Как стать человеком?
Погожий денек не предвещал ничего хорошего. По странному стечению обстоятельств именно в солнечные дни, Михаилу, приходилось особенно тяжко. С годами он привык к такому положению дел, и окинув окрестности ясным взглядом, многозначительно скривил лицо плутоватой наружности.
Уже не юноша, но еще не мужчина, что-то около четверти века или чуть больше, выплюнул соломинку, снял с головы кепку и вошел в деревенскую церковь аккурат к концу службы. Огляделся по сторонам, затем слившись с толпой пристроился в очередь к страстно желавшим причастия.
- Я вот, батюшка, о чем поговорить хотел, - сказал Михаил, не дожидаясь культурных церемоний. - о невесте своей. Хорошая вроде девка, и родители одобряют, но страшная она. В смысле, снаружи, крайне не красива. Не знаю, как мне быть.
- Внутреннее содержание человека прекрасно, прекрасно по определению, куда важнее внешней красоты. Наружному лоску придают излишнюю значимость.
- Эх, святой отец, вам бы лет пятьдесят назад, куда-нибудь на Гаваи проповедовать с тем же энтузиазмом. А мне, видите ли, жить с ней всю оставшуюся.
Несколько опешив от такого поведения, церковник таки собрался с мыслями и проговорил:
- Нет ничего страшного в том, что твоя, сын мой, избранница не соответствует определениям моды и прочего, не стоящего и гроша.
- Черт! - выругался Михаил, не обращая внимания на отшатнувшийся позади него люд. - Так и знал, что моду приплетете. При чем тут мода, если она одноглаза и крива лицом? Что одна нога, короче другой не страшно, пущай по дому крутится, то полезно.
- Чего вы хотите? Вы зачем пришли в мою церковь? - не выдержал, наконец, святой отец, срываясь на крик.
- Ну, как? Совета, искупления. Мысли-то у меня не верные, черные. Примите исповедь мою, батюшка. Причастия наконец. Я готовился, говением и каноны читал вечером, и утром молитвы ко Святому Причащению.
Взяв себя в руки, поднес ко рту грешника крест со словами:
- Крепись, сын мой. - далее прочитал искупительную молитву, и засунул стоящему с руками накрест Михаилу в рот серебрянную ложку с телом и кровью Христовой.
Не успели еще сподручные утереть уста, как парень красно-бурой жижей растекся на пол церкви. Батюшка, отпрыгнув с ужасом, опрокинул чашу, отчего раздалось страшное шипение, и поднялся ужасный смрад, пол обломился точно по краю лужи, прибрав с собой святошу.
* * * * *
Батюшка очнулся в темном, сыром помещении без явных признаков зловония, но затхлость воздуха определенно намекала на надобность вентиляции. Вспомнив, как он провалился, встал и задрал голову к верху в поисках дыры.
- Ау! Миряне! Я здесь. Я живой.
- Ну, что кричишь-то? - услышал он знакомый голос совсем рядом. - Знаю, что живой, не за что мне тебя убивать-то.
- Где я? - спросил священник, вглядываясь сквозь темноту в невысокую, сгорбленную фигуру, на лице которой уродливым крючком торчал огромный нос.
- Вот тебе и раззззагадка: В аду по-ихнему, в землянке по-вашенски, в пещере по-моему.
- Но если ты жив, то зачем я здесь?
- Ого! Еще загадка? Хорррошо! По - ихнему, что б путь найти. По- вашенски, что б завершить дела. По-моему веленью мост воздвигнут, а ты бесплатно по нему шагал.
- Ты кто?
- Да, ты, смотрю, меня уж не боишься. Загадка третья. Знаю я ответ. По-ихнему я Цербер, а у вас Апостол. А сам себе я гном, а лучше тролль.
- Как выбраться отсюда?
- Эээ, нет. Теперь мои загадки.
- Загадки?
- Слушай мой вопрос. Скажи-ка старец , как стать мне человеком?
- Ну, всяк обретший веру…
- Хеее. Нееет. Я сын других богов.
- Добродетель, самопожертвование, друзья…
- Ты еще Электроника вспомни: « хорошо учится и помогать маме по хозяйству». От этого человеком не стать.
- Я не знаю. - устало проговорил батюшка. - Неведомо мне Божьему человеку, как человеком стать.
- Вот именно. А между тем, все просто. Мне, как и тебе, дабы стать человеком, всего-то надо через мост перейти.
Батюшка моргнул, и оказался в светлом дне, посередь ржаного поля. Позади него виднелись купола церкви, пред ним был мост через шуструю речушку, вдаль от которой до самой линии горизонта простиралась широкая дорога.
Уже не юноша, но еще не мужчина, что-то около четверти века или чуть больше, выплюнул соломинку, снял с головы кепку и вошел в деревенскую церковь аккурат к концу службы. Огляделся по сторонам, затем слившись с толпой пристроился в очередь к страстно желавшим причастия.
- Я вот, батюшка, о чем поговорить хотел, - сказал Михаил, не дожидаясь культурных церемоний. - о невесте своей. Хорошая вроде девка, и родители одобряют, но страшная она. В смысле, снаружи, крайне не красива. Не знаю, как мне быть.
- Внутреннее содержание человека прекрасно, прекрасно по определению, куда важнее внешней красоты. Наружному лоску придают излишнюю значимость.
- Эх, святой отец, вам бы лет пятьдесят назад, куда-нибудь на Гаваи проповедовать с тем же энтузиазмом. А мне, видите ли, жить с ней всю оставшуюся.
Несколько опешив от такого поведения, церковник таки собрался с мыслями и проговорил:
- Нет ничего страшного в том, что твоя, сын мой, избранница не соответствует определениям моды и прочего, не стоящего и гроша.
- Черт! - выругался Михаил, не обращая внимания на отшатнувшийся позади него люд. - Так и знал, что моду приплетете. При чем тут мода, если она одноглаза и крива лицом? Что одна нога, короче другой не страшно, пущай по дому крутится, то полезно.
- Чего вы хотите? Вы зачем пришли в мою церковь? - не выдержал, наконец, святой отец, срываясь на крик.
- Ну, как? Совета, искупления. Мысли-то у меня не верные, черные. Примите исповедь мою, батюшка. Причастия наконец. Я готовился, говением и каноны читал вечером, и утром молитвы ко Святому Причащению.
Взяв себя в руки, поднес ко рту грешника крест со словами:
- Крепись, сын мой. - далее прочитал искупительную молитву, и засунул стоящему с руками накрест Михаилу в рот серебрянную ложку с телом и кровью Христовой.
Не успели еще сподручные утереть уста, как парень красно-бурой жижей растекся на пол церкви. Батюшка, отпрыгнув с ужасом, опрокинул чашу, отчего раздалось страшное шипение, и поднялся ужасный смрад, пол обломился точно по краю лужи, прибрав с собой святошу.
* * * * *
Батюшка очнулся в темном, сыром помещении без явных признаков зловония, но затхлость воздуха определенно намекала на надобность вентиляции. Вспомнив, как он провалился, встал и задрал голову к верху в поисках дыры.
- Ау! Миряне! Я здесь. Я живой.
- Ну, что кричишь-то? - услышал он знакомый голос совсем рядом. - Знаю, что живой, не за что мне тебя убивать-то.
- Где я? - спросил священник, вглядываясь сквозь темноту в невысокую, сгорбленную фигуру, на лице которой уродливым крючком торчал огромный нос.
- Вот тебе и раззззагадка: В аду по-ихнему, в землянке по-вашенски, в пещере по-моему.
- Но если ты жив, то зачем я здесь?
- Ого! Еще загадка? Хорррошо! По - ихнему, что б путь найти. По- вашенски, что б завершить дела. По-моему веленью мост воздвигнут, а ты бесплатно по нему шагал.
- Ты кто?
- Да, ты, смотрю, меня уж не боишься. Загадка третья. Знаю я ответ. По-ихнему я Цербер, а у вас Апостол. А сам себе я гном, а лучше тролль.
- Как выбраться отсюда?
- Эээ, нет. Теперь мои загадки.
- Загадки?
- Слушай мой вопрос. Скажи-ка старец , как стать мне человеком?
- Ну, всяк обретший веру…
- Хеее. Нееет. Я сын других богов.
- Добродетель, самопожертвование, друзья…
- Ты еще Электроника вспомни: « хорошо учится и помогать маме по хозяйству». От этого человеком не стать.
- Я не знаю. - устало проговорил батюшка. - Неведомо мне Божьему человеку, как человеком стать.
- Вот именно. А между тем, все просто. Мне, как и тебе, дабы стать человеком, всего-то надо через мост перейти.
Батюшка моргнул, и оказался в светлом дне, посередь ржаного поля. Позади него виднелись купола церкви, пред ним был мост через шуструю речушку, вдаль от которой до самой линии горизонта простиралась широкая дорога.