Что общего между луком стреляющим и луком растущим?
И причём здесь глагол to look.
У тех, кто берётся изучать русский язык, вызывает удивление понятия «лук» и «лук». Что общего может иметь лук, растущий на грядке, и лук, служивший до сравнительно недавних времён в качестве средства дистанционного поражения дичи и воинов противника? Действительно, английские onion и bow, немецкие Bogen и Zwiebel или осетинские æрдын и хъæдындз на слух ничуть не похожи. Однако оба наших лука похожи по звучанию на английский look, и это для британских учёных тоже оказалось неразрешимой загадкой.
Во всех германских языках нашему луку соответствуют слова, происходящие от древнегерманского слова «буга», означающего дугу. От буги происходят староанглийское boga, со временем превратившееся в bow, голландское boog, шведское båge и датское bue. В романских же языках все стреляющие луки происходят от латинского слова «arcus», также первоначально обозначавшего изгиб. Близко ему и армянское աղեղ, и упомянутое осетинское æрдын, и ни в каких других языках, кроме славянских, лук с луком не совпадают.
Над этой загадкой долго корпел известнейший знаток русского языка Максимилиан Романович Фасмер. Он исходил из предубеждения, что оба слова являются заимствованиями из других языков. Весь русский лексикон Фасмер считал заимствованным откуда-либо. Даже русская лошадь у него была связана с тюркской алашой, а собака с тюркским кобяком. Поэтому всё, что в русском издании фасмеровского словаря не объяснено заимствованиями, является следствием исправлений и дополнений, сделанных Олегом Николаевичем Трубачёвым при переводе словаря Фасмера на русский язык.
Прежде всего, Фасмер решил, что лук стреляющий и лук растущий ничего общего между собой не имеют. Решил он это на том основании, что в церковнославянском языке эти луки пишутся по-разному. Если стреляющий лук писался как лѫкъ, то растущий как лукъ.
То есть, стреляющий лук отличался от растущего буквой «ѫ». Буква эта, называемая большим юсом, произносилась как носовой звук и в болгарском языке наряду с большим (голямым) юсом называлась также большой носовкой.
В отличие от лука треляющего, у лука растущего имеется куча соответствий в германских языках: по-староанглийски он lēac, по-шведски - lök, по-датски - løg, по-норвежски - løk, а на современном английском leek это лук-порей.
Такое обилие локов, лёгов и ликов в германских языках и убедило ещё одного немецкого слависта Эриха Бренекера в том, что «протославянский *lukъ» происходит от «протогерманского *lauka», и его выводом Фасмер и воспользовался.
Но если источники заимствования для растущего лука он нашёл быстро, то искать, откуда заимствован лук стреляющий, ему пришлось с 1937 по 1953 годы. В конце концов, Max Julius Friedrich Vasmer сделал окончательный вывод, что русский стреляющий лук ведёт своё происхождение от древнепрусского слова «lanktis», обозначавшего вилы.
Но это ещё не самая нелепая этимология. Некоторые учёные додумались до того, что русский лук происходит от венгерского слова «lyukak», означающее просто «дырка». Как тут не вспомнить бессмертные гоголевские слова, вложенные Николаем Васильевичем в уста Балтазара Балтазарыча Жевакина: «А один мичман, и даже хороший мичман, был по фамилии просто Дырка»?
Однако Фасмер не учёл, что к моменту появления церковнославянского языка носовка ѫ уже слилась в произношении с «у», как впоследствии слились «е» и «ѣ», а разное написание обоих луков было введено нарочно, чтобы отличать их на письме друг от друга. По таком же принципу решили различать миръ и мiръ, для чего и ввели написании их через разные буквы, обозначающие один и тот же звук. Поэтому предположение Фасмера о разном происхождении луков является ошибочным.
На самом же деле оба лука всё-таки имеют общее начало. И это самое начало в древнерусском языке звучало как лук. От него происходил глагол «лукати». Означал этот глагол тянуть, вытягивать и, соответственно, натягивать. От этого глагола происходят и староанглийское lūcan. Первое его значение это тянуть, а второе - смотреть, выискивать, вырывать взглядом из общей кучи. От этого второго значения и образовался современный глагол to look.
Таким образом, лук стреляющий называется так потому что его натягивают, а лук растущий называется луком по той причине, что его вытягивают из земли.
Первоначально между «у» и «к» был ещё и звук «н», и в результате вытягивания луковицы из земли получалась лунка. Остаток варианта с «н» имеется, например, в санскрите. Слово लून (луна) в нём означает лунку и рану, а глагол лункати - вытягивать. От этого лунки, кстати говоря, происходит и русская лужа, и болгарская, сербская и македонская локва, и даже латышская Ludzа.
У тех, кто берётся изучать русский язык, вызывает удивление понятия «лук» и «лук». Что общего может иметь лук, растущий на грядке, и лук, служивший до сравнительно недавних времён в качестве средства дистанционного поражения дичи и воинов противника? Действительно, английские onion и bow, немецкие Bogen и Zwiebel или осетинские æрдын и хъæдындз на слух ничуть не похожи. Однако оба наших лука похожи по звучанию на английский look, и это для британских учёных тоже оказалось неразрешимой загадкой.
Во всех германских языках нашему луку соответствуют слова, происходящие от древнегерманского слова «буга», означающего дугу. От буги происходят староанглийское boga, со временем превратившееся в bow, голландское boog, шведское båge и датское bue. В романских же языках все стреляющие луки происходят от латинского слова «arcus», также первоначально обозначавшего изгиб. Близко ему и армянское աղեղ, и упомянутое осетинское æрдын, и ни в каких других языках, кроме славянских, лук с луком не совпадают.
Над этой загадкой долго корпел известнейший знаток русского языка Максимилиан Романович Фасмер. Он исходил из предубеждения, что оба слова являются заимствованиями из других языков. Весь русский лексикон Фасмер считал заимствованным откуда-либо. Даже русская лошадь у него была связана с тюркской алашой, а собака с тюркским кобяком. Поэтому всё, что в русском издании фасмеровского словаря не объяснено заимствованиями, является следствием исправлений и дополнений, сделанных Олегом Николаевичем Трубачёвым при переводе словаря Фасмера на русский язык.
Прежде всего, Фасмер решил, что лук стреляющий и лук растущий ничего общего между собой не имеют. Решил он это на том основании, что в церковнославянском языке эти луки пишутся по-разному. Если стреляющий лук писался как лѫкъ, то растущий как лукъ.
То есть, стреляющий лук отличался от растущего буквой «ѫ». Буква эта, называемая большим юсом, произносилась как носовой звук и в болгарском языке наряду с большим (голямым) юсом называлась также большой носовкой.
В отличие от лука треляющего, у лука растущего имеется куча соответствий в германских языках: по-староанглийски он lēac, по-шведски - lök, по-датски - løg, по-норвежски - løk, а на современном английском leek это лук-порей.
Такое обилие локов, лёгов и ликов в германских языках и убедило ещё одного немецкого слависта Эриха Бренекера в том, что «протославянский *lukъ» происходит от «протогерманского *lauka», и его выводом Фасмер и воспользовался.
Но если источники заимствования для растущего лука он нашёл быстро, то искать, откуда заимствован лук стреляющий, ему пришлось с 1937 по 1953 годы. В конце концов, Max Julius Friedrich Vasmer сделал окончательный вывод, что русский стреляющий лук ведёт своё происхождение от древнепрусского слова «lanktis», обозначавшего вилы.
Но это ещё не самая нелепая этимология. Некоторые учёные додумались до того, что русский лук происходит от венгерского слова «lyukak», означающее просто «дырка». Как тут не вспомнить бессмертные гоголевские слова, вложенные Николаем Васильевичем в уста Балтазара Балтазарыча Жевакина: «А один мичман, и даже хороший мичман, был по фамилии просто Дырка»?
Однако Фасмер не учёл, что к моменту появления церковнославянского языка носовка ѫ уже слилась в произношении с «у», как впоследствии слились «е» и «ѣ», а разное написание обоих луков было введено нарочно, чтобы отличать их на письме друг от друга. По таком же принципу решили различать миръ и мiръ, для чего и ввели написании их через разные буквы, обозначающие один и тот же звук. Поэтому предположение Фасмера о разном происхождении луков является ошибочным.
На самом же деле оба лука всё-таки имеют общее начало. И это самое начало в древнерусском языке звучало как лук. От него происходил глагол «лукати». Означал этот глагол тянуть, вытягивать и, соответственно, натягивать. От этого глагола происходят и староанглийское lūcan. Первое его значение это тянуть, а второе - смотреть, выискивать, вырывать взглядом из общей кучи. От этого второго значения и образовался современный глагол to look.
Таким образом, лук стреляющий называется так потому что его натягивают, а лук растущий называется луком по той причине, что его вытягивают из земли.
Первоначально между «у» и «к» был ещё и звук «н», и в результате вытягивания луковицы из земли получалась лунка. Остаток варианта с «н» имеется, например, в санскрите. Слово लून (луна) в нём означает лунку и рану, а глагол лункати - вытягивать. От этого лунки, кстати говоря, происходит и русская лужа, и болгарская, сербская и македонская локва, и даже латышская Ludzа.