Практически все "нулевые" прошли под знаком "спора" между вашингтонским и пекинским консенсусами - по сути, между ультралиберальной западной и авторитарной китайской моделями экономики. Однако, похоже, в итоге этого спора проиграли обе парадигмы - при ближайшем рассмотрении глобальная экономика начинает движение по пути, равноудалённому от Пекина и Вашингтона.
Основные принципы вашингтонского консенсуса были сформулированы в 1989-м году как десять правил экономической политики для латиноамериканских стран - однако МВФ и Всемирный банк применяли их в глобальном масштабе. Вашингтонский консенсус предусматривает дерегулирование экономики, приватизацию, максимально свободное движение товаров и капитала, жесткую монетарную политику. В известном смысле консенсус представлял собой возвращение к принципам британской экономической школы XVIII- XIX столетий с её ставкой на "невидимую руку рынка".
Термин "пекинский консенсус" восходит к опубликованной в 2004-м году книге Дж. Рамо, в которой описывалась китайская экономическая модель. В общих чертах речь идёт о модели "авторитарного роста". В её рамках государство достаточно жёстко контролирует "поведение" частных собственников, активно стимулируя инновации и "нужные" отрасли промышленности, регулируя потоки капитала и проводя политику открытого или завуалированного протекционизма (в китайском случае - путём занижения курса юаня). При этом существенная часть экономики остаётся под прямым контролем государства (в КНР - 80% добывающей промышленности, 75% энергетики, 86% финансов и страхования, 84% услуг транспорта и связи). Авторитарному стилю управления экономикой, как правило, соответствует авторитарный политический режим.
1990-е были эрой безграничного доминирования вашингтонского консенсуса. Однако затем развал "вашингтонских" экономик в Латинской Америке и быстрое развитие стран, использовавших модель "авторитарного роста" сместили акценты. Кризис 2008-го, успешно преодолённый большинством "пекинцев", привёл к тому, что вашингтонский консенсус был предан анафеме в стенах самого МВФ.
В то же время "пекинский консенсус" имеет свои очевидные слабости - неэффективность госсектора, высокий уровень коррупции и политические риски, связанные с устойчивостью авторитарного режима. События 2011 года с блеском проиллюстрировали эти тенденции. Так, Египет Мубарака демонстрировал классику авторитарной модели - стремительный экономический рост при сохранении жёсткой автократии и решающего голоса государства в экономике; конечный результат известен.
Итак, вашингтонский консенсус мёртв, пекинский - ограниченно применим. Какая модель придёт на смену нынешней - по крайней мере, в развитых странах? Посмотрим, куда движутся США и Великобритания - где будущее наступает раньше.
Начнём с... космоса. Итак, в 2004-м администрация Буша инициировала космическую программу "Созвездие", однако в 2010-м она была закрыта из-за огромного перерасхода средств. В итоге NASA и администрация Обамы приняли решение как можно активнее привлекать частные компании к выполнению космических миссий. Космос отправили на аутсорсинг - благо, для этого появилось достаточно оснований.
Так, несомненного успеха добилась Space X - небольшая частная компания, основанная в 2002-м Элоном Маском, создателем платёжной системы PayPal. В 2008-м легкая ракета-носитель Falcon I дважды благополучно доставила спутники в космос. В 2010-м полетела тяжелая ракета Falcon 9, доставив на орбиту первый частный космический корабль - Dragon. В этом году была осуществлена успешная стыковка корабля с МКС. "Коммерческие" ракеты оказались технически продвинуты - и при этом существенно дешевле конкурентов.
В итоге американское космическое агентство решило сделать ставку на частный космос - и для начала возложить на "коммерсантов" задачу доставки грузов на МКС. Сейчас Space X, Boeing, Sierra Nevada Corporation, Blue Origin (принадлежит владельцу Amazon Джеффу Безосу) и Boeing разрабатывают четыре частных космических корабля. Практически, речь идёт о "приватизации" околоземного пространства.
Итак, перед нами пример "вторжения" частного бизнеса в сферу, ещё недавно бывшую абсолютной монополией государства - и это только самый впечатляющий пример. Государство всё активнее делегирует свои функции "частникам" даже там, где его доминирование казалось само собой разумеющимся - в "силовой" сфере.
Например, "нулевые" стали периодом бума частных военных компаний (ЧВК). Так, в 2007-м году в Ираке на 160 тысяч солдат армии США приходилось 126 тысяч сотрудников ЧВК. В основном они занимались обслуживанием тыла, однако наряду с "неомаркитантами" существуют и вполне боевые подразделения. Так, скандально известная "Блэкуотер" на тот момент располагала "вооружёнными силами" численностью до бригады. На частные компании возлагается и охрана ключевых объектов в диапазоне от посольств до космодромов.
В это же время ЦРУ столкнулось с нетривиальной проблемой - массовым оттоком сотрудников, включая весьма высокопоставленных, в частные разведывательные компании (ЧРК). Согласно данным Washington Post, в 2001-2011 гг. в частный бизнес переместился 91 "шпион" высшего звена.
Кризис реанимировал и частную полицию. Здесь наиболее показателен пример не США, а Англии, где передача ряда "правоохранительных" функций частным компаниям является одним из стратегических приоритетов в запланированной реформе полиции. Компания G4S ("Джифорс"), являющаяся крупнейшим работодателем в мире, уже ранее выполняла ряд весьма нетипичных для "частников" функций - до управления центрами для нелегальных иммигрантов включительно. В 2011-м "Джифорс" был заключен контракт с полицией графства Линкольншир, в рамках которого сотрудники компании смогут задерживать преступников, проводить расследование преступлений и криминалистическую экспертизу, работать в отделах профилактики правонарушений, отделе безопасности дорожного движения, отделе лицензирования огнестрельного оружия (под руководством полицейских). В начале 2012-го речь шла о заключении сходных контрактов ещё с двумя графствами. Провал "Джифорс", не сумевшей выполнить контракт по охране Лондонской олимпиады, может затормозить этот процесс, но тенденция очевидна.
Частные тюрьмы уже тривиальны. В США их строительство началось ещё в 1980-х, сейчас за частной решёткой сидит около 100 тысяч человек. Сейчас частные "зоны" существуют в Англии, Австралии и Швеции, по их стопам собирается пойти Франция.
Итак, "инфильтрация" бизнеса процветает даже в секторах, ещё десять-пятнадцать лет назад казавшихся абсолютной вотчиной государства - и кризис не ослабил, а усилил эту тенденцию. При этом выше речь о наиболее экзотических и радикальных примерах. В более "консервативных" случаях тенденция проглядывает не менее чётко - так, США, очевидно, всё же придётся приватизировать свою транспортную инфраструктуру, на уровне штатов и муниципалитетов процесс уже идёт. На первый взгляд, перед нами пример торжества пресловутого "вашингтонского консенсуса", для которого приватизация является краеугольными камнем. Однако на практике всё сложнее.
"Вашингтонские" тенденции причудливо переплетаются с "пекинскими". Так, США демонстрируют примечательные симптомы. В прошлом году Обама впервые поднял вопрос о возвращении в США промышленности, выведенной местным бизнесом в Восточную Азию и Латинскую Америку (в "нулевых" число занятых в американской индустрии уменьшилось почти вдвое). Ответом президенту была недвусмысленная реплика Стива Джобса, заявившего, что "эти рабочие места уже не вернутся (в страну)". Далее Apple заговорила лозунгами: "Мы не обязаны создавать рабочие места, мы должны создавать лучшие продукты для своих потребителей". Насколько можно судить, это была позиция большинства предпринимателей.
Прошло менее года - и уже в январе 2012 только в машиностроительной промышленности США было создано 50 тысяч новых рабочих мест. В феврале на конференции лидеров американской индустрии были озвучены официальные причины "репатриации". Первая - это снижение качества американских товаров, ибо, по официальной версии, американцы не способны надёжно контролировать зарубежные производства. Примечательно, что осознание сего факта наступило у менеджеров спустя десяток лет после начала массового бегства промышленности. При этом за десятилетие качество азиатских товаров выросло самым радикальным образом. Второй мотив оказался интереснее. По словам главы "Боинга" Джима МакКерни "частично это (возвращение) вызвано бизнес-причинами, частично тем, что мы хорошие граждане". Заодно "граждане" озаботились поиском ещё 600 тысяч рабочих. При этом, по словам МакКерни, это только начало процесса.
В действительности промышленники осознали себя хорошими гражданами на довольно занимательном фоне. Как заметил сенатор из Мичигана, почти расставшегося со своей индустрией, "верить в то, что нам просто достаточно позволить работать рынку, и в Америке будет сильная производственная база, наивно". Очевидно, это высказывание отражало общие настроения, потому что рынку решили помочь. "Репатриантам" пообещали существенные налоговые послабления и государственную поддержку экспорта. При этом оплатить это фактически предстоит последователям Джобса - налоговое давление на бизнес, выводящий промышленные активы за рубеж, намечено резко усилить.
Подобная практика очевидным образом противоречит основам "вашингтонского консенсуса", предполагающего свободное движение инвестиций. Зато местами она живо напоминает конкурирующий "пекинский". И это только один, снова наиболее радикальный, пример.
Иными словами, мы видим странную, давно не виданную модель, когда приватизация самых неожиданных функций государства сопровождается усилением вмешательства государства в экономические процессы. И это, очевидно, долгосрочная тенденция - она опирается на два фундаментальных фактора. Во-первых, это кризис ультралиберальной модели экономики, о причинах которого написано немало. Во-вторых - и этот фактор более долгосрочен - это кризис классического государства эпохи модерна (Нового времени). То вездесущее государство, которое мы знаем, "собственноручно" занимавшееся всем, от криминалистики до водопровода - это продукт уникальных условий. Демографический оптимум, относительно низкая конкуренция на мировом рынке промышленной продукции, дешёвое сырьё создали тот финансовый фундамент, на котором оно прочно стояло.
На протяжении большей части истории ничего подобного не существовало - государство либо почти не выполняло часть своих современных функций, либо легко их делегировало. Огромную часть "общественных благ" население предоставляло себе само, без какого-либо "посредничества" - например, частные полицейские отряды были распространены в Британии до 1856 года. Тогдашнее государство просто не располагало необходимыми ресурсами - и сейчас всё возвращается на круги своя.
По сути, перед нами воспроизведение ситуации периода раннего капитализма. С одной стороны, по словам экономиста Карла Поланьи, "при меркантилистском хозяйственном строе независимая экономическая система попросту не существовала", вмешательство государства в экономику в тот период носило системный характер.
С другой - это эпоха, когда государство делегировало обществу и частному бизнесу гигантскую часть своих функций, вплоть до геополитических. Так, XVI-XVIII века - это золотая эпоха всевозможных Ост- и Вест-Индских компаний, создававших целые империи за океаном (Британская Индия, нынешняя Индонезия), имевших право объявлять войну и заключать мир, распоряжаться собственными армиями и флотами, учреждать военно-полевые суды, чеканить собственную монету. Небольшая деталь - Наполеона на острове Святой Елены охраняли войска Британской Ост-Индской компании, остров принадлежал ей.
История имеет свойство повторяться. Очевидно, что по итогам кризиса мы увидим радикальную "мутацию" мировой экономики, которая станет мало похожа на то, к чему мы привыкли за последние два столетия.
Евгений Пожидаев: Ост-Индский консенсус