сон пятьсот тридцать четвертый
Мы сидим с Сашей на балконе. ОН, как всегда, в своем сине-белом халате, жадно курит сигарету. Перед нами дворцовая площадь. На ней ровными рядами строятся бойцы ОМОНА. Строятся, перестраиваются, маршируют, стучат дубинками о щиты.
- Где еще такое увидишь, да, Хоха?
- Да...
Мы долго молчим, а потом вдруг Саша подается вперед и с присущим ему воодущевлением в голосе спрашивает.
- Ну а ты как там, Санек?
- Я хорошо,- отвечаю, а ты-то как ТАМ?
- Ааа... - воодушевление в его интонации угасает - Потом, может быть, расскажу...
Мы опять долго молчим, потом он спрашивает меня, как я лечу свою голову, когда она болит. Я рассказываю, что пью таблетки. ОН удивляется: "И все?". "Конечно, а что еще еще нужно?"- спрашиваю я. Но Саша не отвечает, чтолько хмурится.
- Зря ты сделал это, - говорю я ему. Он не отвечает и хмуро молчит.
Вдруг к нашему балкону подходит огромный бронзовый жеребец. "Наверное, из под медного всадника сбежал."- думаю я во сне.
- Хох, ты когда нибудь катался на коне?
- Неее, Сань, никогда, - оживляется он.
- Ну так давай, запрыгивай! Смотри какой здоровый, вдвоем поместимся.
- Так ведь он железный, яйца всмятку разобьешь, - смеется Саша.
- Ха-ха! Втянешь их в себя, - скалюсь я в ответ.
Я спрыгиваю вниз с балкона на коня и уезжаю прочь. Огромный конь высекает копытами искры из каменной брусчатки, и омоновцы, ошарашенно глазея из под поднятых забрал шлемов, в страхе разбегаются в стороны.
Я скачу вперед, по Невскому, между людей и машин, к Неве, по парапету набережной, вниз по Стрелке, к шарам, вверх к Бирже и снова возвращаюсь к Зимнему, пустив своего бронзового коня в галоп.
- Где еще такое увидишь, да, Хоха?
- Да...
Мы долго молчим, а потом вдруг Саша подается вперед и с присущим ему воодущевлением в голосе спрашивает.
- Ну а ты как там, Санек?
- Я хорошо,- отвечаю, а ты-то как ТАМ?
- Ааа... - воодушевление в его интонации угасает - Потом, может быть, расскажу...
Мы опять долго молчим, потом он спрашивает меня, как я лечу свою голову, когда она болит. Я рассказываю, что пью таблетки. ОН удивляется: "И все?". "Конечно, а что еще еще нужно?"- спрашиваю я. Но Саша не отвечает, чтолько хмурится.
- Зря ты сделал это, - говорю я ему. Он не отвечает и хмуро молчит.
Вдруг к нашему балкону подходит огромный бронзовый жеребец. "Наверное, из под медного всадника сбежал."- думаю я во сне.
- Хох, ты когда нибудь катался на коне?
- Неее, Сань, никогда, - оживляется он.
- Ну так давай, запрыгивай! Смотри какой здоровый, вдвоем поместимся.
- Так ведь он железный, яйца всмятку разобьешь, - смеется Саша.
- Ха-ха! Втянешь их в себя, - скалюсь я в ответ.
Я спрыгиваю вниз с балкона на коня и уезжаю прочь. Огромный конь высекает копытами искры из каменной брусчатки, и омоновцы, ошарашенно глазея из под поднятых забрал шлемов, в страхе разбегаются в стороны.
Я скачу вперед, по Невскому, между людей и машин, к Неве, по парапету набережной, вниз по Стрелке, к шарам, вверх к Бирже и снова возвращаюсь к Зимнему, пустив своего бронзового коня в галоп.