Религиозный фанатизм - угроза свободе слова и свободе личности в любой стране мира
В Петрозаводске Максим Ефимов в течение 12 лет возглавлял Молодёжную правозащитную группу Карелии одним из направлений работы которой было противодействие антисемитизму, ксенофобии, национализму, расизму. Он получал неоднократно угрозы в свой, и в конце концов на него было совершено нападение. Об этом и о многом другом в интервью с Максимом.
- Максим, почему ты решил, что противодействие ксенофобии и национализму столь важно, что ты посвятил этому значительное время своей жизни?
- Всё дело, видимо, в моей открытости. Меня не просто окружали люди разных национальностей и религиозных взглядов, я сам был с детства довольно-таки любознательным, ищущим человеком. Я живо интересовался всем, начиная от картинга и радиолюбительства и заканчивая вопросами мировоззрения, психологии. Очевидно, что общение с разными людьми влияло на меня и формировало меня. Я в целом понимал их проблемы и трудности. Несмотря на все внешние различия, в общем, люди довольно-таки похожи. Поэтому я смотрел - не на цвет кожи, не на религиозные представления, не на национальную принадлежность, а добрый это человек или нет, умный или дурак, честный или подонок.
- И поэтому ты решил, что надо бороться с ксенофобией и расизмом?
- Да, но на самом деле это была борьба с глупостью, ограниченностью. Ибо просвещение - это всегда борьба с мракобесием, невежеством, узколобостью.
- И как ты оцениваешь результаты этой борьбы?
- Я думаю, что корни расизма всегда социальные. И пока в стране есть социальные проблемы, будет и бытовой расизм, и бытовой национализм. Поэтому бороться с расизмом, интолерантностью и ксенофобией можно только меняя систему управления и распределения богатств. А вот такое просветительство в принципе - это просто хорошее дополнение к необходимым социальным переменам.
А что у нас происходило? Многие евреи из Карелии уехали, а те, кто остался, им не было никакого дела до антисемитизма, с которым я боролся. Единственный человек, исполняющий обязанности раввина, предпочитал иметь дело с полицией, куда постоянно жаловался на осквернение еврейского кладбища неизвестными.
Муфтий некогда был бедным и худеньким студентом, приехавшим в Карелию из Палестины. Но за десять лет своей работы муфтием он растолстел и разбогател. Поначалу его деятельности препятствовала ФСБ, но со временем муфтий стал поддерживать партию власти. Купил себе большой дом, который используется как мечеть. Мигранты из Средней Азии его обслуживают. Живёт припеваючи. Обзавёлся несколькими жёнами, нарожал детей.
Геи, права которых я тоже защищал, получили деньги от Евросоюза на свой «правозащитный» проект. И чем они занимались? Правозащитой? Нет! Они в основном целыми днями смотрели в интернете всякие весёлые картинки! В общем, я хочу сказать, что все так или иначе были заняты своими собственными делами: покупали квартиры, дома, развлекались, устраивались. По сути, всё сводилось к эгоизму и собственному удобству.
Не удивительно, что когда меня начали уголовно преследовать за критику церкви, то никто меня из нацменов не поддержал. Из трусости и просто потому, что им это невыгодно. Та мера компромисса с властью, которую допускают нацмены, ничуть не отличается от той, какую поддерживает большинство граждан России. В этом отношении разницы никакой нет, все одинаково верные путинцы и доноры криминального режима.
Я хочу сказать, что для меня борьба с расизмом, ксенофобией и национализмом, шла рука об руку с борьбой за права человека, за справедливость. Нацмены же правозащитниками и демократами не были. Для них важнее было договариваться с государством, спокойно существовать и делать свой бизнес в обмен на полную лояльность режиму и гарантии безопасности, поскольку хуже бытового национализма и расизма, а также уличной преступности, может быть только национализм и расизм государственный, который снова культивируется в России. Так что скоро все почувствуют опасность «русского мира».
- А как сами представители национальных меньшинств относились к твоей деятельности и в чём она заключалась?
- Евреям нравилось, что мы по всему городу Петрозаводску закрашивали свастику и антисемитские надписи. А кроме этого я издавал антифашистскую и правозащитную газету «Час Ноль», в которой публиковал материалы об истории Холокоста и советских политических репрессий. Читались лекции в школах, проводились семинары и тренинги, которые расширяли сознание молодёжи. Мусульмане приветствовали интерес к себе. Местные к ним относились с подозрением, а мы, наоборот, приветствовали контакты! Мы, в числе других, выпустили также компакт-диск с выступлением муфтия, который рассказал о своей вере. Но понять и оценить то, что мы делали, он не смог. Так, мы издали философскую брошюру «Ислам и толерантность». Это взгляд образованного человека русской культуры на Ислам с его различными ответвлениями, что само по себе интересно. Муфтий сказал, что если он издаст эту брошюру, то попадёт в ад. Тогда мне стало совсем ясно, что умма довольно-таки ограничена и фанатична. Когда муфтий Карелии сравнил сионизм с фашизмом, я ему аргументированно возразил. Это ему не понравилось. В конце концов, он обвинил меня в том, что я «враг ислама». В общем, я убедился в том, что мусульманам не нужна демократия и права человека. Они просто хотят ходить в мечеть и иметь деньги на жизнь. Кроме того, они сами являются источником нетерпимости и ксенофобии.
- Ты говоришь «враг ислама». А насколько для тебя это было безопасное занятие - борьба с расизмом и национализмом?
- Я не думал об этом, пока не случилось вот что. В одно не очень прекрасное утро на меня в подъезде моего дома напал какой-то сумасшедший и попытался выколоть мне глаз острым предметом, которым царапнул меня по лицу и убежал. Было удивительно то, что у нападавшего была абсолютно белая кожа, и это в разгар лета, когда все уже загорели. Кроме того, он прятал кисти рук. Он принёс мне письмо, адресованное руководителю местной религиозной еврейской общины. В конверте был пустой лист. То есть это была такая вот месть за то, что я противодействовал антисемитизму. В интернете меня называли «расовым евреем» и как-то угрожали мне. Полиция не захотела расследовать этот инцидент.
- В Европе принято считать, что религиозные организации вносят большой вклад в развитие демократии и свободы слова. Но судя по тому, что говоришь ты, это не совсем так.
- Я думаю, что свобода вероисповедания может существовать без свободы слова. А вот свобода слова немыслима без свободы вероисповедания. В одном случае предлагается жить в теократическом обществе регламентированной жизнью, как бы под гипнозом. В другом случае - в свободном, плюралистическом обществе. Ортодоксы разных религий не допускают свободомыслия. Свободомыслие допускает существование ортодоксии. Религия хочет нивелировать свободу, которая ей не нужна. Вот почему любые законы и разговоры в защиту верующих, их религиозных чувств - это стремление ограничить свободу слова и свободу самовыражения. Это мы наблюдаем в России. Это я испытал на своей шкуре. Ничего хорошего в несвободе нет. Это жизнь под наркозом. И это сейчас происходит в Европе, где религиозные фанатики пытаются ввести цензуру и борются со свободой слова, навязывая европейскому обществу чувство вины за сказанное острое, критическое слово, манипулируя сознанием людей с помощью таких понятий как «толерантность», «чувства верующих», «идентичность», «уважение», «права верующих», «язык вражды».
Интервью взял Алексей Прядёхин
- Максим, почему ты решил, что противодействие ксенофобии и национализму столь важно, что ты посвятил этому значительное время своей жизни?
- Всё дело, видимо, в моей открытости. Меня не просто окружали люди разных национальностей и религиозных взглядов, я сам был с детства довольно-таки любознательным, ищущим человеком. Я живо интересовался всем, начиная от картинга и радиолюбительства и заканчивая вопросами мировоззрения, психологии. Очевидно, что общение с разными людьми влияло на меня и формировало меня. Я в целом понимал их проблемы и трудности. Несмотря на все внешние различия, в общем, люди довольно-таки похожи. Поэтому я смотрел - не на цвет кожи, не на религиозные представления, не на национальную принадлежность, а добрый это человек или нет, умный или дурак, честный или подонок.
- И поэтому ты решил, что надо бороться с ксенофобией и расизмом?
- Да, но на самом деле это была борьба с глупостью, ограниченностью. Ибо просвещение - это всегда борьба с мракобесием, невежеством, узколобостью.
- И как ты оцениваешь результаты этой борьбы?
- Я думаю, что корни расизма всегда социальные. И пока в стране есть социальные проблемы, будет и бытовой расизм, и бытовой национализм. Поэтому бороться с расизмом, интолерантностью и ксенофобией можно только меняя систему управления и распределения богатств. А вот такое просветительство в принципе - это просто хорошее дополнение к необходимым социальным переменам.
А что у нас происходило? Многие евреи из Карелии уехали, а те, кто остался, им не было никакого дела до антисемитизма, с которым я боролся. Единственный человек, исполняющий обязанности раввина, предпочитал иметь дело с полицией, куда постоянно жаловался на осквернение еврейского кладбища неизвестными.
Муфтий некогда был бедным и худеньким студентом, приехавшим в Карелию из Палестины. Но за десять лет своей работы муфтием он растолстел и разбогател. Поначалу его деятельности препятствовала ФСБ, но со временем муфтий стал поддерживать партию власти. Купил себе большой дом, который используется как мечеть. Мигранты из Средней Азии его обслуживают. Живёт припеваючи. Обзавёлся несколькими жёнами, нарожал детей.
Геи, права которых я тоже защищал, получили деньги от Евросоюза на свой «правозащитный» проект. И чем они занимались? Правозащитой? Нет! Они в основном целыми днями смотрели в интернете всякие весёлые картинки! В общем, я хочу сказать, что все так или иначе были заняты своими собственными делами: покупали квартиры, дома, развлекались, устраивались. По сути, всё сводилось к эгоизму и собственному удобству.
Не удивительно, что когда меня начали уголовно преследовать за критику церкви, то никто меня из нацменов не поддержал. Из трусости и просто потому, что им это невыгодно. Та мера компромисса с властью, которую допускают нацмены, ничуть не отличается от той, какую поддерживает большинство граждан России. В этом отношении разницы никакой нет, все одинаково верные путинцы и доноры криминального режима.
Я хочу сказать, что для меня борьба с расизмом, ксенофобией и национализмом, шла рука об руку с борьбой за права человека, за справедливость. Нацмены же правозащитниками и демократами не были. Для них важнее было договариваться с государством, спокойно существовать и делать свой бизнес в обмен на полную лояльность режиму и гарантии безопасности, поскольку хуже бытового национализма и расизма, а также уличной преступности, может быть только национализм и расизм государственный, который снова культивируется в России. Так что скоро все почувствуют опасность «русского мира».
- А как сами представители национальных меньшинств относились к твоей деятельности и в чём она заключалась?
- Евреям нравилось, что мы по всему городу Петрозаводску закрашивали свастику и антисемитские надписи. А кроме этого я издавал антифашистскую и правозащитную газету «Час Ноль», в которой публиковал материалы об истории Холокоста и советских политических репрессий. Читались лекции в школах, проводились семинары и тренинги, которые расширяли сознание молодёжи. Мусульмане приветствовали интерес к себе. Местные к ним относились с подозрением, а мы, наоборот, приветствовали контакты! Мы, в числе других, выпустили также компакт-диск с выступлением муфтия, который рассказал о своей вере. Но понять и оценить то, что мы делали, он не смог. Так, мы издали философскую брошюру «Ислам и толерантность». Это взгляд образованного человека русской культуры на Ислам с его различными ответвлениями, что само по себе интересно. Муфтий сказал, что если он издаст эту брошюру, то попадёт в ад. Тогда мне стало совсем ясно, что умма довольно-таки ограничена и фанатична. Когда муфтий Карелии сравнил сионизм с фашизмом, я ему аргументированно возразил. Это ему не понравилось. В конце концов, он обвинил меня в том, что я «враг ислама». В общем, я убедился в том, что мусульманам не нужна демократия и права человека. Они просто хотят ходить в мечеть и иметь деньги на жизнь. Кроме того, они сами являются источником нетерпимости и ксенофобии.
- Ты говоришь «враг ислама». А насколько для тебя это было безопасное занятие - борьба с расизмом и национализмом?
- Я не думал об этом, пока не случилось вот что. В одно не очень прекрасное утро на меня в подъезде моего дома напал какой-то сумасшедший и попытался выколоть мне глаз острым предметом, которым царапнул меня по лицу и убежал. Было удивительно то, что у нападавшего была абсолютно белая кожа, и это в разгар лета, когда все уже загорели. Кроме того, он прятал кисти рук. Он принёс мне письмо, адресованное руководителю местной религиозной еврейской общины. В конверте был пустой лист. То есть это была такая вот месть за то, что я противодействовал антисемитизму. В интернете меня называли «расовым евреем» и как-то угрожали мне. Полиция не захотела расследовать этот инцидент.
- В Европе принято считать, что религиозные организации вносят большой вклад в развитие демократии и свободы слова. Но судя по тому, что говоришь ты, это не совсем так.
- Я думаю, что свобода вероисповедания может существовать без свободы слова. А вот свобода слова немыслима без свободы вероисповедания. В одном случае предлагается жить в теократическом обществе регламентированной жизнью, как бы под гипнозом. В другом случае - в свободном, плюралистическом обществе. Ортодоксы разных религий не допускают свободомыслия. Свободомыслие допускает существование ортодоксии. Религия хочет нивелировать свободу, которая ей не нужна. Вот почему любые законы и разговоры в защиту верующих, их религиозных чувств - это стремление ограничить свободу слова и свободу самовыражения. Это мы наблюдаем в России. Это я испытал на своей шкуре. Ничего хорошего в несвободе нет. Это жизнь под наркозом. И это сейчас происходит в Европе, где религиозные фанатики пытаются ввести цензуру и борются со свободой слова, навязывая европейскому обществу чувство вины за сказанное острое, критическое слово, манипулируя сознанием людей с помощью таких понятий как «толерантность», «чувства верующих», «идентичность», «уважение», «права верующих», «язык вражды».
Интервью взял Алексей Прядёхин