Соловьи
В соловьином пении есть что-то ужасное. Ведь ужас - это когда пробирает до твоих внутренностей и вокруг твоего тела образовывается какой-то вакуум, в который ты, поглощающийся, устремляешься только из-за естественного сопротивления стягивающимся внутренностям. И не имея на то физических возможностей, ты будто выходишь из тела, метафизически сжимаясь в пылающий комок.
Соловьиное пение, наверное это наше первобытное - оно пробирает до самых этих первобытных корней. Они ведь знают, что поют, тот самый темп и та игра. Созвучна и пугающе похожа... душа в движение приходит сразу! Мне их терпеть невыносимо! Руки становятся ватными, тело пьянительно пошатывается, голова вдруг надувается, как воздушный шарик, а внутри пресловутая пустота - одиночество, одиночество, о д и н о ч е с т в о. Около четырех просыпаются воробьи, начинает светать. Петухи орут по третей. Лают псы и тут, и там, и далеко. Я добираюсь до огня, подбрасываю дров и до меня доносятся звуки этих соловьиных песен. Пылая внутри, смотря на пламя и почти физически распадаясь от ощущаемой визуально тоски, я выметаюсь на улицу, под серое небо, еще раз смотрю в сторону реки - туда так тянет и слушать это пение бесконечно, бесконечно, б е с к о н е ч н о. Оно манит и первые звуки порождают чувство романтики. Оно разливается где-то по контуру, где губы, кожа, кончики пальцев, знающие срывающееся дыхание, вздох, который не остановить и дрожь, и пылкие слова, и нежные касания, и сказочно блестящие глаза...
...и вдруг это чувство спотыкается о пустоту. Конфликт. Все удалено. Как мать, никогда не могущая стать матерью, закрывает уши, чтобы не слышать детского звонкого смеха, я закрываю уши, чтобы не слышать соловьиного пения, и склонившись, под белоснежным цветом черешни, сбивая росу, бегу, будто под пулеметной очередью, подальше, подальше, п о д а л ь ш е, только чтобы не слышать. Закрывшись, спрятавшись в нору и, лежа под подушкой, испариной покрывшись, перевести дыханье, как ото сна. Но здесь они везде и если, хоть на секундочку, вдруг перестать дышать, прислушаться (к душе?), закрыв глаза... несколько коротких... и быстро-быстро перебор, немного пауза и чуть повыше тоном, потом вдруг вниз и снова дробный перебор - как акт любви, движение, игра, смычком, на самых чувственных душевных струнах. Смычком, который называется любовь, любовь, л ю б о в ь.
Соловьиное пение, наверное это наше первобытное - оно пробирает до самых этих первобытных корней. Они ведь знают, что поют, тот самый темп и та игра. Созвучна и пугающе похожа... душа в движение приходит сразу! Мне их терпеть невыносимо! Руки становятся ватными, тело пьянительно пошатывается, голова вдруг надувается, как воздушный шарик, а внутри пресловутая пустота - одиночество, одиночество, о д и н о ч е с т в о. Около четырех просыпаются воробьи, начинает светать. Петухи орут по третей. Лают псы и тут, и там, и далеко. Я добираюсь до огня, подбрасываю дров и до меня доносятся звуки этих соловьиных песен. Пылая внутри, смотря на пламя и почти физически распадаясь от ощущаемой визуально тоски, я выметаюсь на улицу, под серое небо, еще раз смотрю в сторону реки - туда так тянет и слушать это пение бесконечно, бесконечно, б е с к о н е ч н о. Оно манит и первые звуки порождают чувство романтики. Оно разливается где-то по контуру, где губы, кожа, кончики пальцев, знающие срывающееся дыхание, вздох, который не остановить и дрожь, и пылкие слова, и нежные касания, и сказочно блестящие глаза...
...и вдруг это чувство спотыкается о пустоту. Конфликт. Все удалено. Как мать, никогда не могущая стать матерью, закрывает уши, чтобы не слышать детского звонкого смеха, я закрываю уши, чтобы не слышать соловьиного пения, и склонившись, под белоснежным цветом черешни, сбивая росу, бегу, будто под пулеметной очередью, подальше, подальше, п о д а л ь ш е, только чтобы не слышать. Закрывшись, спрятавшись в нору и, лежа под подушкой, испариной покрывшись, перевести дыханье, как ото сна. Но здесь они везде и если, хоть на секундочку, вдруг перестать дышать, прислушаться (к душе?), закрыв глаза... несколько коротких... и быстро-быстро перебор, немного пауза и чуть повыше тоном, потом вдруг вниз и снова дробный перебор - как акт любви, движение, игра, смычком, на самых чувственных душевных струнах. Смычком, который называется любовь, любовь, л ю б о в ь.