Откуда пошли новый год и рождество?
Новый год везде встречают по-своему. В нашей стране этот праздник не всегда отмечали с нынешним размахом. Многие обычаи современных новогодних торжеств сложились по историческим меркам совсем недавно.
Традиции встречи Нового года в нашей стране менялись неоднократно - впрочем, как и дата празднования, и сама система летоисчисления. В 325 году на Первом Вселенском Соборе в Никее христианская церковь приняла юлианский календарь, названный по имени Юлия Цезаря, внедрившего его в Римской империи. Но отсчёт лет было решено отмечать не от «основания Рима», как раньше, а «от Сотворения мира». Началом года признавался день 1 сентября.
В 533 году весьма квалифицированный учёный, «скифский» (т. е. славянский) монах Дионисий Малый рассчитал церковный календарь, составил таблицы Пасхалии, и на основе его трудов по инициативе римского папы Иоанна I стала распространяться другая традиция - отсчитывать годы от Рождества Христова. Церковь в ту эпоху ещё оставалась единой, не делилась на католическую и православную. Тем не менее, новая система, от Рождества Христова, приживалась в западных странах. Старая, от Сотворения мира, сохранялась на Востоке.
Русь, приняв от Византии православную веру, переняла и юлианский календарь. Но дату начала года долгое время сберегала ещё более древнюю, дохристианскую - с 1 марта. Вероятно, обычаи отмечать этот праздник позже соединились с традициями масленицы: блинами, кулачными боями, веселыми катаниями на санях, сжиганием чучела Зимы.
Упоминания о встрече Нового года с 1 сентября появляются в летописях и прочих документах лишь с XIV века. А окончательно переход на византийскую традицию был осуществлён в середине XV века.
Этот праздник считался семейным. Люди собирались у старшего в роду, сидели за столом до первых петухов. В полночь колокольный звон, а в городах вестовые пушки извещали о наступлении нового «лета от сотворения мира». Однако новогодние семейные посиделки были чинными, солидными, без алкогольных напитков. Полагалось побеседовать, обсудить накопившиеся дела, а потом из-за столов отправлялись в церковь к заутрене. В Москве в честь Нового года устраивались торжества на Красной площади, здесь собирались и жители, и приезжие гости. Выходили царь со всем двором, и патриарх благословлял народ, желал счастья в Новом году.
Кроме того, 1 сентября считалось днем новоселий, переездов в новые избы. А у девушек был обычай хоронить мух и тараканов в морковных и свекольных «гробах» - существовало поверье, что после подобных похорон они исчезнут из дома.
В 1582 году римский папа Григорий внедрил новый календарь, его назвали григорианским. С астрономической точки зрения он был более точным, но возникал сдвиг в датах церковных праздников. Ведь в «нулевой точке», когда родился Господь, и в VI веке, когда Дионисий Малый производил расчёты, действовал старый календарь, юлианский. Православная Церковь римских нововведений не признала, а Русское государство было неразрывно с ней связано. Наша страна продолжала жить «по старому стилю», встречать новые годы 1 сентября и отсчитывать их от сотворения мира - разница с летоисчислением от Рождества Христова составляла 5508 лет.
Правда, русские не особо страдали, что у них и в западных странах даты не соответствовали. Ведь и мусульмане, китайцы, монголы, многие прочие народы жили в те времена по собственным календарям - это считалось обычным и нормальным.
Пётр I, вернувшийся из «турне» по Европе, переполненный впечатлениями, решил несколько унифицировать обычаи, сблизить с западными. Новый век, XVIII, было велено встречать по-новому: вводилась европейская система летоисчисления. Был издан знаменитый указ, что после 31 декабря 7208 года от Сотворения мира наступит 1 января 1700 года от Рождества Христова. И тогда же в нашей стране появились первые новогодние ёлки. Впрочем, не только ёлки - допускались любые хвойные растения. Указ гласил: «По знатным и проезжим улицам у ворот и домов учинить некоторые украшения от древ и ветвей сосновых, еловых и можжевеловых… Чинить стрельбу из небольших пушечек и ружей, пускать ракеты, сколько у кого случится и зажигать огни»
Но для Петра шумное и трескучее новшество стало лишним поводом круто погулять. В народе подобные традиции не прижились. Когда умер Пётр, они сошли на нет. Новый год стал второстепенным праздником, поскольку теперь он попал в промежуток между двумя другими важными датами, куда более красочными и яркими. И вот с ними-то на Руси были связаны давние и прочные традиции.
На Рождество завершался долгий пост, и столы ломились от вкусных блюд. С окончанием поста можно было от души попеть, порезвиться, устраивались шествия с Вифлеемской звездой, весёлые игры. Сохранялись древние, пришедшие ещё из дохристианских времён обычаи колядовать, гадать о суженом. Люди дарили друг другу подарки - в память о дарах, которые принесли Господу волхвы. Особенно старались порадовать детей, ведь в этот день чествовали только что родившегося Христа, младенца. От украинских и белорусских школяров распространялась традиция рождественских представлений.
А через две недели было Крещение Господне - снова общенародный праздник. С вечера молодёжь резвилась, играла, водила хороводы, полола снежок. А ночью народ стекался к рекам, озёрам. В каждом городе, селе, монастыре служился Великий чин освящения воды. Масса людей, мужчины и женщины, спешили окунуться в проруби-иордани, окунали младенцев. Наполняли крещенской водой бочки, вёдра, развозили целыми подводами по дворам, домам, деревням. Кропили ею свои избы, скотину, хозяйство.
Ну а Новый год серенько и неприметно втиснулся посерединке, между рождественскими и крещенскими торжествами. Кстати, если уж разобраться, то сама его дата условна. Поскольку отсчёт лет ведётся от Рождества Христова, то как раз Рождество и является настоящим новогодним праздником. Родился Господь - и начался первый год нашей эры. Миновало 2012 лет со дня Его Рождения - и пошёл 2013-й. Но считать с 25 декабря не совсем удобно, и в качестве грани между годами было взято ближайшее начало месяца - 1 января.
Между прочим, и в западных странах Новый год оставался второстепенной датой по сравнению с Рождеством. А ёлка, мелькнувшая в указе Петра, была в Германии и в скандинавских странах не новогодним, а именно рождественским атрибутом. Можно вспомнить хотя бы знаменитую сказку Гофмана «Щелкунчик», сюжет которой лёг в основу балета Петра Ильича Чайковского. В России в XVIII-XIX веках ёлки наряжали в своих домах немцы. Обычай понравился, его стала перенимать верхушка общества - дворяне, состоятельные купцы, интеллигенция. Эта традиция распространялась не «снизу вверх», а «сверху вниз».
Специальных ёлочных игрушек поначалу не было. Верхушку венчали Вифлеемской звездой, а на ветки цепляли свечи, зажигавшиеся в Рождественскую ночь, вешали конфеты, яблоки, раскрашенные или обёрнутые в блестящую бумагу орехи. Возле ёлки устраивались детские утренники. Когда малыши попляшут и попоют, подарки разрешалось оборвать, после чего ёлку можно было выбрасывать. Уже позже к лакомствам стали добавляться игрушки, гирлянды, бусы.
И всё-таки даже Пётр I с его страстью к реформаторству не перевёл Российскую империю на григорианский календарь. Она продолжала жить по церковному, юлианскому - как мы говорим, «по старому стилю». В нашей стране и за рубежом даты отличались на 13 дней.
Митинг детей против ёлки 1929 г.
Только после революции большевики сочли необходимым ликвидировать подобное «несоответствие». По декрету Совнаркома страна одним махом перескочила на григорианский календарь, из 1 февраля 1918 года в 14 февраля - 13 дней были вычеркнуты. Хотя последствия были непростыми и неоднозначными. Прежде Новый год отмечался через неделю после Рождества Христова, а теперь он переместился - и пришёлся на Рождественский пост. Причём на последнюю, строгую неделю поста.
Однако для богоборцев-революционеров это показалось весьма кстати. Ведь саму веру требовалось упразднить, а православные традиции порушить. Председатель «Общества воинствующих безбожников» Емельян Михайлович Ярославский (Губельман) предлагал безоговорочно запретить всё, что так или иначе было связано с «религиозными пережитками». В числе «пережитков» он называл и рождественские ёлки. Но Ленин его не поддержал. Рассудил, что для искоренения традиций будет эффективнее не отменять, а заменять их. Переиначивать и использовать в собственных целях. Вместо православных праздников вводились другие. Их перечень продумывал председатель Всероссийского центрального исполнительного комитета советов Яков Михайлович Свердлов. Он собственноручно отметил в календаре: 22 января - годовщина «кровавого воскресенья», 12 марта - день падения монархии, 18 марта - день Парижской коммуны, 1 мая - день всемирной солидарности трудящихся, 7 ноября - годовщина Октября. Потом добавили 8 марта - Международный женский день, 23 февраля - день рождения Красной Армии. Изобретались новые ритуалы этих праздников - с шествиями, демонстрациями, публичными массовыми действами.
Вместо обряда крестин пропагандировали «октябрины». Даже христианские имена пытались вытеснить из обращения - появилось множество «революционных» имён: Марсельеза, Марат, Гильотина, Вилен…
А Новому году уделили очень большое внимание. Отныне он должен был заслонить собой и подменить Рождество Христово. К этому празднику приурочили всё, что можно из рождественских обычаев: ёлку, подарки, детские утренники. Впоследствии в Советском Союзе стал хрестоматийным «антисвяточный» рассказ Александра Кононова «Ёлка в Сокольниках», как сам Ленин ездил с новогодними подарками в детский дом.
Советские новогодние игрушки тридцатых годов
Ну а Вифлеемскую восьмиконечную звезду на хвойной верхушке большевики заменили своей - красной пятиконечной. Или, как принято называть её у оккультистов, пентаграммой. И всё-таки крайнее крыло воинствующих безбожников не унималось. Во второй антирелигиозной кампании, в 1929 году, они добрались и до ёлок. Несмотря на то, что их наряжали теперь на Новый год, в домах они нередко стояли до Рождества. Это воспринималось как скрытое сопротивление атеистической политике, и обычай решили полностью изжить. Повсюду развешивались громогласные плакаты: «Только тот, кто друг попов, ёлку праздновать готов». По улицам ходили патрули из комсомольцев и добровольцев, подглядывали в окна: проверяя, кто ещё следует «поповским обычаям».
Да куда там! Уничтожить традицию на корню оказалось чрезвычайно сложно. С ёлками были связаны светлые праздничные впечатления у слишком многих людей. Бабушки и мамы пересказывали детям свои воспоминания: как наряжали лесных красавиц, какими ароматами и настроениями наполняли они дом, какую радостную и чарующую атмосферу создавали вокруг себя. Дедушки и папы тайком приносили домой если не ёлку, то хотя бы ветку. Старались и подарочками ребятишек побаловать - где-то на Новый год, а где-то и по-старому, на Рождество…
В 1933 году партийные идеологи снова признали справедливость ленинской методики. Полезнее не запрещать, а взять под контроль и направлять. Новый год был официально объявлен государственным праздником, а насчёт ёлок принялись разъяснять - что обычай это вовсе не религиозный, а народный. Соответственно, их отнюдь не возбранялось использовать в общественных и семейных торжествах.
Советская промышленность получила соответствующее задание партии и правительства и блестяще с ним справилась. Блестяще во всех отношениях. В рекордные сроки на фабриках был налажен массовый выпуск ёлочных игрушек. Блестели они ничуть не хуже дореволюционных, но были уже «правильными», идеологически выдержанными, без всяких ангелочков и прочих проявлений «религиозного дурмана».
Коллективные празднования вокруг ёлки теперь не только разрешались, но и прямо предписывались в качестве обязательных культмассовых мероприятий. Благо, в городах и на селе уже имелись школы, многочисленные клубы, дома культуры. Настоятельно требовалось разрабатывать сценарии этих действ. Раньше возле Рождественского вертепа устраивались представления на евангельские сюжеты. Нетрудно понять, что подобную тематику заведомо исключили. Сценарии рождались новые, и на замену волхвам, приходящим поклониться младенцу Иисусу, появились фигуры Деда Мороза и Снегурочки.
В дореволюционной России их не было. Существовали сказочный персонаж Морозко и Мороз-воевода из поэмы Некрасова. Однако они ни к Новому году, ни к Рождеству не имели ни малейшего отношения. Деда попросту скопировали с западного Санта-Клауса. Но Санта-Клаус - не кто иной, как святитель Николай Чудотворец. В католической народной традиции именно он разносит подарки детям. Ясное дело, большевикам образ святителя Николая абсолютно не подходил, и его переиначили в абстрактного Деда Мороза. Но коммунистическая власть провозглашала равноправие мужчин и женщин, да и большинство работников культурной сферы принадлежало к «прекрасному полу». Поэтому к красноносому дедушке приставили Снегурочку, позаимствованную из пьесы Островского: хоть эта героиня и из народных сказок, но никоим боком не принадлежит ни к каким традиционным праздникам.
Целенаправленно формировался и репертуар для новогодних мероприятий. Ещё в 1903 году поэтесса Раиса Адамовна Кудашева опубликовала в журнале «Малютка» рождественское стихотворение «Ёлка», а любитель музыки Леонид Карлович Бекман подобрал к нему мелодию - очевидно, за основу была взята песенка шведской поэтессы и композитора Эмми Келер «Зажигаются тысячи рождественских свечей». Но получившееся произведение «В лесу родилась ёлочка…», обладало одним свойством, очень ценным для большевиков. В нём ни разу не упоминается Рождество Христово, говорится только о ёлке! А вторая песенка, М. Карасева на стихи З. Александровой - «Маленькой ёлочке холодно зимой…», была написана в 1933 году и прямо указывает: «Весело, весело встретим Новый год!»
Культмассовые органы активно взяли их в оборот, и две песни зазвучали вместе, дуэтом. Хотя ничего общего между ними, по сути, не было. Изначально они относились к совсем разным праздникам. Но стали служить одному - советскому, подкрепляя друг друга и прочно привязывая к нему ёлочную традицию.
Целенаправленно перекраивались и другие обычаи. Или формировались искусственно. А пропаганда и массовое внедрение приклеивали к ним марку «народных». Таким образом, возник ритуал слушать радио, бурно радоваться двенадцатому удару главных кремлёвских часов. А вместо рождественских посланий епископов или митрополитов зазвучали новогодние поздравления начальства. На разных уровнях. Сперва по подразделениям, учреждениям, предприятиям - с подведением итогов, раздачей премий. Выше - по районам, областям, республикам. А из ретрансляторов зазвучали призывы и пожелания высшего руководства страны.
И тогда же, в 1930-х, по мере того, как жизнь в Советском Союзе становилась более благоустроенной и обеспеченной, стал внедряться ритуал обязательного новогоднего шампанского. Запах ёлки, блеск украшений, бой курантов, Дед Мороз со Снегурочкой… Такой она и стала, новая традиция…
Валерий Шамбаров.
Традиции встречи Нового года в нашей стране менялись неоднократно - впрочем, как и дата празднования, и сама система летоисчисления. В 325 году на Первом Вселенском Соборе в Никее христианская церковь приняла юлианский календарь, названный по имени Юлия Цезаря, внедрившего его в Римской империи. Но отсчёт лет было решено отмечать не от «основания Рима», как раньше, а «от Сотворения мира». Началом года признавался день 1 сентября.
В 533 году весьма квалифицированный учёный, «скифский» (т. е. славянский) монах Дионисий Малый рассчитал церковный календарь, составил таблицы Пасхалии, и на основе его трудов по инициативе римского папы Иоанна I стала распространяться другая традиция - отсчитывать годы от Рождества Христова. Церковь в ту эпоху ещё оставалась единой, не делилась на католическую и православную. Тем не менее, новая система, от Рождества Христова, приживалась в западных странах. Старая, от Сотворения мира, сохранялась на Востоке.
Русь, приняв от Византии православную веру, переняла и юлианский календарь. Но дату начала года долгое время сберегала ещё более древнюю, дохристианскую - с 1 марта. Вероятно, обычаи отмечать этот праздник позже соединились с традициями масленицы: блинами, кулачными боями, веселыми катаниями на санях, сжиганием чучела Зимы.
Упоминания о встрече Нового года с 1 сентября появляются в летописях и прочих документах лишь с XIV века. А окончательно переход на византийскую традицию был осуществлён в середине XV века.
Этот праздник считался семейным. Люди собирались у старшего в роду, сидели за столом до первых петухов. В полночь колокольный звон, а в городах вестовые пушки извещали о наступлении нового «лета от сотворения мира». Однако новогодние семейные посиделки были чинными, солидными, без алкогольных напитков. Полагалось побеседовать, обсудить накопившиеся дела, а потом из-за столов отправлялись в церковь к заутрене. В Москве в честь Нового года устраивались торжества на Красной площади, здесь собирались и жители, и приезжие гости. Выходили царь со всем двором, и патриарх благословлял народ, желал счастья в Новом году.
Кроме того, 1 сентября считалось днем новоселий, переездов в новые избы. А у девушек был обычай хоронить мух и тараканов в морковных и свекольных «гробах» - существовало поверье, что после подобных похорон они исчезнут из дома.
В 1582 году римский папа Григорий внедрил новый календарь, его назвали григорианским. С астрономической точки зрения он был более точным, но возникал сдвиг в датах церковных праздников. Ведь в «нулевой точке», когда родился Господь, и в VI веке, когда Дионисий Малый производил расчёты, действовал старый календарь, юлианский. Православная Церковь римских нововведений не признала, а Русское государство было неразрывно с ней связано. Наша страна продолжала жить «по старому стилю», встречать новые годы 1 сентября и отсчитывать их от сотворения мира - разница с летоисчислением от Рождества Христова составляла 5508 лет.
Правда, русские не особо страдали, что у них и в западных странах даты не соответствовали. Ведь и мусульмане, китайцы, монголы, многие прочие народы жили в те времена по собственным календарям - это считалось обычным и нормальным.
Пётр I, вернувшийся из «турне» по Европе, переполненный впечатлениями, решил несколько унифицировать обычаи, сблизить с западными. Новый век, XVIII, было велено встречать по-новому: вводилась европейская система летоисчисления. Был издан знаменитый указ, что после 31 декабря 7208 года от Сотворения мира наступит 1 января 1700 года от Рождества Христова. И тогда же в нашей стране появились первые новогодние ёлки. Впрочем, не только ёлки - допускались любые хвойные растения. Указ гласил: «По знатным и проезжим улицам у ворот и домов учинить некоторые украшения от древ и ветвей сосновых, еловых и можжевеловых… Чинить стрельбу из небольших пушечек и ружей, пускать ракеты, сколько у кого случится и зажигать огни»
Но для Петра шумное и трескучее новшество стало лишним поводом круто погулять. В народе подобные традиции не прижились. Когда умер Пётр, они сошли на нет. Новый год стал второстепенным праздником, поскольку теперь он попал в промежуток между двумя другими важными датами, куда более красочными и яркими. И вот с ними-то на Руси были связаны давние и прочные традиции.
На Рождество завершался долгий пост, и столы ломились от вкусных блюд. С окончанием поста можно было от души попеть, порезвиться, устраивались шествия с Вифлеемской звездой, весёлые игры. Сохранялись древние, пришедшие ещё из дохристианских времён обычаи колядовать, гадать о суженом. Люди дарили друг другу подарки - в память о дарах, которые принесли Господу волхвы. Особенно старались порадовать детей, ведь в этот день чествовали только что родившегося Христа, младенца. От украинских и белорусских школяров распространялась традиция рождественских представлений.
А через две недели было Крещение Господне - снова общенародный праздник. С вечера молодёжь резвилась, играла, водила хороводы, полола снежок. А ночью народ стекался к рекам, озёрам. В каждом городе, селе, монастыре служился Великий чин освящения воды. Масса людей, мужчины и женщины, спешили окунуться в проруби-иордани, окунали младенцев. Наполняли крещенской водой бочки, вёдра, развозили целыми подводами по дворам, домам, деревням. Кропили ею свои избы, скотину, хозяйство.
Ну а Новый год серенько и неприметно втиснулся посерединке, между рождественскими и крещенскими торжествами. Кстати, если уж разобраться, то сама его дата условна. Поскольку отсчёт лет ведётся от Рождества Христова, то как раз Рождество и является настоящим новогодним праздником. Родился Господь - и начался первый год нашей эры. Миновало 2012 лет со дня Его Рождения - и пошёл 2013-й. Но считать с 25 декабря не совсем удобно, и в качестве грани между годами было взято ближайшее начало месяца - 1 января.
Между прочим, и в западных странах Новый год оставался второстепенной датой по сравнению с Рождеством. А ёлка, мелькнувшая в указе Петра, была в Германии и в скандинавских странах не новогодним, а именно рождественским атрибутом. Можно вспомнить хотя бы знаменитую сказку Гофмана «Щелкунчик», сюжет которой лёг в основу балета Петра Ильича Чайковского. В России в XVIII-XIX веках ёлки наряжали в своих домах немцы. Обычай понравился, его стала перенимать верхушка общества - дворяне, состоятельные купцы, интеллигенция. Эта традиция распространялась не «снизу вверх», а «сверху вниз».
Специальных ёлочных игрушек поначалу не было. Верхушку венчали Вифлеемской звездой, а на ветки цепляли свечи, зажигавшиеся в Рождественскую ночь, вешали конфеты, яблоки, раскрашенные или обёрнутые в блестящую бумагу орехи. Возле ёлки устраивались детские утренники. Когда малыши попляшут и попоют, подарки разрешалось оборвать, после чего ёлку можно было выбрасывать. Уже позже к лакомствам стали добавляться игрушки, гирлянды, бусы.
И всё-таки даже Пётр I с его страстью к реформаторству не перевёл Российскую империю на григорианский календарь. Она продолжала жить по церковному, юлианскому - как мы говорим, «по старому стилю». В нашей стране и за рубежом даты отличались на 13 дней.
Митинг детей против ёлки 1929 г.
Только после революции большевики сочли необходимым ликвидировать подобное «несоответствие». По декрету Совнаркома страна одним махом перескочила на григорианский календарь, из 1 февраля 1918 года в 14 февраля - 13 дней были вычеркнуты. Хотя последствия были непростыми и неоднозначными. Прежде Новый год отмечался через неделю после Рождества Христова, а теперь он переместился - и пришёлся на Рождественский пост. Причём на последнюю, строгую неделю поста.
Однако для богоборцев-революционеров это показалось весьма кстати. Ведь саму веру требовалось упразднить, а православные традиции порушить. Председатель «Общества воинствующих безбожников» Емельян Михайлович Ярославский (Губельман) предлагал безоговорочно запретить всё, что так или иначе было связано с «религиозными пережитками». В числе «пережитков» он называл и рождественские ёлки. Но Ленин его не поддержал. Рассудил, что для искоренения традиций будет эффективнее не отменять, а заменять их. Переиначивать и использовать в собственных целях. Вместо православных праздников вводились другие. Их перечень продумывал председатель Всероссийского центрального исполнительного комитета советов Яков Михайлович Свердлов. Он собственноручно отметил в календаре: 22 января - годовщина «кровавого воскресенья», 12 марта - день падения монархии, 18 марта - день Парижской коммуны, 1 мая - день всемирной солидарности трудящихся, 7 ноября - годовщина Октября. Потом добавили 8 марта - Международный женский день, 23 февраля - день рождения Красной Армии. Изобретались новые ритуалы этих праздников - с шествиями, демонстрациями, публичными массовыми действами.
Вместо обряда крестин пропагандировали «октябрины». Даже христианские имена пытались вытеснить из обращения - появилось множество «революционных» имён: Марсельеза, Марат, Гильотина, Вилен…
А Новому году уделили очень большое внимание. Отныне он должен был заслонить собой и подменить Рождество Христово. К этому празднику приурочили всё, что можно из рождественских обычаев: ёлку, подарки, детские утренники. Впоследствии в Советском Союзе стал хрестоматийным «антисвяточный» рассказ Александра Кононова «Ёлка в Сокольниках», как сам Ленин ездил с новогодними подарками в детский дом.
Советские новогодние игрушки тридцатых годов
Ну а Вифлеемскую восьмиконечную звезду на хвойной верхушке большевики заменили своей - красной пятиконечной. Или, как принято называть её у оккультистов, пентаграммой. И всё-таки крайнее крыло воинствующих безбожников не унималось. Во второй антирелигиозной кампании, в 1929 году, они добрались и до ёлок. Несмотря на то, что их наряжали теперь на Новый год, в домах они нередко стояли до Рождества. Это воспринималось как скрытое сопротивление атеистической политике, и обычай решили полностью изжить. Повсюду развешивались громогласные плакаты: «Только тот, кто друг попов, ёлку праздновать готов». По улицам ходили патрули из комсомольцев и добровольцев, подглядывали в окна: проверяя, кто ещё следует «поповским обычаям».
Да куда там! Уничтожить традицию на корню оказалось чрезвычайно сложно. С ёлками были связаны светлые праздничные впечатления у слишком многих людей. Бабушки и мамы пересказывали детям свои воспоминания: как наряжали лесных красавиц, какими ароматами и настроениями наполняли они дом, какую радостную и чарующую атмосферу создавали вокруг себя. Дедушки и папы тайком приносили домой если не ёлку, то хотя бы ветку. Старались и подарочками ребятишек побаловать - где-то на Новый год, а где-то и по-старому, на Рождество…
В 1933 году партийные идеологи снова признали справедливость ленинской методики. Полезнее не запрещать, а взять под контроль и направлять. Новый год был официально объявлен государственным праздником, а насчёт ёлок принялись разъяснять - что обычай это вовсе не религиозный, а народный. Соответственно, их отнюдь не возбранялось использовать в общественных и семейных торжествах.
Советская промышленность получила соответствующее задание партии и правительства и блестяще с ним справилась. Блестяще во всех отношениях. В рекордные сроки на фабриках был налажен массовый выпуск ёлочных игрушек. Блестели они ничуть не хуже дореволюционных, но были уже «правильными», идеологически выдержанными, без всяких ангелочков и прочих проявлений «религиозного дурмана».
Коллективные празднования вокруг ёлки теперь не только разрешались, но и прямо предписывались в качестве обязательных культмассовых мероприятий. Благо, в городах и на селе уже имелись школы, многочисленные клубы, дома культуры. Настоятельно требовалось разрабатывать сценарии этих действ. Раньше возле Рождественского вертепа устраивались представления на евангельские сюжеты. Нетрудно понять, что подобную тематику заведомо исключили. Сценарии рождались новые, и на замену волхвам, приходящим поклониться младенцу Иисусу, появились фигуры Деда Мороза и Снегурочки.
В дореволюционной России их не было. Существовали сказочный персонаж Морозко и Мороз-воевода из поэмы Некрасова. Однако они ни к Новому году, ни к Рождеству не имели ни малейшего отношения. Деда попросту скопировали с западного Санта-Клауса. Но Санта-Клаус - не кто иной, как святитель Николай Чудотворец. В католической народной традиции именно он разносит подарки детям. Ясное дело, большевикам образ святителя Николая абсолютно не подходил, и его переиначили в абстрактного Деда Мороза. Но коммунистическая власть провозглашала равноправие мужчин и женщин, да и большинство работников культурной сферы принадлежало к «прекрасному полу». Поэтому к красноносому дедушке приставили Снегурочку, позаимствованную из пьесы Островского: хоть эта героиня и из народных сказок, но никоим боком не принадлежит ни к каким традиционным праздникам.
Целенаправленно формировался и репертуар для новогодних мероприятий. Ещё в 1903 году поэтесса Раиса Адамовна Кудашева опубликовала в журнале «Малютка» рождественское стихотворение «Ёлка», а любитель музыки Леонид Карлович Бекман подобрал к нему мелодию - очевидно, за основу была взята песенка шведской поэтессы и композитора Эмми Келер «Зажигаются тысячи рождественских свечей». Но получившееся произведение «В лесу родилась ёлочка…», обладало одним свойством, очень ценным для большевиков. В нём ни разу не упоминается Рождество Христово, говорится только о ёлке! А вторая песенка, М. Карасева на стихи З. Александровой - «Маленькой ёлочке холодно зимой…», была написана в 1933 году и прямо указывает: «Весело, весело встретим Новый год!»
Культмассовые органы активно взяли их в оборот, и две песни зазвучали вместе, дуэтом. Хотя ничего общего между ними, по сути, не было. Изначально они относились к совсем разным праздникам. Но стали служить одному - советскому, подкрепляя друг друга и прочно привязывая к нему ёлочную традицию.
Целенаправленно перекраивались и другие обычаи. Или формировались искусственно. А пропаганда и массовое внедрение приклеивали к ним марку «народных». Таким образом, возник ритуал слушать радио, бурно радоваться двенадцатому удару главных кремлёвских часов. А вместо рождественских посланий епископов или митрополитов зазвучали новогодние поздравления начальства. На разных уровнях. Сперва по подразделениям, учреждениям, предприятиям - с подведением итогов, раздачей премий. Выше - по районам, областям, республикам. А из ретрансляторов зазвучали призывы и пожелания высшего руководства страны.
И тогда же, в 1930-х, по мере того, как жизнь в Советском Союзе становилась более благоустроенной и обеспеченной, стал внедряться ритуал обязательного новогоднего шампанского. Запах ёлки, блеск украшений, бой курантов, Дед Мороз со Снегурочкой… Такой она и стала, новая традиция…
Валерий Шамбаров.