Неужели мы так жили?
Алексей Беляков
Перед Новым годом случается ностальгия. И я вдруг задумался: а как мы вообще жили тогда, в моей юности? В 70-е и 80-? Хочу восстановить всё в деталях…
Договариваюсь, скажем, о встрече с девушкой у памятника Пушкину. Зима, холодно, девушка опаздывает. Но я очень ее люблю, я топчусь, жду у памятника. А ее все нет, полчаса уже прошло.
Так, в чем же проблема? Сейчас напишу ей в Ватсапе! Спрошу, где она? Рыщу по карманам… Где мой телефон? Вот я дурак! Нет никакого телефона. И никакого Ватсапа нет, “Телеграма” нет. Ничего нет, кроме любви. Стой, жди. Мерзни.
Да, вон телефонная будка, и есть две копейки, но куда звонить, если она уже в пути? Можно, конечно, ей домой, но вдруг пока я буду звонить, она появится тут и меня не увидит. Нет, буду стоять и мерзнуть.
Боже, счастье, пришла!
Она целует меня в морозную щеку:
- Ой извини ради бога!
- Где же ты была?
- Да мы с подружкой забежали в brow-бар, решили заняться бровями…
- Стоп! - я смеюсь. - Что ты такое говоришь? Сейчас 1984 год, какие брау-бары?
А еще я очень люблю музыку. Я собираю пластинки. Обмениваемся с друзьями.
Звоню другу (да, с обычного телефона: диск с трубкой) и спрашиваю:
- Есть чего новое?
- Есть, конечно! - отвечает он. - Вот посмотри новый клип Шнурова…
- Что? Ты бредишь? Кто такой Шнуров и что такое клип?
- Шнуров - который с матюгами, вся страна его любит.
- Ты хочешь сказать, что кто-то матерится на всю страну? И все это слушают?
- Да! Выложили в ютьюбе…
Я бросаю трубку. Нет, это мой приятель бредит. Что за ужасное слово - «ютьюб»? Хотя это полбеды. Но чтобы сейчас, в середине 80-х, кто-то распевал матерные песни и это слушала вся страна? Ну, представим, что в «Утренней почте» Вячеслав Добрынин вдруг запоет такое - нет, бред, бред!
Да, у нас есть непристойные анекдоты, но их рассказывают негромко и в узких компаниях. Хотя некоторые девушки сильно краснеют при этом.
И ведь мы действительно так жили!
И вот я иду от друга, под мышкой держу пакет с винилом, который он дал мне послушать. Иду по зимнему городу, у меня новые пластинки, я радуюсь. Как мало нам было надо для счастья. Черный круг с дырочкой. Никакого «ютьюба», никакого интернета, никакого вайфая. Только свежий морозный воздух и разговоры с друзьями.
Мы очень много разговаривали, мы очень часто встречались. Мы искренне друг по другу скучали. Мы часто видели глаза наших друзей. Неужели мы так жили? А мимо идут люди, они несут и несут ёлки, мне очень нравится, что так много людей с ёлками. И как пахнет в метро! Скорее домой.
…Мама кричит с кухни: «Чай будешь?». «Ща, мам, в фейсбуке отвечу!». Но нет. Нет никакого фейсбука. И компьютера нет. А мама есть, вот она, с новым журналом. «Мам, что за журнал? «Гламур»? Мама в 1984 году смотрит на меня удивленно: «Ты о чем? Это «Юность», на работе взяла у девчонок, рвут из рук.
Мама включает телевизор: «Сейчас Ургант начнется!» Тут уже я смеюсь: «Мам! Какой Ургант? Ему сейчас всего шесть лет! И телевизор у нас черно-белый. Выключай! Поболтаем». Нам совсем не нужен телевизор, смотреть там нечего. И это счастье, на самом деле.
Мы с мамой просто пьем чай и болтаем. О том, что моя девочка опоздала, но все-таки пришла; о новых пластинках, что я принес; о новом романе в «Юности», который я тоже хочу прочитать; о том, что скоро Новый год и к нам придут соседи Петраковы, будет шумно и весело. Соседи нам как родственники.
Болтаем с мамой допоздна. И нам никто не мешает, нигде не пищат смартфоны, никто не шлет мне «приколы» в ютьюбе, я никому не должен отвечать, не должен выкладывать фотку в инстаграме «Вечерний чай». Мы живем своей маленькой жизнью. Нас никто не тревожит. Мы просто разговариваем с мамой, лишь очень тихо по радио играет какой-то концерт Рахманинова.
Неужели мы так жили?
Алексей Беляков
Источник