Винегрет, он не только на столе
Два места, куда меня тянет, где ощущаю себя не праздным, но и откуда убегаю, насытившись пребыванием.
Храм и дом.
Причём часто в ощущениях путаюсь, храм чувствую домом, а дом храмом.
В храм прихожу, как в семью. Общаюсь с людьми как отец, брат и сын. Испытываю там чувство родного очага. Почему-то по моему устроению мне не хочется никем командовать и руководить. Больше прошу и благодарю. Видимо авторитет за меня работает. Это хорошо и пока мы маленькие получается. С тревогой думаю, что когда-нибудь реально надо будет употребить власть. Боюсь при этом разрушения своего мира и появления отвращения к настоятельству, которое этот мир и создаёт.
Домой же стремлюсь для молчания, уединения, любования природой, наблюдением за своими домашними. Это очень интересно, когда видишь человеческое движение вблизи. Оно трогает, печалит, радует, ужасает. Для меня это любование, наблюдение и молчание сейчас самая реальная молитва. Причём рождающая благодарность почти никогда не испытанную во время служб и при чтении молитвослова.
Странное чувство, когда храм больше дом, а дом, как храм, при этом оно очень хрупко и напоминает ребенка, который учится ходить. Он Шатается, машет ручками, хватается, опирается, но очень счастлив и поэтому смеётся.
Тут ещё есть не разгаданный мною один момент. Христос заповедал быть как дети. Трудно представить себе дитя без смеха и улыбки. Но сам Он никогда не смеялся в Евангелиях. Кстати, нередко из-за этого в различных покаянных сборниках смех называют грехом.
Пока не объяснил для себя этого парадокса. Но смеяться почему-то хочется всё больше и чувства греха при этом не испытываю.
Храм и дом.
Причём часто в ощущениях путаюсь, храм чувствую домом, а дом храмом.
В храм прихожу, как в семью. Общаюсь с людьми как отец, брат и сын. Испытываю там чувство родного очага. Почему-то по моему устроению мне не хочется никем командовать и руководить. Больше прошу и благодарю. Видимо авторитет за меня работает. Это хорошо и пока мы маленькие получается. С тревогой думаю, что когда-нибудь реально надо будет употребить власть. Боюсь при этом разрушения своего мира и появления отвращения к настоятельству, которое этот мир и создаёт.
Домой же стремлюсь для молчания, уединения, любования природой, наблюдением за своими домашними. Это очень интересно, когда видишь человеческое движение вблизи. Оно трогает, печалит, радует, ужасает. Для меня это любование, наблюдение и молчание сейчас самая реальная молитва. Причём рождающая благодарность почти никогда не испытанную во время служб и при чтении молитвослова.
Странное чувство, когда храм больше дом, а дом, как храм, при этом оно очень хрупко и напоминает ребенка, который учится ходить. Он Шатается, машет ручками, хватается, опирается, но очень счастлив и поэтому смеётся.
Тут ещё есть не разгаданный мною один момент. Христос заповедал быть как дети. Трудно представить себе дитя без смеха и улыбки. Но сам Он никогда не смеялся в Евангелиях. Кстати, нередко из-за этого в различных покаянных сборниках смех называют грехом.
Пока не объяснил для себя этого парадокса. Но смеяться почему-то хочется всё больше и чувства греха при этом не испытываю.