Пленный (11 сентября 2008)

Sep 12, 2008 12:52

               


И всё-таки у «Пленного» Алексея Учителя и «12» Никиты Михалкова, определенно, есть нечто общее. И в том, и в другом случае имеем сознательный отход от смыслов, заложенных в первоисточнике, но отход, прямо скажем, не настолько далекий, как стоило бы. Моей претензией к «12», помимо всего прочего, было то, что, всячески открещиваясь от сравнения с люметовской картиной, Михалков убрал из названия своего фильма указание на половую принадлежность персонажей, однако сохранил ее в сюжете. И это несмотря на то, что в России милосердие всегда ассоциировалось с фигурой Богородицы, то есть с женщиной. В итоге мы получили Валерию Новодворскую в исполнении Сергея Арцибашева.

Учитель столь же рьяно принялся изгонять из «Пленного» гомоэротизм маканинской повести, оставив при этом на прежнем месте красивого чеченского юношу. Зная, какую роль его красота играла в книге, я тщетно пытался найти ей хоть какое-то применение в фильме. Кто-то скажет, приятная внешность чеченца нужна была, чтобы русский солдат проникся к нему сочувствием и заботой. Я же полагаю, заботиться должно хотеться о продрогшем до костей, голодном и испуганном мальчишке с больной ногой. И неважно, красив он очень или не очень. А при виде прекрасного юного горца, как минимум, должно хотеться написать его портрет, как максимум, того, чего собственно и хочется Рубахину в повести. Не говорю, что на роль чеченца надо было обязательно брать кого-нибудь страшненького, но можно было взять кого-нибудь обычного. Конечно, если только Учитель не стремился завлечь в кинозалы девочек-подростков.

То, как Учитель избавляется от пресловутого гомоэротизма, у меня вызвало улыбку. Временами возникало ощущение, что тут, как в бородатом анекдоте, «малчик виноват». То он прильнет к пленившему его бойцу, то лукаво глянет на него из-под съехавшей на глаза челки. Но наш боец крепок телом и духом и отважно противостоит бесовским искушениям.

Кстати говоря, у Маканина внешность пленного очень четко увязывалась с дивными пейзажами чеченских гор, что выводило автора на расхожий тезис о красоте, спасающей мир, пожалуй, в его самой вульгарной трактовке. Учитель попытался избавиться и от этой части концепции, введя в картину лишь два по-настоящему живописных фрагмента - в начале фильма, где облачная дымка расстилается над зеленым склоном, и в конце, где солнечные лучи пронизывают облака, освещая живописные горные вершины. Остальное действие разворачивается в довольно унылой обстановке - серый горные склоны, узкие тропы, редкий чахлый лесок.

Если не запретное чувство и не спасительная сила прекрасного, что же остается? Остается довольно стандартная для подобного кино идея о губительности войны и ее калечащем воздействии на человеческие души. В начале фильма мы сперва видим эпизод с ребенком, издевающимся над щенком, а сразу за этим другой эпизод, где уже солдаты издеваются над взрослыми овчарками, чтобы те были злее. Сразу становится ясно, малыш лишь копирует поведение взрослых, и, что из него вырастет, страшно подумать. Но не только хрупкой детской психике трудно противостоять реалиям войны. Взрослый человек, воспитанный, с устоявшимся характером, и тот разрывается между не изжитыми до конца принципами и суровой военной действительностью. Речь здесь, конечно, о двух русских бойцах.

Хоть об этом в фильме нет ни слова, нетрудно представить себе социальный бэкграунд героев. Рубахин, скорее всего, родом из интеллигентской семьи. Для него армейская служба - это не работа, но священный долг перед отчизной. Будучи человеком воспитанным, он даже в чеченских горах цепляется за свою прежнюю жизнь. Курить то начинает, то снова бросает. По-тихому своевольничает перед начальством. Даже секса у него не было полгода, только потому что он не может просто так подкатить к понравившейся женщине. Приличные люди так не поступают. Я бы нисколько не удивился, достань такой солдат из вещмешка спицы и клубок ниток и примись вязать что-нибудь во время привала. И, конечно, как истинный интеллигент, Рубахин  ощущает потребность вести за собой других, беречь и опекать тех, кто от него зависит, например, Вову или попавшего в плен чеченского подростка.

Вова - совсем другое дело. Этот - типичный пролетарий, плохо образован, неважно воспитан. В армию попал, потому что не смог откосить. Привык жить не высокими идеалами долга и чести, а дворовыми правилами, где кто успел, тот и съел, а сильный всегда прав. Единственное, ему не хватает ни ума, ни смелость, чтобы быть настоящим вожаком. Поэтому и таскается он за Рубахиным, позволяя тому себя опекать и руководить.

Финал картины, на мой взгляд, откровенно смазан. Вслед за кульминационным фрагментом следует нарочитая сцена, демонстрирующая внутренние терзания Рубахина, а сразу за ней та самая пейзажная зарисовка с солнцем и облаками. Титры. И не ясно, что же стало с шерстяными носками.

P.S. А еще я знаю, где г-н Зинцов усмотрел в «Пленном» хоббитов. Все эти карабканья по каменистым склонам, связывания и развязывания рук действительно могут навести на подобные мысли. Тут главное - не увлекаться аналогиями.

"большой экран", Алексей Учитель, драма, Россия, Вячеслав Крикунов

Previous post Next post
Up