Кенозерский Национальный Парк, волонтерский лагерь - 2015 (17.08 - 30.08)

Sep 05, 2015 22:38





Снова принял участие в волонтерском лагере в Кенозерье. Немного впечатлений и фотографий под катом.





Мой второй волонтерский кэмп снова проходил в Кенозерском Национальном Парке, на этот раз в его Каргопольском секторе, где до этого мне уже доводилось бывать, но только в качестве отдыхающего. Работа в этот раз была не настолько интересной как в составе лагеря Часовенный рай в позапрошлом году. Первые несколько дней мы занимались чем-то вроде подсечного земледелия - пилили, рубили и жгли там, где потом планируется вспахать землю и что-то посадить, а потом чем-то вроде ландшафтной вырубки - пилили и рубили, но уже не жгли, а складывали, чтобы сделать красивый вид и расчистить подход к озеру со стороны туристической стоянки. И в том и в другом случае работа была в меру тяжелой, но вполне выносимой. Я рассматриваю такую деятельность как разновидность фитнеса, за которую не надо платить деньги, поэтому покидаться напиленными чурбанами и потаскать бревна для меня было вполне подходящим занятием.




Кроме того, я укрепил свои взаимоотношения с бензопилой - я уже почти ее не боюсь и даже умею заправлять и точить. С нами работали пара из Англии, девушка из Бельгии, три девушки из Испании и один итальянец, русская девушка кэмп-лидер от волонтерского центра «АЯ», местный мужчина Валентин Васильевич и дети из деревни Морщихинская, которые втроем делали примерно столько же, сколько мы все вместе взятые.

О работе и быте в этот раз рассказывать особенно нечего - мы проживали и работали примерно в одном и том же месте, а не перемещались по парку, жили в уютных деревянных домиках, а питались в столовой на территории уже закончившего свою работу детского лагеря в Масельге. В выходные дни ходили на экскурсии, по вечерам топили черную и белую бани. Работать планировалось с 9.00 до 16.00 с перерывом на обед, но этот график быстро уплыл - сначала был слегка увеличен, а потом значительно уменьшен по просьбам быстро уставших трудящихся.

Мы разместились с максимальным комфортом, нам достался отдельный домик на двоих



Труд был организован несколько хаотично - без распределения ролей, каждый сам должен был сориентироваться, чем он хочет и может заниматься в рамках общего процесса, из-за чего никуда не направленный руководящей рукой безынициативный интернациональный трудовой ресурс часто оказывался ни чем не занят. В этот раз я узнал, что поговорки вроде «солдат спит, служба идет» и «война войной, а обед по расписанию», а вернее их применение на практике известно не только российским гражданам, что слегка поколебало мою только начавшую крепнуть веру в волонтерское движение и идеалы добровольной и бескорыстной работы в едином трудовом порыве.




В этот раз мне пришлось довольно много общаться с местными жителями. Моими частыми собеседниками были наш руководитель, душевнейший Валентин Васильевич, который по причине языкового барьера ни с кем, кроме меня, разговаривать и не мог и его юные и не очень помощники, а также сотрудники столовой. Местные живут в своей собственной системе координат, которая не всегда понятна нам, привыкшим к конкретике и скорости городским жителям. Это касается, например, понятий времени и расстояния - все, что меньше десяти километров пешком, определяется здесь как «недалеко», а разница между временными промежутками в десять или в сорок минут может не учитываться - и то другое - это «скоро». Еще одна особенность - частая невозможность получить быстрый ответ на заданный вполне понятный вопрос.

Например. Мы впервые прибываем на место предполагаемой работы в поле. Выгружаем еду для перекуса и инструмент. Наш руководитель задумчиво закуривает. Я оглядываю набор из бензопилы, топора и шести загнутых ножей и задаю вопрос: а что делать-то будем?

Ответ строится примерно так: вон видишь, там домики стоят? Это был колхоз, тут много раньше сеяли, а теперь уже и как делать это забыли. И там вон на горе и на островах сеяли. Мы в прошлом году с Борькой здесь расчищали. Он сам из Донецка, у него мать сейчас в Киеве, он ее вывозить сюда собрался, говорит, невозможно там стало. Он тут дом себе собрался ставить, а денег-то нет…
- Это, конечно, да, без денег-то, что за дом , ну а мы-то делать здесь сейчас что будем?

- …ну вот, там видишь поляна, а за ней кусты, в прошлом году тоже волонтеры были, хорошие ребята, мы с ними тут вот тоже работали. Я вообще, люблю с волонтерами… И так далее.

Минут через пятнадцать такого диалога, который периодически уходит в область отвлеченных и щедро украшенных деталями воспоминаний собеседника, наконец, приходит ясность, что надо брать ножи и пилу, резать деревья и кусты вон там, а после нужно их оттаскивать вот туда, определенным образом сжигать, заодно собирая то, что не сожгли до нас другие волонтеры в том году.




Или вот.
Мы пилим бензопилой деревья неподалеку от стоянки, с которой собирается выезжать семейство, приехавшее с ночи на рыбалку. Подпиленное Валентином дерево случайно начинает заваливаться не в ту сторону, что предполагалось, и верхней частью кроны падает на капот автомобиля. Владелец машины с взрослым сыном придирчиво осматривают капот, зачем-то даже его открывают и смотрят что-то под капотом, после чего подходят на "разборки", фотографируют причиненный ущерб, после диалога с Валентином и обмена телефонами семья грузится в машину и уезжает с намерением сделать экспертизу и получить денег за нанесенное повреждения. На мой скромный взгляд, там цена вопроса 1000 руб., которую можно было получить на месте. Тем более что я говорил им отогнать машину до того, как мы начали работать. Из разговора я понимаю, что семейство из местных и спрашиваю работающего с нами деревенского мужчину: а что, мол, это за люди, знаешь их?

«Народу много приезжает сейчас, - звучит в ответ, - что ни выходные - так все стоянки заняты. Мы с Серегой две недели назад хотели встать где-нибудь на ночь порыбачить, так все занято. Серега - сосед мой, давно с ним собирались...» «А так, вообще, все тут хорошо, только работы постоянной у меня нет», - после короткой паузы неожиданно подытоживает мой собеседник после чего замолкает и утыкается во внутренности своей бензопилы.

Возможно, я немного утрирую, но иногда  кажется, что здесь, просто спросив у человека, сколько сейчас времени, легче сначала услышать в ответ все что угодно, начиная с его мнения о том, что такое время в принципе, и заканчивая историей его наручных часов, чем сразу получить информацию о том, который сейчас час.










Как я уже говорил, с нами работали местные подростки в возрасте от 10 до 16 лет. Будь я новым Некрасовым, то обязательно написал бы свою версию «Крестьянских детей», потому что по причине все того же языкового барьера дети эти предпочитали общаться преимущественно со мной. И здесь все было почти так же, как в стихах у классика: поначалу новый человек вызывает у этих ребят недоверие, потом интерес, и, если вы поладите, то они будут ходить за вами по пятам, покажут, где лучше ловить рыбу, найдут для вас лодку и так далее.




Юный житель деревни в нашем времени - явление довольно интересное, с одной стороны, такой, скажем, десятилетний пацан свободно управляется с топором и бензопилой, в которой он способен устранить поломки и провести полный цикл ее технического обслуживания чуть ли не с закрытыми глазами, может топать двадцать километров через лес до соседней деревни и не потеряться, имеет представление о том, как обращаться с ружьем и какой калибр дроби нужен для охоты на рябчика и где самого этого рябчика надо искать, с другой - дома у него стоит компьютер, на котором он рубится по сети в Warface и имеет свой аккаунт ВКонтакте. Понятно, что можно спорить о преимуществах жизни в большом городе и деревне, но я точно знаю, что в случае какого-то глобального катаклизма выживут они, а не мы.




Вообще, я обратил внимание на следующую тенденцию: деревенские дети до шестнадцати и люди пенсионного и предпенсионного возраста, которых я встречал в Кенозерье, в целом довольно адекватны, приветливы и общительны, а вот более или менее молодые люди до и около тридцати лет - неразговорчивы, угрюмы и обладают характерными гопническими повадками. Почему так происходит, я не знаю. Хотя, возможно, мне просто так везло.

Фильм Кончаловского про почтальона, который снимался во время нашего прошлого кэмпа в Плесецком секторе парка, здесь не полюбили. Парадоксально, но опрошенные мной люди обижаются, что режиссер показал сплошное пьянство и не снял «ни одного нормального человека» из местных, хотя при этом большинство взрослых мужчин выпивает регулярно - многие каждый вечер, как мне показалось, делают они это без особой радости и удовольствия, но все равно зачем-то делают. Интересная деталь, не знаю насколько правдивая, но гостиница и транспорт, предоставленные Кончаловскому парком для съемок фильма так и не были им оплачены - эти расходы в итоге покрывало министерство культуры Архангельской области.

Масельга, вид с воды.



Так получилось, что в этом рассказе я не нахваливаю красоты Кенозерского края и не вдаюсь в подробности жизни волонтерского лагеря. Красот с момента моего последнего визита в парк меньше не стало. Просто я уже немного к ним привык - хотя и не настолько, как люди, которые родились и выросли на территории парка и воспринимают лес и озера больше как источники пищи и дров, но настолько, чтобы просто спокойно наслаждаться тем, что меня окружает. В Масельге я был второй раз, и ощущения были вроде тех, как если бы я просто вернулся домой после долгого отсутствия. Местные озера все так же красивы, величественны и неподвижны и меняют свой облик по несколько раз за день в зависимости от погоды и освещения. А северное небо периодически показывает такое, что хочется все бросить и немедленно бежать за фотоаппаратом.










Что касается работы и жизни - в этот раз все было предельно просто, без приключений и сюрпризов, а оттого даже немного скучно. В выходные мы ходили в пеший поход на Порженское с ночевкой на кордоне в Думино, где за ужином устроили традиционный интернациональный день: пили английский чай, ели бельгийский шоколад, испанский хамон и русские конфеты.

Домик на кордоне в Думино



Ну и напоследок, немного экономических и других преимуществ поездки в волонтерский лагерь. Все затраты на поездку составили около 12 000 руб. с человека с учетом, что из Москвы мы ехали в купе, а в Москву взяли места в СВ. Кенозерским парком было предоставлено жилье, транспорт, организованы экскурсии и трехразовое питание, предоставлены бани, в которых в свободное время можно было париться хоть до одурения. Организовано в этот раз все было отлично, нам во всем шли на встречу и даже дали дополнительный выходной день. А теперь пора начать думать о том, в какой кэмп отправиться следующим летом.







Обеденный перерыв, все выкосили, оставили себе "тенёк"






Часовня на Хижгоре









Дары северной природы

































волонтерство в россии, volunteers, workcamp, волонтеры, кенозерский национальный парк

Previous post Next post
Up