Как староверам удалось создать свой капитализм
взят у alex_serdyuk в Как староверам удалось создать свой капитализм
После раскола староверам приходилась постоянно приспосабливаться к экономической политике сначала двора, а затем и иностранного капитала. Русский «протестантизм» выстоял только за счёт объединения капиталов и сил.
Новая литература о старообрядчестве появляется сравнительно редко. Если не брать в расчёт монографии К.Я. Кожурина, Е. М. Юхименко, А. А. Панченко, А. Г. Глинчиковой и недавно вышедшую книгу Е. В. Романовой, получится почти ничего. Очевидно, издатели, равно как и исследователи, уверены: тема исчерпана; найти новое в истории стояния за «старую веру» невозможно.
Научная разработка раскола началась сто пятьдесят лет назад с публикаций в журнале «Православное обозрение» и с тех пор продолжается почти без перерывов. Первые масштабные исследования на основании материалов этнографических экспедиций и документов МВД, увидели свет ещё в конце девятнадцатого века. Двухтомник С.А. Зеньковского, очень популярный сейчас, был издан в 1970-ом году.
Тем не менее, Александр Владимирович Пыжиков, автор книги «Грани русского раскола», смог найти «неизвестную землю».
С его точки зрения, события 1667 года имеют самое непосредственное влияние на события 1917.
Разумеется, нечто подобное утверждали и раньше, когда речь заходила о крестьянском раздражении против имперских порядков. Дескать, мало того, что землю забрали, так ещё и верить, как душа просит, не разрешают.
Пыжиков, предвидя возможные возражения, заявляет, что старый подход есть наследие советского, а, точнее, ленинского мнения о русской буржуазии. Якобы, она была тяжёлой на подъём и в самые ответственные моменты покорно плелась в арьергарде общественной жизни.
Владимир Ильич увёл из-под носа у советских и российских ученых тот факт, что главным движителем обеих революций были не партии и не газеты, а крупная московская буржуазия.
Стотысячные стачки, подпольные типографии, террористы и проч. держались не на глухой ненависти миллионов «святых землепашцев», и не «отчаянном героизме заговорщиков», а на финансовых возможностях и политическом маневре московских раскольников-миллионеров, защищавших свои интересы от посягательств петербуржской военной аристократии.
Главные действующие лица поздней империи: недавно разбогатевший купец-старовер и полковник, чьи предки получили «деревеньку в кормление» ещё во времена царя Михаила Фёдоровича.
По мнению А.В. Пыжикова, история их противостояния - вот чего мы ещё не знаем о расколе, несмотря на полтора века усердных штудий.
Когда оно началось?
Во время Северной войны Петр Первый столкнулся с хронической нехваткой вооружения и предложил «лучшим людям» открывать новые заводы, обещая со своей стороны полное расположение и безграничный административный ресурс. Родовая знать ответила отказом, справедливо полагая, что владения землей с крестьянами прибыльней управления производством с рабочими.
Образовалась лакуна: с одной стороны - готовность государства спонсировать и опекать масштабные проекты, с другой - нежелание лендлордов идти на риск.
В этот момент на горизонте появились старообрядческие общины, которые предложили свои услуги Петербургу. Сценарий такой: староверы обещают правительству реализацию проекта, от которого отказались «бояре», в обмен на разрешение служить по старопечатным книгам. Как правило, предложение принималось, «силовики» прекращали террор, а «бородатые» отправлялись строить очередную фабрику.
За сто лет «модернизации сверху» староверы набрали силу и, вопреки прогнозам тогдашних экономистов, так и не перешли на сторону «никониан». Экономическая активность с самого начала была осмыслена как способ сохранения старого уклада из-за чего открывшиеся возможности, прежде всего, финансовые, приводили не к вестернизации, а к усилению раскола.
Например, Демидовы, основатели металлургических заводов на Урале, видели себя продолжателями дела протопопа Аввакума, а не капиталистами. Благодаря их удаче, община, к которой они принадлежали, получила возможность обезопасить себя от преследований со стороны Священного Синода и начать контрпропаганду.
Пассивное сопротивление росло год за годом. Верхотурский завод, не самый богатый и не самый влиятельный, 50 лет (!) откладывал строительство синодальной церкви, открыто пренебрегая рекомендациями столичного начальства.
До тех пор, пока купеческие капиталы уступали дворянским, и пока власть не могла найти предпринимателей, согласных полноценно работать, «шалости» староверов сходили им с рук.
Ситуация круто изменилась ближе к середине XIX века, когда, во-первых, аристократия поняла, какие деньги можно делать в промышленности, во-вторых, в страну потянулись западные инвесторы, и, в-третьих, власть всерь`з испугалась успеха староверческой проповеди среди крестьян.
Первый удар был нанесен по общинным банкам, второй - по налоговому статусу (кто не причащается в официальной церкви, тот платит вдвойне).
Цели были выбраны верно, и огромные суммы, находившиеся в распоряжении духовные авторитетов, оказались в руках топ-менеджеров, которые, испугавшись перспективы вновь оказаться в лесном скиту, тут же отправились к государю с уверениями в благонад`жности.
На следующем этапе в страну запустили сотни немецких, французских и бельгийских промышленников.
В отличие от местных «негоциантов», заморские «акулы бизнеса» умели быть жестокими в отношении подчинённых. Средний костромской купец никогда бы не отважился на четырнадцатичасовой рабочий день, систему штрафов и проч., ибо имел дело не с безымянным пролетариатом, а с единоверцами.
Деревенский мужик, нанятый для того, чтобы спасти его от гонений со стороны «синодального» попа, был в первую очередь братом во Христе, за которого, следуя заповеди, нужно «положить душу свою». Для немцев, «набивших руку» на плантациях в Конго, ограничений не было. Под их руководством русские мануфактуры работали на пределе человеческих возможностей и в лёгкую переигрывали отечественного производителя.
Через несколько лет после начала компании беспоповщина потеряла инициативу и ушла в мелкую розничную торговлю. Освободившиеся места захватили князья и бароны, вовремя сообразившие сменить мундир на деловой костюм.
Немногим оставшимся пришлось копировать приёмы западных капиталистов. Переход к новым методам управления привёл к разногласиям внутри общины. Морозовы и Мамонтовы, срезав под корень социальные обязательства перед рабочими, пытались сгладить ситуацию меценатством, но те, по достоинству оценив сокращение заработной платы, злились и ломали станки.
Новый конкурент, немец-управленец, заручившийся поддержкой влиятельного столичного чиновника, заставил староверов-капиталистов, удержавшихся на плаву, объединяться: Волжско-Камский банк, Московский купеческий банк и т.д.
Далее была предпринята попытка привлечения на свою сторону императора. Катков, Мещерский, братья Аксаковы, поддерживавшие раскольников в печати, смогли влюбить Александра III в эстетику «древлеправославия», что дало купцам шанс вернуть проигранное. Заградительные пошлины вновь поднимают их акции вверх, несмотря на постоянные атаки со стороны военных и чиновников, не брезговавших ни рейдерством, ни вымогательством. Староверам даже удалось сменить министра финансов и на время отстранить от большой игры самого Победоносцева…
Противостояние продолжалось вплоть до самого конца и автор, надо отдать ему должное, постарался вникнуть во все его детали.
В целом книга производит очень приятное впечатление. Особенно хорош язык. Видимо, длинный список дореволюционных литераторов, указанный в примечаниях был не только прочитан, но и усвоен, что по нонешним «косноязычным» времена большая редкость.
| Толкователь
После раскола староверам приходилась постоянно приспосабливаться к экономической политике сначала двора, а затем и иностранного капитала. Русский «протестантизм» выстоял только за счёт объединения капиталов и сил.
Новая литература о старообрядчестве появляется сравнительно редко. Если не брать в расчёт монографии К.Я. Кожурина, Е. М. Юхименко, А. А. Панченко, А. Г. Глинчиковой и недавно вышедшую книгу Е. В. Романовой, получится почти ничего. Очевидно, издатели, равно как и исследователи, уверены: тема исчерпана; найти новое в истории стояния за «старую веру» невозможно.
Научная разработка раскола началась сто пятьдесят лет назад с публикаций в журнале «Православное обозрение» и с тех пор продолжается почти без перерывов. Первые масштабные исследования на основании материалов этнографических экспедиций и документов МВД, увидели свет ещё в конце девятнадцатого века. Двухтомник С.А. Зеньковского, очень популярный сейчас, был издан в 1970-ом году.
Тем не менее, Александр Владимирович Пыжиков, автор книги «Грани русского раскола», смог найти «неизвестную землю».
С его точки зрения, события 1667 года имеют самое непосредственное влияние на события 1917.
Разумеется, нечто подобное утверждали и раньше, когда речь заходила о крестьянском раздражении против имперских порядков. Дескать, мало того, что землю забрали, так ещё и верить, как душа просит, не разрешают.
Пыжиков, предвидя возможные возражения, заявляет, что старый подход есть наследие советского, а, точнее, ленинского мнения о русской буржуазии. Якобы, она была тяжёлой на подъём и в самые ответственные моменты покорно плелась в арьергарде общественной жизни.
Владимир Ильич увёл из-под носа у советских и российских ученых тот факт, что главным движителем обеих революций были не партии и не газеты, а крупная московская буржуазия.
Стотысячные стачки, подпольные типографии, террористы и проч. держались не на глухой ненависти миллионов «святых землепашцев», и не «отчаянном героизме заговорщиков», а на финансовых возможностях и политическом маневре московских раскольников-миллионеров, защищавших свои интересы от посягательств петербуржской военной аристократии.
Главные действующие лица поздней империи: недавно разбогатевший купец-старовер и полковник, чьи предки получили «деревеньку в кормление» ещё во времена царя Михаила Фёдоровича.
По мнению А.В. Пыжикова, история их противостояния - вот чего мы ещё не знаем о расколе, несмотря на полтора века усердных штудий.
Когда оно началось?
Во время Северной войны Петр Первый столкнулся с хронической нехваткой вооружения и предложил «лучшим людям» открывать новые заводы, обещая со своей стороны полное расположение и безграничный административный ресурс. Родовая знать ответила отказом, справедливо полагая, что владения землей с крестьянами прибыльней управления производством с рабочими.
Образовалась лакуна: с одной стороны - готовность государства спонсировать и опекать масштабные проекты, с другой - нежелание лендлордов идти на риск.
В этот момент на горизонте появились старообрядческие общины, которые предложили свои услуги Петербургу. Сценарий такой: староверы обещают правительству реализацию проекта, от которого отказались «бояре», в обмен на разрешение служить по старопечатным книгам. Как правило, предложение принималось, «силовики» прекращали террор, а «бородатые» отправлялись строить очередную фабрику.
За сто лет «модернизации сверху» староверы набрали силу и, вопреки прогнозам тогдашних экономистов, так и не перешли на сторону «никониан». Экономическая активность с самого начала была осмыслена как способ сохранения старого уклада из-за чего открывшиеся возможности, прежде всего, финансовые, приводили не к вестернизации, а к усилению раскола.
Например, Демидовы, основатели металлургических заводов на Урале, видели себя продолжателями дела протопопа Аввакума, а не капиталистами. Благодаря их удаче, община, к которой они принадлежали, получила возможность обезопасить себя от преследований со стороны Священного Синода и начать контрпропаганду.
Пассивное сопротивление росло год за годом. Верхотурский завод, не самый богатый и не самый влиятельный, 50 лет (!) откладывал строительство синодальной церкви, открыто пренебрегая рекомендациями столичного начальства.
До тех пор, пока купеческие капиталы уступали дворянским, и пока власть не могла найти предпринимателей, согласных полноценно работать, «шалости» староверов сходили им с рук.
Ситуация круто изменилась ближе к середине XIX века, когда, во-первых, аристократия поняла, какие деньги можно делать в промышленности, во-вторых, в страну потянулись западные инвесторы, и, в-третьих, власть всерь`з испугалась успеха староверческой проповеди среди крестьян.
Первый удар был нанесен по общинным банкам, второй - по налоговому статусу (кто не причащается в официальной церкви, тот платит вдвойне).
Цели были выбраны верно, и огромные суммы, находившиеся в распоряжении духовные авторитетов, оказались в руках топ-менеджеров, которые, испугавшись перспективы вновь оказаться в лесном скиту, тут же отправились к государю с уверениями в благонад`жности.
На следующем этапе в страну запустили сотни немецких, французских и бельгийских промышленников.
В отличие от местных «негоциантов», заморские «акулы бизнеса» умели быть жестокими в отношении подчинённых. Средний костромской купец никогда бы не отважился на четырнадцатичасовой рабочий день, систему штрафов и проч., ибо имел дело не с безымянным пролетариатом, а с единоверцами.
Деревенский мужик, нанятый для того, чтобы спасти его от гонений со стороны «синодального» попа, был в первую очередь братом во Христе, за которого, следуя заповеди, нужно «положить душу свою». Для немцев, «набивших руку» на плантациях в Конго, ограничений не было. Под их руководством русские мануфактуры работали на пределе человеческих возможностей и в лёгкую переигрывали отечественного производителя.
Через несколько лет после начала компании беспоповщина потеряла инициативу и ушла в мелкую розничную торговлю. Освободившиеся места захватили князья и бароны, вовремя сообразившие сменить мундир на деловой костюм.
Немногим оставшимся пришлось копировать приёмы западных капиталистов. Переход к новым методам управления привёл к разногласиям внутри общины. Морозовы и Мамонтовы, срезав под корень социальные обязательства перед рабочими, пытались сгладить ситуацию меценатством, но те, по достоинству оценив сокращение заработной платы, злились и ломали станки.
Новый конкурент, немец-управленец, заручившийся поддержкой влиятельного столичного чиновника, заставил староверов-капиталистов, удержавшихся на плаву, объединяться: Волжско-Камский банк, Московский купеческий банк и т.д.
Далее была предпринята попытка привлечения на свою сторону императора. Катков, Мещерский, братья Аксаковы, поддерживавшие раскольников в печати, смогли влюбить Александра III в эстетику «древлеправославия», что дало купцам шанс вернуть проигранное. Заградительные пошлины вновь поднимают их акции вверх, несмотря на постоянные атаки со стороны военных и чиновников, не брезговавших ни рейдерством, ни вымогательством. Староверам даже удалось сменить министра финансов и на время отстранить от большой игры самого Победоносцева…
Противостояние продолжалось вплоть до самого конца и автор, надо отдать ему должное, постарался вникнуть во все его детали.
В целом книга производит очень приятное впечатление. Особенно хорош язык. Видимо, длинный список дореволюционных литераторов, указанный в примечаниях был не только прочитан, но и усвоен, что по нонешним «косноязычным» времена большая редкость.
| Толкователь