Чайник Рассела: бесспорна ли аналогия?
Оригинал взят у ycnokoutellb в Чайник Рассела: бесспорна ли аналогия?
Один из самых популярных аргументов в арсенале атеистов - «чайник Рассела» - аналогия, которая, по мнению её автора, английского философа Бертрана Рассела, отвергает идею, что бремя доказательства ложности нефальсифицируемых религиозных утверждений лежит на сомневающемся. Атеисты свято верят в непогрешимость «чайника» и используют его в своих разоблачениях в качестве контрольного выстрела в голову идеологического противника. Зачастую они только упоминают название этой аналогии, не утруждая себя её цитированием: настолько веским в их глазах выглядит этот «чайник».
Но действительно ли «чайник» так безупречен и обоснован, как думают атеисты? Для того, чтобы лучше разобраться в этом вопросе, я позволю себе полностью привести содержание рассуждения Рассела: «Если я предположу, что между Землёй и Марсом вокруг Солнца по эллиптической орбите летает фарфоровый чайник, никто не сможет опровергнуть моё утверждение, особенно если я предусмотрительно добавлю, что чайник настолько мал, что не виден даже мощнейшими телескопами. Но если бы я затем сказал, что коль моё утверждение не может быть опровергнуто, то недопустимо человеческому разуму в нём сомневаться, мои слова следовало бы с полным на то основанием счесть бессмыслицей. Тем не менее, если существование такого чайника утверждалось бы в древних книгах, каждое воскресенье заучиваемых как святая истина, и осаждалось бы в умах школьников, то сомнение в его существовании стало бы признаком эксцентричности и привлекло бы к усомнившемуся внимание психиатра в эпоху просвещения, или же инквизитора в более ранние времена».
Логика рассуждения ясна, и кажется на первый взгляд безупречной. Утверждается, что нечто существует, но доказательств этого не приводится. Принимать на веру существование такого предмета абсурдно. И если заменить Чайник в этой аналогии Богом, то конечный вывод измениться не должен.
Однако не стоит торопиться принимать сторону Рассела. Присмотримся к этой истории более внимательно. Для того, чтобы сделать свой пример «очевидно абсурдным», автор использует в качестве объекта фарфоровый чайник. А чайники не имеют обыкновения бороздить космическое пространство, если только, конечно, один из них нарочно не будет выведен на околосолнечную орбиту. Останется ли пример таким же абсурдным, если на его место поставить природный объект, одно из многих тел, составляющих Солнечную систему?
Допустим, я скажу следующее: «Между Землёй и Марсом вокруг Солнца по эллиптической орбите летает астероид, он настолько мал, что не виден даже мощнейшими телескопами». Казалось бы, такое утверждение не слишком отличается от приведенного Расселом; однако не стоит торопиться объявлять его ложным.
Все изучавшие астрономию читатели знают, что в состав Солнечной системы входят, кроме больших планет, малые тела - астероиды. С момента открытия первого астероида - Церреры - их количество росло как снежный ком и стало измеряться в тысячах. Естественно, лишь немногие астероиды имеют сравнительно крупные размеры. Именно крупные астероиды были открыты в первую очередь: Церрера, Паллада, Юнона, Веста. На сегодняшний день ясно, что у астероидов нет какого-то нижнего предела их размеров; и чем мельче астероиды, тем больше их число. Метеориты - «небесные камни» - достигающие порой поверхности Земли или же сгорающие в атмосфере, это невезучие астероиды, столкнувшиеся с нашей планетой.
Если замена нарочито искусственного объекта на естественный в корне меняет смысл утверждения с абсурдного на вполне вероятный - значит, перед нами не обоснованное доказательство, а психологическая уловка. Рассел с самого начала дает читателю понять, что описываемый им объект не существует, наделяя его нетипичными для космического тела свойствами. Все остальное, в сущности, уже не доказательство: то, что чайник не существует, завуалированно утверждается уже в первой фразе. Именно поэтому пример Рассела не может служить аналогией веры в Бога: ведь верующие не выдумали Бога на потеху философствующим вольнодумцам; они верят в него, то есть признают его существующим, и при этом считают такую позицию обоснованной. Рассел в «чайнике» дает понять, что кроме ни на чем не основанного утверждения, никаких оснований верить в Бога нет.
Однако сам его текст опровергает такой тезис. Вчитаемся в строки, которыми завершается чайник: «...Существование такого чайника утверждалось бы в древних книгах, каждое воскресенье заучиваемых как святая истина, и осаждалось бы в умах школьников». Если переформулировать тезисы Рассела, они приобретут следующую форму: «Доказательством существования чего-либо является его демонстрация, либо логическое рассуждение. То, что говорят учителя, и то, что содержится в книгах (особенно древних), не должно приниматься в качестве доказательства».
Мне кажется, что защищать подобные тезисы в научном сообществе - верный путь быть осмеянным за поистине детскую наивность и полное отсутствие знаний о том, как вообще осуществляется научная работа. Наглядная демонстрация эффективна - кто же будет с этим спорить! Поэтому и в школах, и в институтах преподаватели стараются разбавить сухость материала наглядными пособиями, опытами, демонстрациями и т д. Однако у наглядности тоже есть свои границы. Это было известно еще древним грекам: Демокрит, например, говоря о том, что есть два рода познания - с помощью чувств и с помощью разума - ко второму относил познание атомов. Атомы были открыты Демокритом умозрительно, но это не мешает нам считать его одним из родоначальников современного естествознания. В современной науке знания не только добываются, но и накапливаются, и передаются из поколения в поколение; этот процесс невозможен без зазубривания «школьных истин», критическая проверка каждой из которых сильно затруднила бы научно-технический прогресс, ибо исследователь отдавал бы все время и силы не поиску нового, а проверке уже установленного. Но, когда доходит дело до проверки, какие виды аргументов принимаются к рассмотрению и какова их относительная ценность?
В риторике выделяется четыре вида аргументов: а) довод к очевидному - свидетельские показания, документы, данные экспертизы и научного анализа, б) доводы к размышлению (к логосу) - индукция, дедукция, аналогия, в) доводы к чувствам, страстям (к пафосу), г) этические доводы (к этосу). При этом первые два вида доводов называются доводами «по существу» и противопоставляются двум другим, «человеческим», доводам. Зависимость второй группы доводов от случайных, субъективных факторов часто служила причиной критического отношения к ним. Один из родоначальников новоевропейской научной традиции - Френсис Бэкон призывал разоблачать «призраки» - то есть устоявшиеся, привычные, но, тем не менее, не вполне обоснованные убеждения. Аналогия Рассела развивает именно эту традицию: автор как бы говорит нам, что есть хорошие и плохие аргументы; вторые, как он дает нам понять, не заслуживают внимания исследователя.
Таким образом, нам без всяких обоснований исподволь внушается мысль, что священное предание «слишком человеческое» и что ничто «человеческое» не приемлемо использовать в научном споре. Конечно, любой верующий человек скорее отнесет Писание к документам, то есть «доводам к очевидному»; в отличие от атеиста, склонного видеть в Библии только отражение объективного сознания и фиксацию различных этических и обрядовых норм.
Изъян атеистической аргументации заключается в том, что все четыре группы доводов имеют право на существование в определенных обстоятельствах. Конечно, с развитием точных наук доводы к очевидному и к логосу приобрели больший вес. С точки зрения атеиста религиозные убеждения, так же как и этические, относительны, сложились исторически и представляют собой именно «призраки», то есть некритично воспринимаемые убеждения. Однако относительность доводов к этосу не обесценивает их. Рассел подвергает сомнению веру в Бога, считая несущественным то, что многие поколения людей хранят эту веру и передают следующим поколениям? Но что он скажет, например, о морали? Даже атеист не может отрицать рационального начала, содержащегося в морали, хотя и будет объяснять его наличие «адаптацией», «коллективным опытом» и т.д.
На примере морали видно, что не все, чему нас учат - не заслуживающие упоминания в серьёзной дискуссии призраки. Еще раз хочу обратить внимание читателя на последние строки «чайника»: «...существование такого чайника утверждалось бы в древних книгах, каждое воскресенье заучиваемых как святая истина, и осаждалось бы в умах школьников». Откуда это априорное недоверие к «древним книгам»? Быть может, Рассела не устраивает, что эти книги написаны людьми, не знакомыми с принципами современной науки? В таком случае, объектом критики английского скептика должны стать в первую очередь историки: ведь, помимо археологических данных, они пользуются старинными летописями, хрониками, письмами - одним словом, «древними книгами», авторы которых явно не были знакомы с принципами научной работы. Чайник Рассела привлекает рационально мыслящих людей своей кажущейся логичностью и простотой. Однако, будучи последовательными, господа атеисты вынуждены будут вычеркнуть из списка исторических личностей не только Иисуса Христа, но и Юлия Цезаря, и Карла Великого, и еще многих людей, не доживших до рождения исторической науки (XIX века).
Юрий Соколов
Один из самых популярных аргументов в арсенале атеистов - «чайник Рассела» - аналогия, которая, по мнению её автора, английского философа Бертрана Рассела, отвергает идею, что бремя доказательства ложности нефальсифицируемых религиозных утверждений лежит на сомневающемся. Атеисты свято верят в непогрешимость «чайника» и используют его в своих разоблачениях в качестве контрольного выстрела в голову идеологического противника. Зачастую они только упоминают название этой аналогии, не утруждая себя её цитированием: настолько веским в их глазах выглядит этот «чайник».
Но действительно ли «чайник» так безупречен и обоснован, как думают атеисты? Для того, чтобы лучше разобраться в этом вопросе, я позволю себе полностью привести содержание рассуждения Рассела: «Если я предположу, что между Землёй и Марсом вокруг Солнца по эллиптической орбите летает фарфоровый чайник, никто не сможет опровергнуть моё утверждение, особенно если я предусмотрительно добавлю, что чайник настолько мал, что не виден даже мощнейшими телескопами. Но если бы я затем сказал, что коль моё утверждение не может быть опровергнуто, то недопустимо человеческому разуму в нём сомневаться, мои слова следовало бы с полным на то основанием счесть бессмыслицей. Тем не менее, если существование такого чайника утверждалось бы в древних книгах, каждое воскресенье заучиваемых как святая истина, и осаждалось бы в умах школьников, то сомнение в его существовании стало бы признаком эксцентричности и привлекло бы к усомнившемуся внимание психиатра в эпоху просвещения, или же инквизитора в более ранние времена».
Логика рассуждения ясна, и кажется на первый взгляд безупречной. Утверждается, что нечто существует, но доказательств этого не приводится. Принимать на веру существование такого предмета абсурдно. И если заменить Чайник в этой аналогии Богом, то конечный вывод измениться не должен.
Однако не стоит торопиться принимать сторону Рассела. Присмотримся к этой истории более внимательно. Для того, чтобы сделать свой пример «очевидно абсурдным», автор использует в качестве объекта фарфоровый чайник. А чайники не имеют обыкновения бороздить космическое пространство, если только, конечно, один из них нарочно не будет выведен на околосолнечную орбиту. Останется ли пример таким же абсурдным, если на его место поставить природный объект, одно из многих тел, составляющих Солнечную систему?
Допустим, я скажу следующее: «Между Землёй и Марсом вокруг Солнца по эллиптической орбите летает астероид, он настолько мал, что не виден даже мощнейшими телескопами». Казалось бы, такое утверждение не слишком отличается от приведенного Расселом; однако не стоит торопиться объявлять его ложным.
Все изучавшие астрономию читатели знают, что в состав Солнечной системы входят, кроме больших планет, малые тела - астероиды. С момента открытия первого астероида - Церреры - их количество росло как снежный ком и стало измеряться в тысячах. Естественно, лишь немногие астероиды имеют сравнительно крупные размеры. Именно крупные астероиды были открыты в первую очередь: Церрера, Паллада, Юнона, Веста. На сегодняшний день ясно, что у астероидов нет какого-то нижнего предела их размеров; и чем мельче астероиды, тем больше их число. Метеориты - «небесные камни» - достигающие порой поверхности Земли или же сгорающие в атмосфере, это невезучие астероиды, столкнувшиеся с нашей планетой.
Если замена нарочито искусственного объекта на естественный в корне меняет смысл утверждения с абсурдного на вполне вероятный - значит, перед нами не обоснованное доказательство, а психологическая уловка. Рассел с самого начала дает читателю понять, что описываемый им объект не существует, наделяя его нетипичными для космического тела свойствами. Все остальное, в сущности, уже не доказательство: то, что чайник не существует, завуалированно утверждается уже в первой фразе. Именно поэтому пример Рассела не может служить аналогией веры в Бога: ведь верующие не выдумали Бога на потеху философствующим вольнодумцам; они верят в него, то есть признают его существующим, и при этом считают такую позицию обоснованной. Рассел в «чайнике» дает понять, что кроме ни на чем не основанного утверждения, никаких оснований верить в Бога нет.
Однако сам его текст опровергает такой тезис. Вчитаемся в строки, которыми завершается чайник: «...Существование такого чайника утверждалось бы в древних книгах, каждое воскресенье заучиваемых как святая истина, и осаждалось бы в умах школьников». Если переформулировать тезисы Рассела, они приобретут следующую форму: «Доказательством существования чего-либо является его демонстрация, либо логическое рассуждение. То, что говорят учителя, и то, что содержится в книгах (особенно древних), не должно приниматься в качестве доказательства».
Мне кажется, что защищать подобные тезисы в научном сообществе - верный путь быть осмеянным за поистине детскую наивность и полное отсутствие знаний о том, как вообще осуществляется научная работа. Наглядная демонстрация эффективна - кто же будет с этим спорить! Поэтому и в школах, и в институтах преподаватели стараются разбавить сухость материала наглядными пособиями, опытами, демонстрациями и т д. Однако у наглядности тоже есть свои границы. Это было известно еще древним грекам: Демокрит, например, говоря о том, что есть два рода познания - с помощью чувств и с помощью разума - ко второму относил познание атомов. Атомы были открыты Демокритом умозрительно, но это не мешает нам считать его одним из родоначальников современного естествознания. В современной науке знания не только добываются, но и накапливаются, и передаются из поколения в поколение; этот процесс невозможен без зазубривания «школьных истин», критическая проверка каждой из которых сильно затруднила бы научно-технический прогресс, ибо исследователь отдавал бы все время и силы не поиску нового, а проверке уже установленного. Но, когда доходит дело до проверки, какие виды аргументов принимаются к рассмотрению и какова их относительная ценность?
В риторике выделяется четыре вида аргументов: а) довод к очевидному - свидетельские показания, документы, данные экспертизы и научного анализа, б) доводы к размышлению (к логосу) - индукция, дедукция, аналогия, в) доводы к чувствам, страстям (к пафосу), г) этические доводы (к этосу). При этом первые два вида доводов называются доводами «по существу» и противопоставляются двум другим, «человеческим», доводам. Зависимость второй группы доводов от случайных, субъективных факторов часто служила причиной критического отношения к ним. Один из родоначальников новоевропейской научной традиции - Френсис Бэкон призывал разоблачать «призраки» - то есть устоявшиеся, привычные, но, тем не менее, не вполне обоснованные убеждения. Аналогия Рассела развивает именно эту традицию: автор как бы говорит нам, что есть хорошие и плохие аргументы; вторые, как он дает нам понять, не заслуживают внимания исследователя.
Таким образом, нам без всяких обоснований исподволь внушается мысль, что священное предание «слишком человеческое» и что ничто «человеческое» не приемлемо использовать в научном споре. Конечно, любой верующий человек скорее отнесет Писание к документам, то есть «доводам к очевидному»; в отличие от атеиста, склонного видеть в Библии только отражение объективного сознания и фиксацию различных этических и обрядовых норм.
Изъян атеистической аргументации заключается в том, что все четыре группы доводов имеют право на существование в определенных обстоятельствах. Конечно, с развитием точных наук доводы к очевидному и к логосу приобрели больший вес. С точки зрения атеиста религиозные убеждения, так же как и этические, относительны, сложились исторически и представляют собой именно «призраки», то есть некритично воспринимаемые убеждения. Однако относительность доводов к этосу не обесценивает их. Рассел подвергает сомнению веру в Бога, считая несущественным то, что многие поколения людей хранят эту веру и передают следующим поколениям? Но что он скажет, например, о морали? Даже атеист не может отрицать рационального начала, содержащегося в морали, хотя и будет объяснять его наличие «адаптацией», «коллективным опытом» и т.д.
На примере морали видно, что не все, чему нас учат - не заслуживающие упоминания в серьёзной дискуссии призраки. Еще раз хочу обратить внимание читателя на последние строки «чайника»: «...существование такого чайника утверждалось бы в древних книгах, каждое воскресенье заучиваемых как святая истина, и осаждалось бы в умах школьников». Откуда это априорное недоверие к «древним книгам»? Быть может, Рассела не устраивает, что эти книги написаны людьми, не знакомыми с принципами современной науки? В таком случае, объектом критики английского скептика должны стать в первую очередь историки: ведь, помимо археологических данных, они пользуются старинными летописями, хрониками, письмами - одним словом, «древними книгами», авторы которых явно не были знакомы с принципами научной работы. Чайник Рассела привлекает рационально мыслящих людей своей кажущейся логичностью и простотой. Однако, будучи последовательными, господа атеисты вынуждены будут вычеркнуть из списка исторических личностей не только Иисуса Христа, но и Юлия Цезаря, и Карла Великого, и еще многих людей, не доживших до рождения исторической науки (XIX века).
Юрий Соколов