Тетка моя сегодня была в ударе, сыпала афоризмами и шутила.
Личную часть беседы я опущу, процитирую небольшой кусочек разговора. Спрашиваю, как она себя чувствует. Она отвечает:
- Поскольку [отопление] нам ещё не дали, то я тут сижу такая... В кисло-злобном настроении.
- Ты [тепло] одета? - спрашиваю.
- Да, на мне старая куртка твоего отца, ты наверняка её не помнишь. Такая, фасона "молодой колхозник", знаешь, вполне сносная.
Сегодня день рождения её бабушки, соответственно, моей прабабки. Я сказал, что бывал у неё совсем маленьким, но саму её помню.
- Мама всегда возила тебя к ней, как старшего [ребенка] по крови в нашем роду, - сказала она, затягиваясь сигаретой, - Бабушка купила тебе игрушку, такую большую божью коровку, но ты посмотрел на неё и отнёс на место, тебе не понравилось. Зато тебе ужасно нравился "медный всадник" на пудренице. Но поскольку мальчику как-то не пристало играть с пудреницей, её у тебя всегда изымали.
Тут я понял, что ни черта не помню про пудреницу. Впрочем, это естественно, мне тогда было года три. Что я помню действительно ярко: у прабабки меня всегда одевали в белые шерстяные носки толстой вязки, поскольку пол у неё дома всегда был ледяным. И тут я подумал, что не помню точно, с какого возраста я начал себя осознавать. Вероятно, эти несчастные носки - мое самое первое воспоминание.
- Помяни прабабку сегодня, - сказала тётка, - она была хорошим человеком.
Я представил тётку с сигаретой, седой как лунь, в "кисло-злобном настроении", с кабошонами на постаревших пальцах, в волокнистых клубах табачного дыма, в куртке фасона "молодой колхозник" и пошёл за коньяком.