Путь Николки был длинен. Пока он пересек Подол, сумерки совершенно
закутали морозные улицы, и суету и тревогу смягчил крупный мягкий снег,
полетевший в пятна света у фонарей. Сквозь его редкую сеть мелькали огни,
в лавчонках и в магазинах весело светилось, но не во всех: некоторые уже
ослепли. Все больше начинало лепить сверху. Когда Николка пришел к началу
своей улицы, крутого Алексеевского спуска, и стал подниматься по ней, он
увидал у ворот дома N_7 картину: двое мальчуганов в сереньких вязаных
курточках и шлемах только что скатились на салазках со спуска. Один из
них, маленький и круглый, как шар, залепленный снегом, сидел и хохотал.
Другой, постарше, тонкий и серьезный, распутывал узел на веревке. У ворот
стоял парень в тулупе и ковырял в носу. Стрельба стала слышнее. Она
вспыхивала там, наверху, в самых разных местах.
- Васька, Васька, как я задницей об тумбу! - кричал маленький.
"Катаются мирно так", - удивленно подумал Николка и спросил у парня
ласковым голосом:
- Скажите, пожалуйста, чего это стреляют там наверху?
Парень вынул палец из носа, подумал и сказал в нос:
- Офицерню бьют наши.
Николка исподлобья посмотрел на него и машинально пошевелил ручкой
кольта в кармане. Старший мальчик отозвался сердито:
- С офицерами расправляются. Так им и надо. Их восемьсот человек на
весь Город, а они дурака валяли. Пришел Петлюра, а у него миллион войска.
Он повернулся и потащил салазки.
Рекомендовал бы людям, поменьше смотреть российское ТВ, да и вообще ТВ, очень нехорошие вещи там нагнетаются. Какая - то агрессивная среда, призванная подготовить умы к возможному вторжению на территорию соседа, еще вот - вот и мы уже сами будем бросаться друг на друга с желанием больно укусить.
После споров об Украине житель Липецка в трусах покусал бойцовую собаку Чувство единение со всеми приятно и сильно, этакое чувство массы, об этом, кстати, хорошо написал Элиас Кеннети, в знаменитой книге "Власть и масса". Но все - таки хотелось бы сохранить здоровый и трезвый рассудок, мыслить по возможности беспристрастно. Мы уже проходили и великие воодушевления, и справедливые войны, и я тем не менее считаю, худой мир, куда лучше хорошей войны.