав Всеволодович нагнал их под городом Зубцовом, где и разбил.
В 1251-м году Миндовг решил упрочить своё внешнеполитическое положение и перешёл в католичество, став таким образом признанным римским Святым Престолом правителем королевства Литва со столицей в Новогрудке. Вскоре после этого его войска приняли участие в совместных с Тевтонским орденом атаках на земли Александра Невского, который ранее папских послов с аналогичным предложением вежливо послал восвояси.
В католичестве Миндовгу, впрочем, не понравилось. Из-за волнений православного населения, недовольного католическими миссионерами, Литва на какое-то время потеряла Новогрудок. Компенсировать неудачи в походах на Русь грабежом поляков вдруг оказалось нельзя - римский старый зануда почему-то на это рассердился и даже объявил против Литвы крестовый поход. Наконец, католические союзники пальцем о палец не ударили, чтобы помочь "христианнейшему королю литовскому", когда на его земли пришло объединённое войско волынян и монголов. Кстати, об этом походе: на такое литвины, видимо, долго и упорно напрашивались, поскольку так-то галицко-волынский князь Даниил монголов люто ненавидел.
Крайне разочарованный таким поворотом событий, Миндовг отрёкся от католичества и железным кулаком прошёлся по тевтонцам с поляками. Александр Невский таким поворотом воспользовался, и заключил с Миндовгом договор о совместной войне против Ордена.
В 1263-м году Миндовг был убит заговорщиками, и в Литве началась борьба за власть. В том же году умер Александр Невский. На этом анти-тевтонский русско-литовский союз и закончился. Однако, получившаяся передышка позволила северо-восточным русским княжествам накопить сил для Раковорской битвы, состоявшейся в 1268-м году и окончившейся разгромом тевтонцев.
Литва же с 1268-го года сдерживалась усилиями галицко-волынских князей, взявших прямо-таки за правило ходить на войну с литвинами совместно с татарами.
Так продолжалось до 1323-го года, когда князья Лев Галицкий и Андрей Волынский одновременно умерли при невыясненных обстоятельствах. И тут же - кто бы сомневался! - началось наступление литовского князя Гедимина на Волынь, а затем - на Киев. Галицко-волынское княжество на этом де факто прекратило своё существование.
После смерти Гедимина власть в Литве поделили его сыновья Ольгерд и Кейстут. Кейстуту досталось стратегическое сдерживание крестоносцев и бойня против поляков за галицко-волынское наследство, тогда как Ольгерд занимался расширением ВКЛ на юг и восток.
При Ольгерде под контроль Литвы попали Смоленск, Брянск, Курск и отбитое у татар Подолье. Последнее дало ему формальный повод начать строить из себя защитника Руси от татар. Тогда же впервые стала озвучиваться концепция "Руси Литовской", противопоставленной Руси Московской. Тем самым Ольгерд рассчитывал найти союзников среди русских князей - и с таким бэкграундом вмешался в противостояние Москвы и Твери за Великое княжение.
Москву Ольгерд осаждал дважды, в 1363-м и 1370-м годах - но взять не смог ни разу.
Психологически переломным моментом стал 1371-ый год, когда добившийся доминирования в Орде беклярбек Мамай также выступил за Тверь и против Москвы. Подобное единодушие заведомо враждебной Орды и рядящейся в "защитники" Литвы вызвало серьёзные сомнения в искренности литовцев.
Наконец, третий поход окончился разгромом литовского авангарда и несколькими днями стояния литовской и русской армий по разные стороны глубокого оврага, после чего Ольгерд пошёл на переговоры и согласился больше в московско-тверское противостояние не лезть, а также стать гарантом хорошего поведения тверского князя. После этого Литва потеряла Брянск и Смоленск, которые заключили союз с Москвой против Орды.
Договор, правда, ни Михаил Тверской, ни Ольгерд соблюдать не стали. Когда от Мамая Михаилу был передан ярлык на великое княжение, тот попытался развить наступление на Торжок и Углич. Его, однако, перехватили объединённые силы всего про-московского альянса во главе с князем Дмитрием. Ольгерд было выдвинулся на подмогу Михаилу, но не успел - тверской князь вскоре сдался и согласился с главенством Москвы, которая тем самым становилась знаменем антиордынского сопротивления. Ольгерд плюнул, в отместку разорил Смоленщину и убрался восвояси.
В 1377-м Ольгерд умер, и его место занял Ягайло. Который оказался тем ещё фруктом, ради расширения своей личной власти способным скооперироваться буквально с кем угодно. Первоначально он планировал поживиться за счёт Руси в союзе с Ордой. Однако, после того, как Мамай был разгромлен на Куликовом поле, это направление стало бесперспективным. Тогда он спелся с тевтонцами против своего дяди Кейстута в обмен на уступку Жемайтии. Это ему удалось - Кейстута он сверг, заточил в крепости и там уморил.
В 1384-м году Ягайло, чтобы нейтрализовать конкретно посматривающую в сторону Москвы православную знать преимущественно русского происхождения, заключил с Дмитрием Донским договор о династическом браке и крещении всей Литвы по православному обряду. Но в этот момент сбежал из плена сын Кейстута Витовт. Который, как оказалось, вполне стоил двоюродного брата - поскольку он также обратился к крестоносцам. Что характерно, помощь от них получил - Тевтонскому ордену обращение Литвы в православие было не интересно.
Тогда Ягайло исполнил финт ушами, пообещав немцам в течение четырёх лет перейти в католичество. Тех такой ответ удовлетворил, Витовту же для порядка был передан Гродненский удел.
В чём заключался финт? В том, как именно Ягайло стал католиком: женившись на польской королеве Ядвиге и став польским королём, в обмен сдав Польше все завоевания Ольгерда и Кейстута в войне за галицко-волынское наследство. В результате и обещание было выполнено - и крестоносцы оказывались на бобах, поскольку их влияние на восток не расширялось ни капли.
Эта выходка потенциально ослабляла и позиции Витовта. Те из литовской или русской знати, кто соглашался принять католичество, получали шляхетское достоинство по польскому образцу. То есть, могли плевать на князей и становились подотчётными одному лишь королю.
Потому в 1389-м году встретились на острове Салин на реке Неман два обдуренных Ягайлой одиночества в лице тевтонского магистра Конрада фон Юнгингена и литовского князя Витовта. Которые договорились о следующем:
1) Литва уступает Ордену часть своей земли;
2) Орден помогает Литве в завоевании Новгорода;
3) Литва помогает Ордену в завоевании Пскова;
3) Орден обязывается поддерживать Витовта во внутренних польско-литовских делах, негласно - и в отделении от Польши.
На пиру в честь заключения договора литовские князья радостно объявили Витовта "королём Литвы и Руси". Но с этим они, право слово, поторопились.
В 1395-м году Витовт приютил на своей территории разгромленного Тамерланом хана Золотой Орды Тохтамыша. И не просто так, а в качестве первого шага своего хитрого плана - восстановить незадачливого чингизида на престоле, при его поддержке приступить к исполнению Салинского договора, затем непонятно, а в завершении, как водится, "профит".
К 1399-му году он художественно испортил отношения со ставленниками Тамерлана Тимур Кутлугом и Едигеем, и затем, собрав союзников, выдвинулся к реке Ворскле, где рассчитывал дать бой.
Вот только в союз против тамерлановых ставленников не получилось затащить ни Москву, ни Тверь, ни толком никого из неподконтрольных Литве русских князей, кроме разве что Глеба Смоленского. Дурную шутку с ним сыграло то, что пункты Салинского договора, касавшиеся Пскова и Новгорода, стали достоянием общественности - и были найдены этой общественностью отвратительными.
Дело было даже не в численности. Войско Витовта и так было огромным - множество литовских удельных князей, корпус тевтонцев и Тохтамыш с парой тысяч сторонников. Силы Тимур Кутлуга и Едигея они превосходили. Вот только ни Витовт, ни его литовцы, ни тевтонцы ни малейшего понятия не имели, как воюет их враг. Среди людей Витовта присутствовали, конечно, участники Куликовской битвы, Андрей и Дмитрий Ольгердовичи, но они были там исполнителями, а не стратегами. А Тохтамыш, похоже, просто был аховым полководцем.
В общем, армию Витовта поймали на банальное ложное отступление, заманили в реку - и размазали фронтальной атакой конницы. Сам Витовт при этом чудом не погиб.
После катастрофы под Ворсклой политическое влияние Витовта резко пошло на спад, и он стал просто князем на побегушках у польской короны.
Тевтонцы на это посмотрели, удостоверились, что их протеже более самостоятельной фигурой не является - да и объявили Литве с Польшей войну. Но были биты при Грюнвальде, на чём их экспансия и закончилась.
Справедливости ради, при поддержке поляков Витовт смог существенно расширить территорию ВКЛ, вернув Смоленск и активно влезая в русские дела. Но важно ещё заметить - не только при поддержке поляков, но и при откровенном попустительстве Москвы.
Великий князь Василий Дмитриевич упорно не шёл на конфликт, пока Витовт тешил своё самолюбие. Лишь единожды, когда Литва покусилась на Псков, что было не в московских интересах, он активно обозначил свою позицию. До открытого конфликта, впрочем, и тогда не довёл, ограничившись демонстрацией. Но её хватило.
Князь Василий делал то, в чём московские князья до него практиковались поколениями - копил силы и ждал. Имел место тактический ущерб от действий Витовта, но стратегически время играло на Москву. Очень показательным проявлением этого, хоть далеко и не единственным и даже не самым ключевым, был исход из Литвы православной знати, в основном русской, но не только. Они уходили на московскую службу, ещё когда разочаровывались в политике Ольгерда. Они уходили, когда им был противен Ягайло. Теперь они уходили к Василию, поскольку категорически не соглашались с постепенно нараставшей полонизацией Литвы. И это - представители основного конкурента, что уж говорить о других региональных игроках.
Время возвращать всё на свои места пришло при внуке Василия, Иване III, когда после единственного разгрома при Ведроши Русь вернула себе разом треть территории ВКЛ.
Итого, к чему всё это.
Литовские князья с самого начала были представителями периферии, решившими половить рыбку в мутной воде геополитических процессов середины XIII века. И наловили они её изрядно, воспользовавшись ослаблением Руси и поживившись за её счёт. Заметим - поживившись не сразу, только когда оставило суетный мир последнее поколение князей старой домонгольской школы. Но затем случилось страшное - водичка перестала быть такой уж мутной, а Русь начала приходить в себя. Что особенно стало заметно к середине XIV века. Тогда Литва попыталась сделать вид, что она тоже Русь - но особой популярности эта концепция не снискала, так как её целевая аудитория проголосовала ногами за Москву. Вот и всё.
А зачем в наши дни откапывать истлевшие останки концепции, которая и в дни своей первозданной свежести не взлетела, я категорически не понимаю.
AZ118