(MIA): И все же, почему вы прямо настолько убеждены, что голоса, которые вы слышите, не являются порождением вашего мозга, не являются галлюцинациями?
(MAXIM): Пфф, как бы ответить. Ну вот вы общаетесь со мной. Почему вы убеждены, что я не порождение вашего мозга и не ваша галлюцинация?
Во-первых, они не такие, как я, я абсолютно ясно и отчетливо вижу, что они не имеют ко мне и к моему мозгу никакого отношения. Они самостоятельные личности, они знают то, чего я не знаю, понимают то, чего я не понимаю, умеют то, чего я не умею, они реагируют не так, как я, не так думают, не так себя ведут.
Во-вторых, я убежден, что эти голоса не являются моими галлюцинациями потому, что существа, которым принадлежат эти голоса, постоянно влияют на окружающую меня реальность, на окружающие меня предметы. За пять лет нашей непосредственной коммуникации они делали это десятки раз. Историй о подобном у меня накопилось очень и очень много.
Ну, вот, например. Я уже писал о моем диване, который когда-то починили эти существа.
Года за четыре до того, как у меня появились голоса, я зависал у себя на кухне с тремя приятелями. В разгар веселья один из приятелей забрался на кухонный диван с ногами и начал плясать. Диван хрустнул. Когда мы подняли сиденье дивана, оказалось, что ДВП в сиденье проломилась. Диван был новый, пролом не слишком большой, его не было видно снаружи, поэтому я не стал ни ремонтировать, ни выкидывать диван. Он так и стоял у меня на кухне. В нише под сиденьем дивана хранилась всякая редко используемая утварь - кастрюли, сковородки, формы для выпечки и т.д. Поэтому время от времени я заглядывал под сиденье дивана, чтобы достать оттуда какую-нибудь посудину. Естественно, пролом, оставленный моим приятелем, всегда был на месте.
Если помните, в первой части книжки я рассказывал, как сбежал от голосов в лес, где со мной на контакт вышли существа, назвавшиеся богами. Ну и вот, когда я вернулся из леса и вскоре случайно, за какой-то кастрюлей, залез в кухонный диван, я вдруг обнаружил, что края того самого пролома в ДВП скреплены металлическими скобками. Скобки были такие, какими обычно пришивают обивку мягкой мебели. Что странно, скобы торчали так, словно их вбили изнутри сиденья дивана. То есть, чтобы вбить их таким образом человеку, ему бы понадобилось разобрать сиденье дивана - снять обивку, убрать поролон и только тогда, добравшись до ДВПшки, прошить ее. Увидев эту хрень со скобками, я, конечно, немного удивился. Впрочем, в то время со мной происходило столько удивительного, что я как-то даже и не придал этой диванной метаморфозе особого значения. Но через несколько дней я снова случайно заглянул в диван и увидел, что края пролома в ДВП, сшитые накануне скобками, словно срослись, превратившись из пролома в глубокую трещину. Тут уж я конкретно заинтересовался и стал заглядывать под сиденье дивана намеренно. Трещина, скрепленная металлическими скобками, постепенно становилась все тоньше и тоньше, и полностью исчезла за пару недель. Остались только металлические скобы, скреплявшие исчезнувший пролом.
Вот и все. Четыре года диван был сломан, а теперь он цел. Объясните эту ситуацию чьими бы то ни было галлюцинациями.
Или еще история. Я рассказал в первой части книжки, как убежал от этих существ в лес. Единожды. Но это упрощенное изложение реальных событий. На самом деле в то лето я сдергивал на природу раз шесть или семь.
В общем, в шестом или седьмом походе я сидел у костра и ждал, пока в котелке вскипит вода. У меня была палка, которой я поправлял сучья в костре. От нехуй делать я периодически тыкал эту раскаленную палку в сухую траву. Трава загоралась, я несколько секунд смотрел, как она горит, и тушил ее. И так снова и снова. В какой-то момент, когда я опять подпалил траву, трава вдруг загорелась необычно и странно. Не знаю, как описать это словами. Этот огонь был словно живым. Сначала он стоял на месте тонким языком, не воспламеняя рядом с собой ничего, а затем постепенно, вбирая в себя травинку за травинкой, начал растягиваться в прямую - натурально прямую, словно у чертежника - линию. Выглядело это причудливо - огненная линия - шириной около 20 сантиметров и высотой сантиметров 10 - торчала в кочке сухой травы, которая, по идее, должна была вспыхнуть от огня, как порох. Но не вспыхивала. Я разглядывал эту огненную линию, подставил руку, чтобы убедиться, что она горячая. Затем подул ветер, трава заколыхалась на ветру, а огненная линия - нет. Через несколько мгновений огонь начал движение. Навстречу ветру. Он полз медленно, как гусеница. Порывы ветра то усиливались, то ослабевали, а линия упругого, почти не гнущегося огня шла на ветер, постепенно становясь выше и выше.
А потом в один миг все закончилось - налетел порыв ветра, и стеночка пламени развалилась - заплясала на ветру и разорвалась на множество языков самого обычного огня. Трава загорелась. Ветер начал вырывать из горящей травы искры. Искры стали разлетаться, поджигая все вокруг.
Дальше я на 40 или 50 минут превратился в пожарника. Обливаясь потом, я носился по редколесой вершине холма и вытаптывал появлявшиеся то тут то там островки огня. Постепенно я заметил определенную систему в том, как воспламенялась природа. Стоило мне потушить очаг огня на одном краю холма, как начинало гореть на противоположном. Едва я справлялся с возгоранием на дне крутого оврага, начинало дымить где-нибудь на вершине.
В конце концов я смекнул, что надо мною тупо издеваются. С криком: - Да тушите вы свою хуйню сами! - я пошел к моему рюкзаку и прочим вещам, и оттащил их метров на двадцать в сторону от догорающей травы. Чтобы не потерять место с вещами, чтобы его было видно издалека, я воткнул в дерево рядом свой топор с синей ручкой. Затем я взял котелок для воды и начал спускаться к ручью.
Поскольку я понимал, что имею дело с чем-то разумным и, как мне тогда казалось, скорее шаловливым, нежели злым, я не ожидал от всей этой ситуации никакого особого подвоха. Я не переживал за сохранность своих вещей, я не переживал за сохранность макушки холма, тем более что и горела-то она уже всего в паре мест. Скорее даже не горела, а тлела.
Я подошел к ручью, напился, умылся. Сел на нагретый солнцем валун и закурил.
Ручей был красивым. Он бил откуда-то из-под земли и стекал по уступчатому склону. В его потоке лежали большие, отполированные тысячелетиями камни. На камнях, как в кадках, росли какие-то мясистые растения с крупными, яркими цветами.
Этот дивный, гармоничный уголок природы выглядел почти рукотворным. Я разглядывал его, обдумывая что-то. Когда я закуривал вторую или третью сигарету, с вершины холма донесся хлопок.
Я прислушался. Я соображал, наверное, минуту, но так и не смог представить, что могло там взорваться. Потом я вспомнил о бутылке разжигайки, лежавшей в моем рюкзаке. Я вскочил и начал подниматься по склону холма. Когда я оказался наверху, я увидел, что холм заволокло дымом. Горело везде, но в основном трава и кусты. Я куда-то пошел, пытаясь сориентироваться, где оставил рюкзак и вещи. Довольно быстро я вышел на какую-то дорожку из зеленой, не сгоревшей травы. Я прошагал по этой дорожке с десяток метров и только тогда заметил, что это не случайный участок уцелевшей растительности, а натуральная, словно созданная каким-то не в меру веселым садовником, дорожка. Я зашагал по этой дорожке. То слева, то справа от дорожки на черной, выжженной земле попадались яркие пятна зелени - в форме кругов, треугольников, квадратов и стрелок, указывающих направление.
Когда я дошел до конца дорожки, там было еще одно большое, любовно «выстриженное» кем-то, зеленое пятно. Очертаниями оно было похоже не то на логотип бэтмана, не то на ангела с расправленными крыльями. Примерно в середине пятна на обожженной земле я нашел свои вещи, или, вернее, то, что от них осталось. На высоте полутора метров торчал целехонький топор, который я перед уходом воткнул в дерево. На выгоревшей траве лежали два нетронутых огнем пакетика моего чая "Гринфилд" - такого, где каждый пакетик помещен в пластиковое саше. Рядом с чаем стояли две раскаленные банки тушенки - этикеток на них не было, потому что они сгорели. Еще на земле лежал мой нож. Раньше это был обычный, добротный кухонный нож с длинным лезвием и пластиковой ручкой. Теперь он был черным от копоти. Пластиковая ручка полностью отсутствовала - очевидно, она расплавилась от огня. И всё.
Я засмеялся. Вместительный рюкзак со стальными молниями, полиуретановый коврик, надувная подушка, ворох одежды, в том числе джинсовка с железными пуговицами, девятиметровый брезентовый тент, еда в пластиковой и стеклянной посуде, семь жестяных банок консервов, алюминиевая кружка и сковородка, бутылка разжигайки и еще куча всякой мелочевки - все это сгорело, не оставив ни малейшего следа. Уцелело лишь две банки разогретой тушенки - чтобы мне было, что пожрать, почерневший ножик без ручки - чтоб было, чем открыть банки и два пакетика чая. Котелок, чтобы заварить чай, я принес с собой с ручья.
Обратите внимание - жар от горящей сухой травы, вообще говоря, не очень сильный, а выгорает трава на каком-либо конкретном, локальном участке за минуты. Тот огонь, что сжег мои вещи, уничтожил их без остатка. От двадцатикилограммовой горы предметов не осталось ничего - ни трухи, ни золы, ни расплавленного металла или пластика.
Я не знаю, при какой температуре плавятся алюминий, железо, сталь и стекло. Тем более не знаю, при какой температуре эти материалы исчезают бесследно. И тем не менее, я увидел то, что увидел - две раскаленных банки тушенки, закопченный нож без ручки и два блестящих, сияющих, словно только из пачки, саше с чаем. Что самое забавное - чая этого у меня была упаковка. Все саше лежали в ней. А упаковка лежала в рюкзаке. Все сгорело нахуй. Куда-то испарились стекло, алюминий и сталь. А два нежных, хрупких, уязвимых пластиковых пакетика непостижимым образом уцелели.
Ну и вот. Вы еще не устали читать эту ерунду? Я-то, в принципе, могу подобные истории несколько дней рассказывать. Но вы спросили, почему я не считаю голоса в моей голове галлюцинациями? Да потому что знаю, что никакими галлюцинациями они не являются. Вы не сталкивались с этими существами и полагаете, что их нет. А я вот случайно столкнулся и на своей шкуре убедился, что они есть. На самом деле, таких людей, как я - без преувеличения многие тысячи. Вы просто нас не слышите. Вы нам не верите. Не верите потому, что то, что мы вам рассказываем, ниспровергает ваших кумиров, идолов и истуканов - противоречит вашей молодой, незрелой, фрагментарной научной картине мира, которую вы по недомыслию своему принимаете за окончательную и непреложную истину.