"Книга назидания"
"Книга назидания" или Китаб аль-и'тибар повествует о временах крестовых походов на Ближнем Востоке. Ее автор Усама ибн Мункыз (1095-1188 гг.) прожил долгую жизнь, наполненную бесконечными войнами и сражениями.
Усама происходил из рода аристократов, владевших замком Шейзар в Сирии. Не получив существенного наследства, он был вынужден наниматься на военную службу к исламским правителям Ближнего Востока.
Книга дает хорошее представление о том, что значит жить и воевать в Средние века.
Особо впечатлительным лучше не читать:)
Я вставил в пост несколько отрывков из текста Усамы ибн Мункыза, всю книгу можно прочитать на Востлите.
ПРО ДИКИХ ЗВЕРЕЙ.
Я выдержал со львами много боев, которых мне не перечесть, и убил из них стольких, что никто не может в этом сравниться со мной, хотя во многом другом у меня есть соперники; я приобрел такой опыт и умение в бою со львами, какого не имеет никто, кроме меня. Скажу еще, что львы, как и другие дикие животные, боятся сынов Адама и бегут от них. Лев беспечен и ленив, пока не ранен, а когда получит рану, то действительно становится львом; тогда-то и следует его бояться. Если он выйдет из леса или чащи и погонится за лошадью, он непременно вернется обратно туда же, откуда вышел, даже если на его дороге будет огонь. Я знал это по опыту и, когда лев бросался на лошадей, я становился на дороге, по которой он должен был вернуться, прежде чем его ранят; а когда он возвращался, я позволял ему подойти ко мне, ударял копьем и убивал.
Что же касается леопардов, то бой с ними тяжелее, чем бой со львами, из-за их легкости и больших прыжков.(1) Они селятся только в пещерах или расщелинах, как гиены, а львы лежат только в берлогах или чащах.
Леопард, единственный из всех животных, прыгает более чем на сорок локтей. В церкви местечка Хунак было окошко на высоте сорока локтей; каждый полдень туда прыгал леопард и спал там до конца дня, а потом выпрыгивал оттуда и уходил. В это время через Хунак проезжал франкский рыцарь по имени Сир Адам, один из франкских дьяволов. Ему рассказали историю леопарда. “Когда вы увидите его, известите меня”, - сказал он. Леопард пришел по обычаю и прыгнул в окно. Один из крестьян пошел и рассказал об этом Сир Адаму. Тот надел свою кольчугу, сел на коня, взял щит и копье и поехал к церкви. Она была в развалинах, и только одна из ее стен еще стояла, та самая, в которой было окно. Когда леопард увидел рыцаря, он прыгнул на него из окна, хотя тот сидел на лошади, сломал ему спину и убил его. После этого леопард ушел, а хунакские крестьяне прозвали его “леопард - борец за веру”.
(1) Переднеазиатский леопард, ныне почти исчезнувший на Ближнем Востоке - один из самых крупных среди всех остальных подвидов леопардов.
Однажды я смотрел, как голову льва несли к одному из наших домов, и было видно, как кошки бегут из этого дома и бросаются с крыш, хотя они никогда раньше не видели льва. Мы же снимали со льва шкуру и бросали мясо из крепости к подножию бастиона. Ни собаки, ни какая-либо птица не приближались к нему, а когда орлы, завидев мясо, опускались к нему, то потом, подлетев ближе, начинали кричать и улетали.
Как похож страх животных перед львом на страх птиц перед орлом! Когда цыпленок, который никогда не видел орла, заметит его, он начинает кричать и пускается бежать от страха, ибо Аллах великий вложил в сердца остальных животных страх перед орлом и львом.
ОБ УДАРАХ КОПЬЕМ.
Из замечательных ударов копьем мне пришлось видеть один, который нанес как-то рыцарь из франков, да покинет их Аллах, нашему всаднику по имени Сайя ибн Кунейб килябит. У него было рассечено три ребра с левой стороны и три ребра с правой стороны. Острие копья ударило ему в локоть и отделило его, как отделяет суставы мясник. Он тотчас же умер
Мой отец, да помилует его Аллах, участвовал в сражении с Сейф ад-Даула Халафом ибн Мула'ибом аль-Ашбахи, владыкой Апамеи. Оно произошло в воскресение, двадцать девятого шавваля четыреста девяносто седьмою года в области Кафартаба. Отец надел панцирь, но слуга забыл второпях застегнуть боковые застежки. В отца попала пика и ударила его в то самое место над левым грудным соском, которое слуга забыл прикрыть. Пика вышла из его тела над правым соском. Причина его опасения в том, что божественная воля допустила совершиться удивительному, так же как и рана его случилась оттого, что Аллах, да будет ему слава, предопределил нечто удивительное.
В этот же день мой отец, да помилует его Аллах, ударил копьем одного рыцаря. Он потянул в сторону лошадь и, согнув руку с копьем, вытянул его из тела раненого. “Я почувствовал, - рассказывал он мне, - как что-то укололо меня в кисть. Я думал, что это происходит от раскаленных пластинок моего панциря, но копье выпало у меня из руки. Я поднял его, и оказалось, что я ранен в руку и она расслаблена, так как некоторые сухожилия рассечены”.
Я был при нем, да помилует его Аллах, когда Зейд, хирург, лечил его рану, а над его головой стоял слуга. Мой отец сказал: “О Зейд, вытащи этот камешек из раны”. Хирург ничего ему не ответил, и отец повторил: “О Зейд, разве ты не видишь этого камешка, что не вынимаешь его из раны?” Когда это надоело Зейду, он сказал: “Где же камешек? Это кончик сухожилия, которое разорвано”. А сухожилие было действительно бело и похоже на камешек из камней Евфрата.
Мой дядя Изз ад-Даула, да помилует его Аллах, получил в этот день несколько ран. Один из ударов копья попал ему в нижнее веко со стороны внутреннего уголка глаза. Копье проникло от уголка до края глаза. Веко было совсем сорвано и висело на кончике кожи у края глаза. Глаз качался без всякой опоры, потому что только веки поддерживают глаз. Хирург зашил и залечил глав, и он стал таким же, как и прежде, так что раненый глаз, нельзя было отличить от здорового.
Клянусь Аллахом, я как-то совершил вместе с дядей, да помилует его Аллах, набег на Апамею. Случилось так, что ее воины вышли из города, чтобы проводить караван. Они отправили его и вернулись, а мы встретили их и убили около двадцати человек. Я увидел Джум'у нумейрита, да помилует его Аллах, в теле которого засела половина копья. Оно ударило в подседельник, прошло через его край, вонзилось в бедро Джум'ы в его задней части и там сломалось. Я испугался, но Джум’а сказал: “Не беда! Я цел”. Он схватил копье за зубцы и вытащил его из тела. И он, и его лошадь были невредимы.
Я видел во время боя одного из наших товарищей, которого звали Мухаммед ибн Серайя. Это был юноша, отличавшийся большой силой. На него напал франкский всадник, да проклянет его Аллах, и ударил копьем в бедро, так что копье проникло в тело. Мухаммед схватил копье рукой, когда оно оказалось в бедре, но франк стал тянуть его, чтобы захватить обратно. Мухаммед тоже тянул копье, не выпуская его из рук. Копье вертелось в бедре Мухаммеда, пока не пробуравило его. Мухаммед отнял у франка копье, погубив сначала свое бедро, и через два дня умер, да помилует его Аллах.
О КАМНЕМЕТАХ.
Когда румы подошли к Шейзару в пятьсот тридцать втором году, они подвезли к городу ужасающие стенобитные машины, прибывшие с ними из их страны. Эти машины метали камни, которые летели на такое расстояние, какое не пролетит и стрела. Эти камни достигали веса в двадцать пять ритлей. Однажды они бросили такой камень в дом одного моего товарища по имени Юсуф ибн Абу-ль-Гариб, да помилует его Аллах; крыша дома не выдержала тяжести, и он был разрушен сверху донизу одним камнем.
Хутлух, невольник моего отца, да помилует его Аллах, рассказал мне следующее: “Однажды мы сидели, осажденные румами, в крепостном проходе, в доспехах и с мечами. Вдруг к нам прибежал какой-то шейх и закричал: “Эй, мусульмане! Гаремы!.. Румы ворвались к нам!” Мы схватили мечи, выбежали и увидели, что румы пролезли через брешь в стене, пробитую стенобитной машиной. Мы стали бить их мечами, выгнали из города и преследовали до тех пор, пока не прогнали до их войска. Мы возвратились и шли врассыпную. Я оказался рядом с тем стариком, который позвал нас на помощь. Он остановился и повернулся лицом к стене, чтобы помочиться. Я отошел от него, но вдруг услышал шум падения. Я повернулся, и оказалось, что камень, пущенный из машины, попал старику в голову, разбил ее и как бы вбил в стену; мозг старика стекал со стены. Я поднял тело старика, мы помолились над ним и похоронили его на этом самом месте, да помилует его Аллах”.
Метательный камень попал как-то раз в одного из наших товарищей и разбил ему ногу. Его снесли к моему дяде, который сидел в одном из проходов крепости. “Приведите костоправа”, - приказал дядя. А в Шейзаре был один искусный человек, по имени Яхья, отлично вправлявший кости. Он пришел и стал вправлять ногу, сидя под навесом за воротами крепости. Камень ударил раненого человека в голову, и она разлетелась. Костоправ вернулся в коридор крепости, и дядя сказал ему: “Как ты быстро вправил ему кость”. - “О господин мой, - ответил костоправ, - в него попал второй камень, и вправлять стало не нужно”
ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЕ УДАРЫ МЕЧОМ
Удар метательного камня, который разбил голову того старика, да помилует его Аллах, напомнил мне об ударах острого меча. Однажды один из наших товарищей по имени Хаммам аль-Хаджж во время военных действий исмаилитов против Шейзара столкнулся с одним из них в галерее дома моего дяди, да помилует его Аллах. В руке исмаилита был нож, а в руке аль-Хаджжа - меч. Батынит бросился на него с ножом, но Хаммам ударил его своим мечом над глазами и рассек ему череп. Мозг исмаилита выпал на землю и разлетелся по ней во все стороны. Хаммам выронил из рук свой меч, и его вырвало, так как ему сделалось дурно при виде этого мозга.
У моего отца, да помилует его Аллах, был стремянный по имени Джами. Франки сделали на нас набег, и отец, надев казакин, вышел из своего дома, чтобы сесть на лошадь. Он не нашел ее у дверей и постоял немного, ожидая ее. Стремянный Джами, который замешкался, привел лошадь. Мой отец ударил его этим самым мечом, которым был опоясан, не вынимая его из ножен. Удар рассек ножны меча, серебряные наконечники, плащ, который был на стремянном, и шерстяную рубашку; локоть у Джами был разрублен, и рука отлетела. Мой отец, да помилует его Аллах, содержал Джами, а после него - его детей из-за этого удара, а меч был прозван Джамиевским, по имени стремянного.
Вот еще знаменитый удар мечом: четыре брата из родственников эмира Ифтихар ад-Даула Абу-ль-Футуха ибн Амруна, властителя крепости Букубейс, влезли в крепость, когда он спал, и нанесли ему много ран. В крепости с ним никого не было, кроме его сына. Братья вышли, полагая, что убили эмира, и направились к его сыну, но Аллах наделил этого Ифтихар ад-Даула великой силой. Он поднялся с постели, обнаженный, взял свой меч, который висел у него в комнате, и пошел за нападавшими. К нему навстречу вышел один из них, который был их предводителем и самым доблестным из них. Ифтихар ад-Даула ударил его мечом и отскочил от него в сторону, боясь, что тот достанет его ножом, бывшим у него в руке. Потом обернулся и увидел, что он лежит на земле, убитый этим ударом. Эмир повернулся к другому брату, ударил его мечом и убил, а остальные двое пустились бежать и бросились вниз с крепости; один из них умер, а другой спасся.
Слух об этом дошел к нам в Шейзар, и мы послали к эмиру поздравить его со спасением. Через три дня мы отправились в крепость Букубейс навестить его. Его сестра была замужем за моим дядей Изз ад-Дином, и он имел от нее детей. Эмир рассказал нам, что с ним случилось и как он действовал, и затем сказал: “У меня чешется между лопатками, и я не могу достать до этого места”. Он позвал своего слугу, чтобы тот взглянул на спину и посмотрел, что его там колет. Слуга посмотрел, и оказалось, что это рана, в которой застрял конец кинжала, сломавшегося в его спине. Он даже не знал об этом и ничего не чувствовал, но, когда рана затянулась, это место стало чесаться.
Примером силы этого человека может служить то, что он брал мула за копыто задней ноги и бил его, и мул не мог вырвать своей ноги у него из рук. Он также брал пальцами гвозди от подков и вонзал их в дубовую доску. Он был столь же прожорлив, как и силен, или даже еще более.
О ВРАЧЕВАНИИ У ФРАНКОВ.
Властитель аль-Мунайтыры написал письмо моему дяде, прося прислать врача, чтобы вылечить нескольких больных его товарищей. Дядя прислал к нему врача-христианина, которого звали Сабит. Не прошло и двадцати дней, как он вернулся обратно.
“Как ты скоро вылечил больных”, - сказали мы ему. “Они привели ко мне рыцаря, - рассказывал нам врач, - на ноге у которого образовался нарыв, и женщину, больную сухоткой. Я положил рыцарю маленькую припарку, и его нарыв вскрылся и стал заживать, а женщину я велел разогреть и увлажнить ее состав. К этим больным пришел франкский врач и сказал: “Этот мусульманин ничего не понимает в лечении. Что тебе приятнее, - спросил он рыцаря, - жить с одной ногой или умереть с обеими?” - “Я хочу жить с одной ногой”, - отвечал рыцарь.
“Приведите мне сильного рыцаря, - сказал врач, и принесите острый топор”. Рыцарь явился с топором, и я присутствовал при этом. Врач положил ногу больного на бревно и сказал рыцарю: “Ударь по его ноге топором и отруби ее одним ударом”. Рыцарь нанес удар на моих глазах, но не отрубил ноги; тогда ударил ее второй раз, мозг из костей ноги вытек, и больной тотчас же умер. Тогда врач взглянул на женщину и сказал: “В голове этой женщины дьявол, который влюбился в нее. Обрейте ей голову”. Женщину обрили, и она снова стала есть обычную пищу франков - чеснок и горчицу. Ее сухотка усилилась, и врач говорил: “Дьявол вошел ей в голову”. Он схватил бритву, надрезал ей кожу на голове крестом и сорвал ее с середины головы настолько, что стали видны черепные кости. Затем он натер ей голову солью, и она тут же умерла. Я спросил их: “Нужен ли я вам еще?” И они сказали: “Нет”, и тогда я ушел, узнав об их врачевании кое-что такое, чего не знал раньше”.
Еще удивительный случай врачевания у франков рассказал нам Кильям Дабур, властитель Табарии, который был предводителем франков. Случилось, что он провожал эмира Му'ин ад-Дина, да помилует его Аллах, из Акки в Табарию, и я был с ними. По пути он рассказал нам следующее: “В нашей стране был один очень сильный рыцарь. Он заболел и был близок к смерти. Мы отправились к самому главному из наших священников и сказали ему: “Пойди с нами взглянуть на такого-то рыцаря”. Он сказал: “Хорошо”, - и отправился с нами. Мы были уверены, что, когда он положит на больного руку, тот выздоровеет. Когда священник увидел его, он сказал: “Дайте мне воску”. Мы принесли ему немного, он смял его, сделал из него шарики такой толщины, как суставы пальцев, и сунул по шарику в ноздри рыцаря, и тот умер. “Он умер”, - сказали мы. “Да, - ответил священник. - Он мучался, и я заткнул ему нос, чтобы он умер и успокоился”.
О НРАВАХ ФРАНКОВ
У нас был один банщик из жителей аль-Маарры по имени Салим, который служил в банях моего отца, да помилует его Аллах. Салим рассказал мне: “Я открыл в аль-Маарре баню, чтобы жить доходами от нее. Однажды в баню пришел франкский рыцарь, а они не одобряют тех, кто, находясь в бане, опоясывается покрывалом. Он протянул свою руку, сорвал мое покрывало с пояса, отбросил его и увидел меня без всего, а я недавно обрил себе волосы на лобке.
“Салим”, - крикнул мне франк. Я подошел к нему, и он положил руку мне на лобок. “Салим, вот хорошо! - воскликнул он. - Клянусь истиной моей веры, сделай со мной то же самое”. И он лег на спину, а у него на этом месте была точно вторая борода. Я обрил его, а он провел по этому месту рукой, погладил его и сказал мне: “О Салим, заклинаю тебя истиной твоей веры, сделай то же с аль-дамой”. А “аль-дама” значит на их языке госпожа, и он имел в виду свою жену.
“Скажи аль-даме, чтобы она пришла”, - крикнул он слуге, тот пошел и привел его жену. Она легла на спину, и рыцарь сказал: “Сделай с ней то же, что ты сделал со мной”.
И я брил ей эти волосы, а муж сидел и смотрел на меня. Затем он поблагодарил меня и дал мне денег за мою услугу”.
Посмотрите на это великое противоречие: у них нет ревности, ни самолюбия, но они отличаются великой доблестью, а разве доблесть не происходит от самолюбия и боязни бесславия?
Все франки, лишь недавно переселившиеся из франкских областей на восток, отличаются более грубыми нравами, чем те, которые обосновались здесь и долго общались с мусульманами.
Вот пример грубости франков, да обезобразит их Аллах. Однажды, когда я посетил Иерусалим, я вошел в мечеть аль-Акса ; рядом с мечетью была еще маленькая мечеть, в которой франки устроили церковь. Когда я заходил в мечеть, а там жили храмовники - мои друзья, - они предоставляли мне маленькую мечеть, чтобы я в ней молился.
Однажды я вошел туда, произнес “Аллах велик” и начал молиться. Один франк ворвался ко мне, схватил меня, повернул лицом к востоку и крикнул: “Молись так!” К нему бросилось несколько человек храмовников и оттащили его от меня, и я снова вернулся к молитве. Однако этот самый франк ускользнул от храмовников я снова бросился на меня. Он повернул меня лицом к востоку и крикнул: “Так молись!” Храмовники опять вбежали в мечеть и оттащили франка. Они извинились передо мной и сказали: “Это чужестранец, он приехал на этих днях из франкских земель и никогда не видал, чтобы кто-нибудь молился иначе, как на восток”. - “Хватит уже мне молиться”, - ответил я и вышел из мечети. Меня очень удивило выражение лица этого дьявола, его дрожь и то, что с ним сделалось, когда он увидел молящегося по направлению к югу.
О ВЫЗДОРОВЛЕНИИ ПОСЛЕ БОЛЕЗНИ.
Мы опрокинули восемнадцать всадников. Некоторые из них были ранены и умерли, а некоторые, получив удар копьем, падали с коня невредимыми. У других были ранены лошади, и они стоили на ногах. Те, которые оказались на земле и остались невредимы, обнажили мечи и держались на месте, ударяя мечом всякого, кто проезжал мимо. Джум'а нумейрит, да помилует его Аллах, проезжал мимо одного из них. Тот подбежал к нему и ударил его по голове, на которой была надета одна шапочка. Удар прорвал шапочку и рассек ему лоб; оттуда полилась кровь. Когда она остановилась, рана осталась открытой, точно рыбий рот. Я встретил его, когда сражение с франками еще продолжалось, и спросил: “О Абу Махмуд, отчего ты не забинтуешь рану?” - “Не время теперь бинтовать и перевязывать раны”, - отвечал Джум'а. На лице у него всегда была черная тряпка: он страдал воспалением глаз, и жилки в них были красны. Когда же он получил эту рану, из нее вышло так много крови, что глаза перестали его беспокоить. Он больше не страдал воспалением глаз, и они не болели. Бывает, что тело становится здоровее от болезни.
Среди наших товарищей был один негр из племени Бену Кинана, которого звали Али ибн Фарадж. У него на ноге сделался нарыв, пальцы ноги загнили и стали разлагаться, и нога даже начала дурно пахнуть. Хирург сказал ему: “Твою ногу остается только отнять, иначе ты погибнешь”. Он взял пилу и стал пилить Али ногу. Али так слабел от потери крови, что терял сознание, а когда он приходил в себя, хирург снова пилил ему ногу, пока не отпилил ее до середины голени. Он залечил ногу, и она поправилась.
Этот Али, да помилует его Аллах, был одним из самых огромных и сильных людей. Он садился на седло с одним стременем, а с другой стороны был ремень, поддерживавший его колено, и он участвовал в сражениях и бился копьями с франками в таком положении. Я видел его, да помилует его Аллах, в это время, и ни один человек не мог им овладеть ни хитростью, ни силой.
Со мной был стремянный по имени Гунейм, больной водянкой. Его шея стала совсем тонкой, а живот раздулся. Он приехал вместе со мной в чужую страну, и я был признателен ему за это. Он вошел с мулом в конюшню моего приятеля вместе со слугами приехавших гостей. С ними был молодой тюрк, который много пил, и хмель разобрал его. Он вошел в конюшню, вытащил нож и стал бросаться на слуг. Те разбежались, а Гунейм от слабости и болезни положил под голову седло и еще до этого заснул. Он не встал даже, когда все бывшие в конюшне выбежали. Пьяный тюрк ударил его ножом пониже пупка и рассек живот на четыре пальца. Гунейм упал на месте. Тот, кто пригласил нас (это был властитель крепости Башамра), велел отнести его ко мне домой; тюрк, ранивший его был доставлен туда же вместе с ним со скрученными руками. Я его отпустил, а к Гунейму ходил врач, и он поправился, начал ходить и двигаться, но рана его не закрывалась, и из нее продолжали выделяться в течение двух месяцев какие-то корочки и желтая жидкость. Потом рана закрылась, живот похудел, и он опять стал здоров, и причиной его выздоровления была эта самая рана.
Я видел одного больного водянкой, которому вскрывали живот, и он умер, а Гунейму этот пьяница проткнул живот, но он остался жив и выздоровел. Да будет же слава всемогущему!
О СУДЬБЕ.
Я видел одного молодого туркмена из сыновей эмиров, бывших на службе у царя эмиров атабека Зенги, да помилует его Аллах. В этого юношу попала стрела, но не вошла в кожу и на глубину ячменного зернышка. Он сделался вялым, его члены расслабли, он лишился речи, и рассудок словно покинул его. А это был человек, подобный льву, самый крупный среди людей. К нему привели врача и хирурга. Врач сказал: “С ним не случилось ничего страшного, но, когда он будет ранен вторично, он умрет”. Этот туркмен оправился и стал двигаться и ездить верхом, как прежде, но через некоторое время его поразила другая стрела, нанесла ему еще более легкую и безвредную рану, и он умер.
Один лев появился в области Шейзара. Мы выехали к нему вместе с пехотинцами из городского войска; среди них был один слуга того господина, которому жители гор оказывали повиновение и почти поклонялись. С этим слугой была его собака. Лев выскочил на лошадей, и они разбежались перед ним от испуга. Лев ринулся на пехотинцев и, схватив этого самого слугу, присел над ним. Собака вскочила льву на спину; он бросил человека и вернулся в чащу. Этот слуга, смеясь, явился к моему отцу, да помилует его Аллах. “О господин мой, - сказал он, - клянусь твоей жизнью, он не ранил меня и не принес мне вреда”. Льва убили, а этот человек вернулся к себе и умер в ту же ночь. Он не получил никакой раны, но у него разорвалось сердце. Я пришел в восторг от храбрости этой собаки перед львом, тогда как все животные бегут от льва и сторонятся его.
О ДОБЛЕСТИ ЛОШАДЕЙ.
Если уже упоминать о лошадях, то между ними есть терпеливые, как среди людей, а есть и слабые. В нашем войске, например, был один курд по имени Камиль аль-Маштуб, человек доблестный, благочестивый и достойный, да помилует его Аллах. У него была черная, стойкая, как верблюд, лошадь. Как-то он столкнулся в бою с франкским рыцарем, и тот ударил его лошадь в шейные связки. Шея лошади свернулась на сторону от силы удара, и копье, пройдя через основание шеи, пронзило бедро Камиля аль-Маштуба и вышло с другой стороны. Но ни лошадь, ни всадник не пошатнулись от этого удара. Я видел рану на бедре Камиля после того, как она затянулась и зажила. Эта рана казалась больше всех, какие только бывают.
Лошадь Камиля выздоровела, и он снова участвовал на ней в боях. Он встретился однажды в сражении с франкским рыцарем, и тот ударил его лошадь в лоб и пронзил его. Но лошадь не покачнулась и уцелела и после второй раны. Когда рана затянулась и кто-нибудь накладывал ладонь руки на лоб лошади там, где была рана, ладонь оказывалась одинаковой ширины с этой раной.
Однажды подо мной была ранена лошадь у Хомса. Удар пронзил ей сердце, и в нее попало множество стрел. Она вынесла меня с поля сражения, хотя кровь шла у нее из ноздрей, как из сита, а я ничего не подозревал. Лошадь довезла меня до моих товарищей и пала.
Другая лошадь получила подо мной три раны у Шейзара во время войны с Махмудом ибн Караджей. Я продолжал сражаться на ней и, клянусь Аллахом, не знал, что она ранена, так как ничего особенного в ней не заметил.
О ТЯГОСТИ СТАРОСТИ.
Но пусть не вздумают предполагать, что смерть можно приблизить, подвергая себя опасности, или отдалить усиленной осторожностью. В моей долгой жизни самое яркое назидание: сколько я встретил ужасов и сколько раз устремлялся в страшные места и подвергался опасностям, сражался со всадниками и убивал львов, рубил мечами, ударял копьями и наносил раны стрелами и луками! И все-таки я был защищен от рока надежной крепостью, так что достиг девяноста лет, и смотрел на свое здоровье и долголетие так, как говорил пророк, да благословит его Аллах и да приветствует: “Довольно и такой болезни, как здоровье”.
Судьба к восьмидесяти годам иссушила мою кожу, и меня огорчает слабость ног и дрожание рук.
Когда я пишу, почерк у меня очень дрожащий, как почерк у испуганного человека с трясущимися руками.
Смысл этого изречения в том, что слишком преклонная старость так же тягостна, как и болезнь.
Удивляйся же тому, что моя рука слишком слаба, чтобы держать перо после того, как она ломала копья в груди льва.
Когда я иду с палкой в руке, моя нога становится такой тяжелой, как будто бы я погружаю ее в жидкую подмерзшую грязь.
Скажи тому, кто жаждет долгого пребывания на земле: вот последствия долгой жизни и преклонного возраста.
Усама происходил из рода аристократов, владевших замком Шейзар в Сирии. Не получив существенного наследства, он был вынужден наниматься на военную службу к исламским правителям Ближнего Востока.
Книга дает хорошее представление о том, что значит жить и воевать в Средние века.
Особо впечатлительным лучше не читать:)
Я вставил в пост несколько отрывков из текста Усамы ибн Мункыза, всю книгу можно прочитать на Востлите.
ПРО ДИКИХ ЗВЕРЕЙ.
Я выдержал со львами много боев, которых мне не перечесть, и убил из них стольких, что никто не может в этом сравниться со мной, хотя во многом другом у меня есть соперники; я приобрел такой опыт и умение в бою со львами, какого не имеет никто, кроме меня. Скажу еще, что львы, как и другие дикие животные, боятся сынов Адама и бегут от них. Лев беспечен и ленив, пока не ранен, а когда получит рану, то действительно становится львом; тогда-то и следует его бояться. Если он выйдет из леса или чащи и погонится за лошадью, он непременно вернется обратно туда же, откуда вышел, даже если на его дороге будет огонь. Я знал это по опыту и, когда лев бросался на лошадей, я становился на дороге, по которой он должен был вернуться, прежде чем его ранят; а когда он возвращался, я позволял ему подойти ко мне, ударял копьем и убивал.
Что же касается леопардов, то бой с ними тяжелее, чем бой со львами, из-за их легкости и больших прыжков.(1) Они селятся только в пещерах или расщелинах, как гиены, а львы лежат только в берлогах или чащах.
Леопард, единственный из всех животных, прыгает более чем на сорок локтей. В церкви местечка Хунак было окошко на высоте сорока локтей; каждый полдень туда прыгал леопард и спал там до конца дня, а потом выпрыгивал оттуда и уходил. В это время через Хунак проезжал франкский рыцарь по имени Сир Адам, один из франкских дьяволов. Ему рассказали историю леопарда. “Когда вы увидите его, известите меня”, - сказал он. Леопард пришел по обычаю и прыгнул в окно. Один из крестьян пошел и рассказал об этом Сир Адаму. Тот надел свою кольчугу, сел на коня, взял щит и копье и поехал к церкви. Она была в развалинах, и только одна из ее стен еще стояла, та самая, в которой было окно. Когда леопард увидел рыцаря, он прыгнул на него из окна, хотя тот сидел на лошади, сломал ему спину и убил его. После этого леопард ушел, а хунакские крестьяне прозвали его “леопард - борец за веру”.
(1) Переднеазиатский леопард, ныне почти исчезнувший на Ближнем Востоке - один из самых крупных среди всех остальных подвидов леопардов.
Однажды я смотрел, как голову льва несли к одному из наших домов, и было видно, как кошки бегут из этого дома и бросаются с крыш, хотя они никогда раньше не видели льва. Мы же снимали со льва шкуру и бросали мясо из крепости к подножию бастиона. Ни собаки, ни какая-либо птица не приближались к нему, а когда орлы, завидев мясо, опускались к нему, то потом, подлетев ближе, начинали кричать и улетали.
Как похож страх животных перед львом на страх птиц перед орлом! Когда цыпленок, который никогда не видел орла, заметит его, он начинает кричать и пускается бежать от страха, ибо Аллах великий вложил в сердца остальных животных страх перед орлом и львом.
ОБ УДАРАХ КОПЬЕМ.
Из замечательных ударов копьем мне пришлось видеть один, который нанес как-то рыцарь из франков, да покинет их Аллах, нашему всаднику по имени Сайя ибн Кунейб килябит. У него было рассечено три ребра с левой стороны и три ребра с правой стороны. Острие копья ударило ему в локоть и отделило его, как отделяет суставы мясник. Он тотчас же умер
Мой отец, да помилует его Аллах, участвовал в сражении с Сейф ад-Даула Халафом ибн Мула'ибом аль-Ашбахи, владыкой Апамеи. Оно произошло в воскресение, двадцать девятого шавваля четыреста девяносто седьмою года в области Кафартаба. Отец надел панцирь, но слуга забыл второпях застегнуть боковые застежки. В отца попала пика и ударила его в то самое место над левым грудным соском, которое слуга забыл прикрыть. Пика вышла из его тела над правым соском. Причина его опасения в том, что божественная воля допустила совершиться удивительному, так же как и рана его случилась оттого, что Аллах, да будет ему слава, предопределил нечто удивительное.
В этот же день мой отец, да помилует его Аллах, ударил копьем одного рыцаря. Он потянул в сторону лошадь и, согнув руку с копьем, вытянул его из тела раненого. “Я почувствовал, - рассказывал он мне, - как что-то укололо меня в кисть. Я думал, что это происходит от раскаленных пластинок моего панциря, но копье выпало у меня из руки. Я поднял его, и оказалось, что я ранен в руку и она расслаблена, так как некоторые сухожилия рассечены”.
Я был при нем, да помилует его Аллах, когда Зейд, хирург, лечил его рану, а над его головой стоял слуга. Мой отец сказал: “О Зейд, вытащи этот камешек из раны”. Хирург ничего ему не ответил, и отец повторил: “О Зейд, разве ты не видишь этого камешка, что не вынимаешь его из раны?” Когда это надоело Зейду, он сказал: “Где же камешек? Это кончик сухожилия, которое разорвано”. А сухожилие было действительно бело и похоже на камешек из камней Евфрата.
Мой дядя Изз ад-Даула, да помилует его Аллах, получил в этот день несколько ран. Один из ударов копья попал ему в нижнее веко со стороны внутреннего уголка глаза. Копье проникло от уголка до края глаза. Веко было совсем сорвано и висело на кончике кожи у края глаза. Глаз качался без всякой опоры, потому что только веки поддерживают глаз. Хирург зашил и залечил глав, и он стал таким же, как и прежде, так что раненый глаз, нельзя было отличить от здорового.
Клянусь Аллахом, я как-то совершил вместе с дядей, да помилует его Аллах, набег на Апамею. Случилось так, что ее воины вышли из города, чтобы проводить караван. Они отправили его и вернулись, а мы встретили их и убили около двадцати человек. Я увидел Джум'у нумейрита, да помилует его Аллах, в теле которого засела половина копья. Оно ударило в подседельник, прошло через его край, вонзилось в бедро Джум'ы в его задней части и там сломалось. Я испугался, но Джум’а сказал: “Не беда! Я цел”. Он схватил копье за зубцы и вытащил его из тела. И он, и его лошадь были невредимы.
Я видел во время боя одного из наших товарищей, которого звали Мухаммед ибн Серайя. Это был юноша, отличавшийся большой силой. На него напал франкский всадник, да проклянет его Аллах, и ударил копьем в бедро, так что копье проникло в тело. Мухаммед схватил копье рукой, когда оно оказалось в бедре, но франк стал тянуть его, чтобы захватить обратно. Мухаммед тоже тянул копье, не выпуская его из рук. Копье вертелось в бедре Мухаммеда, пока не пробуравило его. Мухаммед отнял у франка копье, погубив сначала свое бедро, и через два дня умер, да помилует его Аллах.
О КАМНЕМЕТАХ.
Когда румы подошли к Шейзару в пятьсот тридцать втором году, они подвезли к городу ужасающие стенобитные машины, прибывшие с ними из их страны. Эти машины метали камни, которые летели на такое расстояние, какое не пролетит и стрела. Эти камни достигали веса в двадцать пять ритлей. Однажды они бросили такой камень в дом одного моего товарища по имени Юсуф ибн Абу-ль-Гариб, да помилует его Аллах; крыша дома не выдержала тяжести, и он был разрушен сверху донизу одним камнем.
Хутлух, невольник моего отца, да помилует его Аллах, рассказал мне следующее: “Однажды мы сидели, осажденные румами, в крепостном проходе, в доспехах и с мечами. Вдруг к нам прибежал какой-то шейх и закричал: “Эй, мусульмане! Гаремы!.. Румы ворвались к нам!” Мы схватили мечи, выбежали и увидели, что румы пролезли через брешь в стене, пробитую стенобитной машиной. Мы стали бить их мечами, выгнали из города и преследовали до тех пор, пока не прогнали до их войска. Мы возвратились и шли врассыпную. Я оказался рядом с тем стариком, который позвал нас на помощь. Он остановился и повернулся лицом к стене, чтобы помочиться. Я отошел от него, но вдруг услышал шум падения. Я повернулся, и оказалось, что камень, пущенный из машины, попал старику в голову, разбил ее и как бы вбил в стену; мозг старика стекал со стены. Я поднял тело старика, мы помолились над ним и похоронили его на этом самом месте, да помилует его Аллах”.
Метательный камень попал как-то раз в одного из наших товарищей и разбил ему ногу. Его снесли к моему дяде, который сидел в одном из проходов крепости. “Приведите костоправа”, - приказал дядя. А в Шейзаре был один искусный человек, по имени Яхья, отлично вправлявший кости. Он пришел и стал вправлять ногу, сидя под навесом за воротами крепости. Камень ударил раненого человека в голову, и она разлетелась. Костоправ вернулся в коридор крепости, и дядя сказал ему: “Как ты быстро вправил ему кость”. - “О господин мой, - ответил костоправ, - в него попал второй камень, и вправлять стало не нужно”
ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЕ УДАРЫ МЕЧОМ
Удар метательного камня, который разбил голову того старика, да помилует его Аллах, напомнил мне об ударах острого меча. Однажды один из наших товарищей по имени Хаммам аль-Хаджж во время военных действий исмаилитов против Шейзара столкнулся с одним из них в галерее дома моего дяди, да помилует его Аллах. В руке исмаилита был нож, а в руке аль-Хаджжа - меч. Батынит бросился на него с ножом, но Хаммам ударил его своим мечом над глазами и рассек ему череп. Мозг исмаилита выпал на землю и разлетелся по ней во все стороны. Хаммам выронил из рук свой меч, и его вырвало, так как ему сделалось дурно при виде этого мозга.
У моего отца, да помилует его Аллах, был стремянный по имени Джами. Франки сделали на нас набег, и отец, надев казакин, вышел из своего дома, чтобы сесть на лошадь. Он не нашел ее у дверей и постоял немного, ожидая ее. Стремянный Джами, который замешкался, привел лошадь. Мой отец ударил его этим самым мечом, которым был опоясан, не вынимая его из ножен. Удар рассек ножны меча, серебряные наконечники, плащ, который был на стремянном, и шерстяную рубашку; локоть у Джами был разрублен, и рука отлетела. Мой отец, да помилует его Аллах, содержал Джами, а после него - его детей из-за этого удара, а меч был прозван Джамиевским, по имени стремянного.
Вот еще знаменитый удар мечом: четыре брата из родственников эмира Ифтихар ад-Даула Абу-ль-Футуха ибн Амруна, властителя крепости Букубейс, влезли в крепость, когда он спал, и нанесли ему много ран. В крепости с ним никого не было, кроме его сына. Братья вышли, полагая, что убили эмира, и направились к его сыну, но Аллах наделил этого Ифтихар ад-Даула великой силой. Он поднялся с постели, обнаженный, взял свой меч, который висел у него в комнате, и пошел за нападавшими. К нему навстречу вышел один из них, который был их предводителем и самым доблестным из них. Ифтихар ад-Даула ударил его мечом и отскочил от него в сторону, боясь, что тот достанет его ножом, бывшим у него в руке. Потом обернулся и увидел, что он лежит на земле, убитый этим ударом. Эмир повернулся к другому брату, ударил его мечом и убил, а остальные двое пустились бежать и бросились вниз с крепости; один из них умер, а другой спасся.
Слух об этом дошел к нам в Шейзар, и мы послали к эмиру поздравить его со спасением. Через три дня мы отправились в крепость Букубейс навестить его. Его сестра была замужем за моим дядей Изз ад-Дином, и он имел от нее детей. Эмир рассказал нам, что с ним случилось и как он действовал, и затем сказал: “У меня чешется между лопатками, и я не могу достать до этого места”. Он позвал своего слугу, чтобы тот взглянул на спину и посмотрел, что его там колет. Слуга посмотрел, и оказалось, что это рана, в которой застрял конец кинжала, сломавшегося в его спине. Он даже не знал об этом и ничего не чувствовал, но, когда рана затянулась, это место стало чесаться.
Примером силы этого человека может служить то, что он брал мула за копыто задней ноги и бил его, и мул не мог вырвать своей ноги у него из рук. Он также брал пальцами гвозди от подков и вонзал их в дубовую доску. Он был столь же прожорлив, как и силен, или даже еще более.
О ВРАЧЕВАНИИ У ФРАНКОВ.
Властитель аль-Мунайтыры написал письмо моему дяде, прося прислать врача, чтобы вылечить нескольких больных его товарищей. Дядя прислал к нему врача-христианина, которого звали Сабит. Не прошло и двадцати дней, как он вернулся обратно.
“Как ты скоро вылечил больных”, - сказали мы ему. “Они привели ко мне рыцаря, - рассказывал нам врач, - на ноге у которого образовался нарыв, и женщину, больную сухоткой. Я положил рыцарю маленькую припарку, и его нарыв вскрылся и стал заживать, а женщину я велел разогреть и увлажнить ее состав. К этим больным пришел франкский врач и сказал: “Этот мусульманин ничего не понимает в лечении. Что тебе приятнее, - спросил он рыцаря, - жить с одной ногой или умереть с обеими?” - “Я хочу жить с одной ногой”, - отвечал рыцарь.
“Приведите мне сильного рыцаря, - сказал врач, и принесите острый топор”. Рыцарь явился с топором, и я присутствовал при этом. Врач положил ногу больного на бревно и сказал рыцарю: “Ударь по его ноге топором и отруби ее одним ударом”. Рыцарь нанес удар на моих глазах, но не отрубил ноги; тогда ударил ее второй раз, мозг из костей ноги вытек, и больной тотчас же умер. Тогда врач взглянул на женщину и сказал: “В голове этой женщины дьявол, который влюбился в нее. Обрейте ей голову”. Женщину обрили, и она снова стала есть обычную пищу франков - чеснок и горчицу. Ее сухотка усилилась, и врач говорил: “Дьявол вошел ей в голову”. Он схватил бритву, надрезал ей кожу на голове крестом и сорвал ее с середины головы настолько, что стали видны черепные кости. Затем он натер ей голову солью, и она тут же умерла. Я спросил их: “Нужен ли я вам еще?” И они сказали: “Нет”, и тогда я ушел, узнав об их врачевании кое-что такое, чего не знал раньше”.
Еще удивительный случай врачевания у франков рассказал нам Кильям Дабур, властитель Табарии, который был предводителем франков. Случилось, что он провожал эмира Му'ин ад-Дина, да помилует его Аллах, из Акки в Табарию, и я был с ними. По пути он рассказал нам следующее: “В нашей стране был один очень сильный рыцарь. Он заболел и был близок к смерти. Мы отправились к самому главному из наших священников и сказали ему: “Пойди с нами взглянуть на такого-то рыцаря”. Он сказал: “Хорошо”, - и отправился с нами. Мы были уверены, что, когда он положит на больного руку, тот выздоровеет. Когда священник увидел его, он сказал: “Дайте мне воску”. Мы принесли ему немного, он смял его, сделал из него шарики такой толщины, как суставы пальцев, и сунул по шарику в ноздри рыцаря, и тот умер. “Он умер”, - сказали мы. “Да, - ответил священник. - Он мучался, и я заткнул ему нос, чтобы он умер и успокоился”.
О НРАВАХ ФРАНКОВ
У нас был один банщик из жителей аль-Маарры по имени Салим, который служил в банях моего отца, да помилует его Аллах. Салим рассказал мне: “Я открыл в аль-Маарре баню, чтобы жить доходами от нее. Однажды в баню пришел франкский рыцарь, а они не одобряют тех, кто, находясь в бане, опоясывается покрывалом. Он протянул свою руку, сорвал мое покрывало с пояса, отбросил его и увидел меня без всего, а я недавно обрил себе волосы на лобке.
“Салим”, - крикнул мне франк. Я подошел к нему, и он положил руку мне на лобок. “Салим, вот хорошо! - воскликнул он. - Клянусь истиной моей веры, сделай со мной то же самое”. И он лег на спину, а у него на этом месте была точно вторая борода. Я обрил его, а он провел по этому месту рукой, погладил его и сказал мне: “О Салим, заклинаю тебя истиной твоей веры, сделай то же с аль-дамой”. А “аль-дама” значит на их языке госпожа, и он имел в виду свою жену.
“Скажи аль-даме, чтобы она пришла”, - крикнул он слуге, тот пошел и привел его жену. Она легла на спину, и рыцарь сказал: “Сделай с ней то же, что ты сделал со мной”.
И я брил ей эти волосы, а муж сидел и смотрел на меня. Затем он поблагодарил меня и дал мне денег за мою услугу”.
Посмотрите на это великое противоречие: у них нет ревности, ни самолюбия, но они отличаются великой доблестью, а разве доблесть не происходит от самолюбия и боязни бесславия?
Все франки, лишь недавно переселившиеся из франкских областей на восток, отличаются более грубыми нравами, чем те, которые обосновались здесь и долго общались с мусульманами.
Вот пример грубости франков, да обезобразит их Аллах. Однажды, когда я посетил Иерусалим, я вошел в мечеть аль-Акса ; рядом с мечетью была еще маленькая мечеть, в которой франки устроили церковь. Когда я заходил в мечеть, а там жили храмовники - мои друзья, - они предоставляли мне маленькую мечеть, чтобы я в ней молился.
Однажды я вошел туда, произнес “Аллах велик” и начал молиться. Один франк ворвался ко мне, схватил меня, повернул лицом к востоку и крикнул: “Молись так!” К нему бросилось несколько человек храмовников и оттащили его от меня, и я снова вернулся к молитве. Однако этот самый франк ускользнул от храмовников я снова бросился на меня. Он повернул меня лицом к востоку и крикнул: “Так молись!” Храмовники опять вбежали в мечеть и оттащили франка. Они извинились передо мной и сказали: “Это чужестранец, он приехал на этих днях из франкских земель и никогда не видал, чтобы кто-нибудь молился иначе, как на восток”. - “Хватит уже мне молиться”, - ответил я и вышел из мечети. Меня очень удивило выражение лица этого дьявола, его дрожь и то, что с ним сделалось, когда он увидел молящегося по направлению к югу.
О ВЫЗДОРОВЛЕНИИ ПОСЛЕ БОЛЕЗНИ.
Мы опрокинули восемнадцать всадников. Некоторые из них были ранены и умерли, а некоторые, получив удар копьем, падали с коня невредимыми. У других были ранены лошади, и они стоили на ногах. Те, которые оказались на земле и остались невредимы, обнажили мечи и держались на месте, ударяя мечом всякого, кто проезжал мимо. Джум'а нумейрит, да помилует его Аллах, проезжал мимо одного из них. Тот подбежал к нему и ударил его по голове, на которой была надета одна шапочка. Удар прорвал шапочку и рассек ему лоб; оттуда полилась кровь. Когда она остановилась, рана осталась открытой, точно рыбий рот. Я встретил его, когда сражение с франками еще продолжалось, и спросил: “О Абу Махмуд, отчего ты не забинтуешь рану?” - “Не время теперь бинтовать и перевязывать раны”, - отвечал Джум'а. На лице у него всегда была черная тряпка: он страдал воспалением глаз, и жилки в них были красны. Когда же он получил эту рану, из нее вышло так много крови, что глаза перестали его беспокоить. Он больше не страдал воспалением глаз, и они не болели. Бывает, что тело становится здоровее от болезни.
Среди наших товарищей был один негр из племени Бену Кинана, которого звали Али ибн Фарадж. У него на ноге сделался нарыв, пальцы ноги загнили и стали разлагаться, и нога даже начала дурно пахнуть. Хирург сказал ему: “Твою ногу остается только отнять, иначе ты погибнешь”. Он взял пилу и стал пилить Али ногу. Али так слабел от потери крови, что терял сознание, а когда он приходил в себя, хирург снова пилил ему ногу, пока не отпилил ее до середины голени. Он залечил ногу, и она поправилась.
Этот Али, да помилует его Аллах, был одним из самых огромных и сильных людей. Он садился на седло с одним стременем, а с другой стороны был ремень, поддерживавший его колено, и он участвовал в сражениях и бился копьями с франками в таком положении. Я видел его, да помилует его Аллах, в это время, и ни один человек не мог им овладеть ни хитростью, ни силой.
Со мной был стремянный по имени Гунейм, больной водянкой. Его шея стала совсем тонкой, а живот раздулся. Он приехал вместе со мной в чужую страну, и я был признателен ему за это. Он вошел с мулом в конюшню моего приятеля вместе со слугами приехавших гостей. С ними был молодой тюрк, который много пил, и хмель разобрал его. Он вошел в конюшню, вытащил нож и стал бросаться на слуг. Те разбежались, а Гунейм от слабости и болезни положил под голову седло и еще до этого заснул. Он не встал даже, когда все бывшие в конюшне выбежали. Пьяный тюрк ударил его ножом пониже пупка и рассек живот на четыре пальца. Гунейм упал на месте. Тот, кто пригласил нас (это был властитель крепости Башамра), велел отнести его ко мне домой; тюрк, ранивший его был доставлен туда же вместе с ним со скрученными руками. Я его отпустил, а к Гунейму ходил врач, и он поправился, начал ходить и двигаться, но рана его не закрывалась, и из нее продолжали выделяться в течение двух месяцев какие-то корочки и желтая жидкость. Потом рана закрылась, живот похудел, и он опять стал здоров, и причиной его выздоровления была эта самая рана.
Я видел одного больного водянкой, которому вскрывали живот, и он умер, а Гунейму этот пьяница проткнул живот, но он остался жив и выздоровел. Да будет же слава всемогущему!
О СУДЬБЕ.
Я видел одного молодого туркмена из сыновей эмиров, бывших на службе у царя эмиров атабека Зенги, да помилует его Аллах. В этого юношу попала стрела, но не вошла в кожу и на глубину ячменного зернышка. Он сделался вялым, его члены расслабли, он лишился речи, и рассудок словно покинул его. А это был человек, подобный льву, самый крупный среди людей. К нему привели врача и хирурга. Врач сказал: “С ним не случилось ничего страшного, но, когда он будет ранен вторично, он умрет”. Этот туркмен оправился и стал двигаться и ездить верхом, как прежде, но через некоторое время его поразила другая стрела, нанесла ему еще более легкую и безвредную рану, и он умер.
Один лев появился в области Шейзара. Мы выехали к нему вместе с пехотинцами из городского войска; среди них был один слуга того господина, которому жители гор оказывали повиновение и почти поклонялись. С этим слугой была его собака. Лев выскочил на лошадей, и они разбежались перед ним от испуга. Лев ринулся на пехотинцев и, схватив этого самого слугу, присел над ним. Собака вскочила льву на спину; он бросил человека и вернулся в чащу. Этот слуга, смеясь, явился к моему отцу, да помилует его Аллах. “О господин мой, - сказал он, - клянусь твоей жизнью, он не ранил меня и не принес мне вреда”. Льва убили, а этот человек вернулся к себе и умер в ту же ночь. Он не получил никакой раны, но у него разорвалось сердце. Я пришел в восторг от храбрости этой собаки перед львом, тогда как все животные бегут от льва и сторонятся его.
О ДОБЛЕСТИ ЛОШАДЕЙ.
Если уже упоминать о лошадях, то между ними есть терпеливые, как среди людей, а есть и слабые. В нашем войске, например, был один курд по имени Камиль аль-Маштуб, человек доблестный, благочестивый и достойный, да помилует его Аллах. У него была черная, стойкая, как верблюд, лошадь. Как-то он столкнулся в бою с франкским рыцарем, и тот ударил его лошадь в шейные связки. Шея лошади свернулась на сторону от силы удара, и копье, пройдя через основание шеи, пронзило бедро Камиля аль-Маштуба и вышло с другой стороны. Но ни лошадь, ни всадник не пошатнулись от этого удара. Я видел рану на бедре Камиля после того, как она затянулась и зажила. Эта рана казалась больше всех, какие только бывают.
Лошадь Камиля выздоровела, и он снова участвовал на ней в боях. Он встретился однажды в сражении с франкским рыцарем, и тот ударил его лошадь в лоб и пронзил его. Но лошадь не покачнулась и уцелела и после второй раны. Когда рана затянулась и кто-нибудь накладывал ладонь руки на лоб лошади там, где была рана, ладонь оказывалась одинаковой ширины с этой раной.
Однажды подо мной была ранена лошадь у Хомса. Удар пронзил ей сердце, и в нее попало множество стрел. Она вынесла меня с поля сражения, хотя кровь шла у нее из ноздрей, как из сита, а я ничего не подозревал. Лошадь довезла меня до моих товарищей и пала.
Другая лошадь получила подо мной три раны у Шейзара во время войны с Махмудом ибн Караджей. Я продолжал сражаться на ней и, клянусь Аллахом, не знал, что она ранена, так как ничего особенного в ней не заметил.
О ТЯГОСТИ СТАРОСТИ.
Но пусть не вздумают предполагать, что смерть можно приблизить, подвергая себя опасности, или отдалить усиленной осторожностью. В моей долгой жизни самое яркое назидание: сколько я встретил ужасов и сколько раз устремлялся в страшные места и подвергался опасностям, сражался со всадниками и убивал львов, рубил мечами, ударял копьями и наносил раны стрелами и луками! И все-таки я был защищен от рока надежной крепостью, так что достиг девяноста лет, и смотрел на свое здоровье и долголетие так, как говорил пророк, да благословит его Аллах и да приветствует: “Довольно и такой болезни, как здоровье”.
Судьба к восьмидесяти годам иссушила мою кожу, и меня огорчает слабость ног и дрожание рук.
Когда я пишу, почерк у меня очень дрожащий, как почерк у испуганного человека с трясущимися руками.
Смысл этого изречения в том, что слишком преклонная старость так же тягостна, как и болезнь.
Удивляйся же тому, что моя рука слишком слаба, чтобы держать перо после того, как она ломала копья в груди льва.
Когда я иду с палкой в руке, моя нога становится такой тяжелой, как будто бы я погружаю ее в жидкую подмерзшую грязь.
Скажи тому, кто жаждет долгого пребывания на земле: вот последствия долгой жизни и преклонного возраста.