Самый уютный и самый неуютный русский писатель Лесков
Иногда кажется, что люди вообще не помнят его. Если и вспоминают что-то из его произведений, то непременно «Левшу» (мультфильм такой есть) и «Леди Макбет Мценского уезда» (фильмы такие есть). Почему так?
Впрочем, студенты и выпускники филологических факультетов наверняка вспомнят его цикл о праведниках. В институтах это еще изучают. А вот все остальное… А было ведь очень много «остального»!
Почему же о Лескове «не помнят»?
Вероятный диагноз: не вписался в эпоху. Для писателя это примерно то же самое, как для птенца из гнезда выпасть. Однако, выпав из своей эпохи, можно ведь писателю угодить, понравиться другой эпохе, которая в далеком будущем? Бывают такие случаи. Например, с Лавкрафтом такое произошло. Но Лескову, похоже, не повезло и тут.
Неуютный Лесков
А не вписался в свою эпоху Николай Семенович Лесков, наверное, потому, что был натурой правдивой, душой обладал пламенной, глазом приметливым и умом острым. Такие люди не могут не заметить непорядка в чем-либо: любая мелочь будет мозолить им глаза и задевать нервы. Промолчать они тоже не могут из-за честности характера. Лесков с его пытливым умом, чувствительным сердцем и требовательной душой склонен был к критике, сатирическому бичеванию пороков, к публицистике.
С настойчивостью ученого или коллекционера он любил выявлять и систематизировать происходящие вокруг него явления. Первый свой литературный труд он опубликовал в журнале «Отечественные записки», и назывался тот сухо и деловито: «Очерки винокуренной промышленности». Что здесь развлекательного для современников? А потомкам разве нужны такие очерки? Хм…
Свою карьеру государственного чиновника Лесков начинал писцом в уголовной палате. Занявшись литературой, свои художественные произведения он основывал, как сейчас говорят, «на реальных событиях» - и с энтузиазмом живописал ужасы российской действительности. Так, «Леди Макбет Мценского уезда» - психологический триллер, уголовная история об убийстве в купеческом доме. А «Житие одной бабы» - трагически-пронзительный рассказ о печальной судьбе бесправной крестьянской женщины, полный жестокости людской и кошмарной, тоскливой безысходности, где тоже все кончается гибелью героев.
Кадр из фильма "Леди Макбет Мценского уезда" 1989 год. В ролях: Андрейченко Абдулов
Если бы Лесков писал в жанре ужасов ради развлечения - он бы и Гоголя, возможно, переплюнул бы (простите за такое недостойное классиков выражение). Но Николай Семенович не хотел развлекать. У него слишком душа горела о своих персонажах, живых людях, чтобы еще заботиться об удовольствиях неизвестного ему читателя.
За это и упрекали его многие современники: дескать, что за человек этот Лесков - ничего хорошего вокруг себя не видит! В какой-то момент Лесков принял этот аргумент. И решил создать собственную галерею праведников - отыскать и описать их. Словно бы в исполнение божьего повеления, отданного, согласно Библии, Аврааму в городе Содоме: отыскать праведных, чтобы гневом своим Господь не погубил целый город. Лесков задался той же идеей. Вот как он сам объяснил это, предваряя сборник рассказов о русских праведниках.
«Как, - думал я, - неужто в самом деле ни в моей, ни в его и ни в чьей иной русской душе не видать ничего, кроме дряни? Неужто все доброе и хорошее, что когда-либо заметил художественный глаз других писателей, - одна выдумка и вздор? Это не только грустно, это страшно. Если без трех праведных, по народному верованию, не стоит ни один город, то как же устоять целой земле с одной дрянью, которая живет в моей и твоей душе, мой читатель?»
Мне это было и ужасно, и несносно, и пошел я искать праведных, пошел с обетом не успокоиться, доколе не найду хотя то небольшое число трех праведных, без которых «несть граду стояния»…»
В лесковский цикл о праведниках входят рассказы:
· «Однодум»
· «Несмертельный Голован»
· «Инженеры бессеребренники»
· «Очарованный странник»
· «Левша» (да, да, Левша тоже праведник!)
· «Шерамур»
· «Человек на часах».
В книге Притчей Соломоновых упоминаются 23 качества праведников, по которым можно их распознать. Возможно, этим списком и руководствовался Лесков, начиная свою галерею удивительных портретов. И, верный своей постоянной правдивости, пишет он их, опираясь на реальную жизнь, то есть ничего не выдумывая. Так, в новелле «Инженеры бессеребренники» он рассказал реальную историю святителя Игнатия Бренчанинова, военного инженера по образованию, который еще в годы своей студенческой жизни решил, что не станет никогда ни стяжателем, ни взяточником - и за то был прозван «монахом» другими студентами. В конце концов монахом он и стал - но только одним из великих, духовным пастырем России.
Своими рассказами писатель Лесков то обличал, то будоражил совесть людей, подзаплывшую основательно жиром, поросшую плесенью. Лесков видел в литературе средство содрать эту корку и обнажив человеческие души, омыть их жгучими слезами - очистить, чтобы возродить к лучшей, более правильной жизни.
Но ведь в 19 веке все лучшие русские писатели работали в этом русле: литература создавалась под знаменем служения обществу, ради воспитания и общественной пользы. В чем же тут особенность Лескова, что делало его таким неуютным автором?
Способы решения общественных проблем подразумевались разные. По части способов Лесков очень сильно расходился со своими современниками. Если общество в массе своей грезило революцией, наполнялось прагматизмом, атеизмом и нигилизмом, то Лесков никакой пользы в нигилизме не находил.
Классовые различия в людях не признавал, не собирался отвечать требованиям масс и вообще заниматься какой-то социальной инженерией. Семейная близость со священнической средой заставляла его искать ответы на сложные вопросы современности исключительно в духовной сфере.
Модный нигилизм Лесков отвергал и даже высмеивал. Самые злые его романы о нигилизме: «Некуда» и «На ножах» он настолько подчинил своей идее неприятия нигилизма, что кое-где даже пожертвовал художественностью, отчего сам впоследствии эти романы не любил.
Так и получалось, что ругал ли он кого (и нигилистов, и государство), либо хвалил (любимых своих праведников) - он в любом случае был неуютен для читателя. Колючка, а не человек!
Его ругали и за язык - дескать, каким-то излишне замысловатым языком пишет. Но Лесков, много ездивший по стране благодаря своей работе, лучше других знал русский язык во всем его блестящем разнообразии - диалекты, говоры, жаргоны. И всем этим богатством он умело пользовался. Задолго до Бажова и Шергина создал свой особый народно-авторский литературный стиль, который впоследствии назвали «сказом». Яркий, шумный, многоцветный лесковский сказ сохраняет в себе, как в сокровищнице, самые удивительные перлы русского языка. За одно это Лескова читать необходимо: чтобы знать русский язык во всем его объеме и блеске.
Кадр из мультфильма "Левша"
Уютный Лесков
Мне повезло познакомиться с Лесковым тихим образом - не в школе, со слов учителя и со страниц учебника, а дома, в минуты досуга и скуки.
В квартире родителей одна стена большой комнаты была вся занята книгами. Отец сам построил стенку-стеллаж и книги на ней теснились от пол до потолка. С шести лет до лет 12 я по этой полке лазила как обезьянка, выискивая интересные книги и читала все, что попадется, чем соблазнится душа: от «Программирования на Фортране» до «19 древних китайских стихотворений», от «Винни-Пуха» до «Марсианских хроник». На самом верху стояли собрания сочинений: весь Диккенс, Стендаль, Сервантес, Паустовский, Тургенев, Вересаев. Конечно, и Пушкин, и Лермонтов, и Грин, и Куприн… И - в оранжевых почему-то обложках - Лесков.
Не было никаких рекомендательных списков, никакой школьной программы: я просто открывала очередной том, смотрела содержание, выбирала названия, которые казались мне интересными, и читала их.
Вот так открылся мне уютный Лесков:
· «Мелочи архиерейской жизни»
· «Некрещеный поп»
· «О русской иконописи»
· «Несколько слов о духоборских и других сектах»
· «Русский драматический театр в Петербурге»
· «Святочные рассказы»
· «Сибирские картинки 18 века»
· «Геральдический туман»
· «Русское тайнобрачие»
Почему я говорю, что Лесков - «уютный» автор? Уют - это ведь не столько даже удобство и комфорт, сколько ощущение родства. Чувство дома - вот что ощущаешь сильнее всего, когда читаешь Лескова: близость, родство. Русскость во всем - в языке, в характере, в сюжетах и подходах.
И только «уютному» Лескову удается через самую мелкую мелочь, анекдот и чепуху разглядеть нечто большое, космически важное, духовное - и заставить читателя задуматься об этом великом без нажима и надрыва, а как бы между делом.
Вот, например, его рассказ «Грабеж» - невероятно смешная история о том, как с одного дьякона честные люди часы и шапку сорвали, совершенно не предполагая грабить кого-то. Да только, «коли придет воровской час», то и праведник ограбит! - уверяет персонаж рассказа. Так оно и с ним и произошло.
Казалось бы, просто любопытный смешной пустячок. Но ведь это Лесков пишет! А он всюду умел находить глубину. В маленьком «пустячке» заключена большая мораль: напоминание о необходимости христианского смирения человека перед Богом, который один всем правит и распоряжается судьбами мира.
Или вот рассказ «По поводу крейцеровой сонаты» (Толстого) - небольшой рассказ-размышление, изложение случая. Из-за него надолго впадаешь в задумчивость. Оцените:
«Любить - все равно что быть предназначенной к поэзии, к праведности. На это чувство способны очень немногие. Крестьянки наши вместо слова любить употребляют слово жалеть; они не говорят: он меня любит; они говорят: он меня жалеет. Это, по-моему, гораздо лучше, и тут больше простого определения; слово любить - жалеть значит: любить в обыденном смысле. А то есть желать; говорят: мой желанный, мой милый, желанный... понимаете, желать...»
Хронист, коллекционер, энциклопедист
«Уютность» особенно эта чувствуется, когда Лесков выступает в качестве «русского коллекционера». Ведь как писатель, он был именно коллекционер. Он всегда с усердием и старательно собирал материал (то, чего современные писатели, кажется, уже вообще не делают).
Многие произведения Лескова невозможно причислить к привычным жанрам - рассказам, очеркам, новеллам: нет, это именно коллекции, собрания! Он собирал эти необыкновенные, уникальные коллекции народной русской жизни и подавал их, красиво оформленные, в художественных рамках под прозрачным стеклом своего стиля.
Что представляют из себя его «коллекции»? Безумно интересные рассказы о действительно русских «мелочах» - особенностях русской культуры, народных привычках, пристрастиях, верованиях, суевериях и свойствах. Каких только необыкновенных историй, анекдотов, заметок не обнаружишь у Лескова! Николаю Семеновичу было интересно все, ему до всего было дело.
Кому бы еще в те годы могло прийти в голову поисследовать истории русских фамилий? Да с каким вкусом, увлеченностью и тщательно! «Геральдический туман» - уникальное, исключительно интересное и забавное исследование.
Оказывается, многие фамилии на Руси «переправляли».
«Народ …переправляет фамилии господ, но делает это без претензий, а по своему "ладу и складу". Из Шениг он делает Шелих, из Рибопьер у него выходит или Любоперт, или Рыбопляс, а иных иностранных прозвищ мужик и совсем не решается произносить; такова, например, для него фамилия Пистолькорс. Но другие и иностранные фамилии нравятся. Так, например, в Орловской гимназии во время моего детства был инспектор из иностранцев Шопин, и по дворянству эта фамилия всем совершенно не нравилась до того, что даже кто-то куда-то писал об этом, а со стороны господ офицеров квартировавшего тогда в Орле Елисаветградского гусарского полка "были вольности", но добрые орловские мужички находили эту фамилию прекрасною.
- Простая, - говорили, - и сразу вспомнишь.
Слово иностранное, но пришло по вкусу и по сердцу.
Потомок этого Шопина сделал поправку и стал писаться "Шорин"».
Фамилии переправлялись, чтобы звучали понятнее, либо аристократичнее. Таких людей, с переправленными фамилиями, Лесков метко называл «подшлифованными».
«Один подшлифованный человек, получивший себе в сладостный дар фамилию "Перестанкин", ободрясь успехами в жизни, ощутил слабость к аристократизму и стал считать свою фамилию очень именитою. Он родословие вывел и говорил: "У нас только герольд в коробье сопрел, а то наш род выше среднего»…
Каково в действительности происхождение фамилии «Перестанкин», я тут писать не буду - пусть будет сюрпризом, когда прочтете у Лескова. Наверняка удивитесь. Как и сам Лесков в свое время.
Из рассказа «Привидения в Инженерном замке» читатели могут узнать много интересного о жизни петербургских кадетов - во всех самых любопытных подробностях.
Много «коллекций» сложил Лесков о жизни священников: «Мелочи архиерейской жизни» - об орловских, а «Печерские антики» - о малороссийских служителях церкви.
Писатель много лет провел в Киеве, жил (еще в юности) у своего дяди, и учился там. Так что все, что касается истории Малороссии, казачества, привычек и характера укр*аинского, он тоже очень хорошо изучил и знал.
В художественном исследовании («коллекции») «Старинные психопаты» он со вкусом излагает излюбленные народные анекдоты о персонажах, которые существуют в первую очередь в народной памяти - то ли оттого, что они и взаправду исторические лица, то ли потому, что легенды о них были придуманы в народной среде.
В любом случае все они отражают характер народа, их породившего.
В наше время, когда вся русская историческая память, вся историческая культурная среда России подвергается искажениям и искривлениям - самое время читать Лескова, чтобы восстановить истину и справедливость.
Кстати говоря, многие сейчас могут удивиться, наткнувшись в собрании сочинений Лескова на его рассказ под названием «Последняя встреча и последняя разлука с Шевченко».
Тарас Шевченко, дневники которого и большая часть произведений, написаны на русском, умер, как известно, в Петербурге. И вот что русский писатель Лесков писал о его кончине:
«Давно ли Россия схоронила Хомякова, Аксакова - и вот опять новая могила. Не стало еще одного человека, целую жизнь думавшего честную думу и умершего накануне дня освобождения 23 миллионов* (* -Лесков имеет в виду крепостных), между которыми до сих пор оставались родные и близкие сердцу поэта.
Но как поэтическая деятельность Шевченко останется в числе лучших страниц малороссийской словесности, так и самый день его погребения навсегда останется знаменательным в истории украинской письменности и гражданственности… Малороссийское слово приобрело право гражданства, раздавшись впервые в форме ораторской речи над гробом Шевченко. Из девяти напутствований, сказанных над могилою поэта, шесть были произнесены на малороссийском языке. Из остальных трех речей две были произнесены по-русски и одна по-польски, как бы в значение общего горя славян, пришедших отдать последний долг малороссийскому поэту-страдальцу».
Вот еще одна причина забыть писателя Лескова. Правдивый летописец, хронист и хранитель русского языка, истории и быта - он сейчас неудобен и потомкам.
источник