Пятница, ув. друзья, у нас продолжается сентябрьская суперсерия «Собеседников Вечности», и в студии сразу два ув. Собеседника Вечности - ув. Виктория и ув. Александр Смоленский - с вопросами о том, какие бездны мы в себе таим.
Ув. Виктория:
«Здравствуйте, Ув. Виктор.
Насколько я знаю, человек зачастую, если не всегда, стремится походить на кого-либо из своих сородичей, принимаемых им за те или иные заслуги, вопреки одной из заповедей, в качестве кумира, причем это может быть кто угодно, от Иисуса Христа до старшего брата или сестры. Таких кумиров может быть и несколько (оно и понятно, не может один человек быть хорош во всём), но возникает вопрос, можно ли стать кумиром для самого себя? И если можно, то как это сделать и к чему это может привести? Были ли у вас ранее статьи на подобную тему?»
Ув. Александр:
«Здравствуйте, Виктор Григорьевич.
Где Бог в Вашей картине мира, той в центре которой лежит субъективная популяционная ценность (СПЦ)?
На том примитивном уровне, на котором я способен понять, СПЦ эволюционировала социально, но имеет биологические корни. Через пару стадий опрощения она сводится к тому, что я просто хочу уестествить какую-нибудь барышню, желательно с большими и опрятными жировыми мешочками в районе грудной клетки, после чего закусить чем-нибудь жырненьким и сладеньким. А дальше понятно: намылить, смыть, повторить.
Во-первых, да! Определенно точно хочу. Но кажется, во мне есть что-то еще. И вряд ли Господин Миров удовлетворится даже местом председателя на Совете Благочиствых, постоянно выставляющих мне оценки. Что, собственно, и есть вечный двигатель СПЦ.
Кстати, другое наше все, Виктор Олегович называл это самое внутренним парткомом (уверен тоже где-то утащил) и в одном из первых заходов на цель посекундно описывал работу ума, генерирующего и Совет со всеми его внутренними назначенцами и СПЦ в целом.
Результат всей этой работы уже в другом, не менее остроумном романе, тот же классик яростно обличал и называл, кажется, «контекстом безмерного ротожопия». После чего звал на достаточно душный для наших прохладных широт путь.
Прошу прощения, но в предыдущих текстах Вы, вроде бы, давали понять, что Вы христианин и, вероятно, не одной из кафолических деноминаций. Если это так, то вопрос вдвойне актуален, а если нет, то краткий ответ «бога нет» меня вполне устроит.
П. С. На вопрос, что же это такое в тебе или хотя бы других, более достойных, есть, помимо вечного зова, у меня нет хорошего ответа. Разве, вера в то что кто-то ко мне просто милостив вне зависимости от оценок которые я себе выставляю. И вот еще надежда, что кто-то меня также просто любит».
Я позволил себе объединить вопросы ув. Собеседников, поскольку оба они посвящены захватывающему многовековому спору о том, из чего мы сделаны и как устроены.
Здесь стоит сказать сверкающую банальность: мы не знаем, как мы устроены. Мы не знаем даже, что мы такое вообще.
Наше сознание - это не сам мозг, а феномен, проявляющийся в нём. Мозг при этом может быть большим и маленьким, здоровым и воспалённым. Время от времени в таблоидах публикуют фото граждан с повреждёнными головами, из которых очевидно отсутствие у них большей части мозга вообще - и тем не менее статьи под ними сообщают, что эти анацефалы попались на кредитном мошенничестве или прожили 54 года, работая продавцами. Очевидно, сознанию удаётся порой ютиться в самых неисправных на вид обителях.
Я написал выше, что сознание «проявляется» в мозгу, а не «производится» мозгом - и сделал это специально. Ведь сознание у нас есть с первых минут жизни, когда наш мозг ещё неразвит, а сами мы безымянны и не знаем ни одного понятия, включая понятие «Я». Любители нейропопа время от времени рассказывают нам о том, как наше сознание формируется годами вместе с неокортексом и другими внушающими трепет словами - но, как представляется, нейропоп на деле описывает не само сознание, а лишь его способы взаимодействия с миром, сводимые к общим явлениям «восприятие» и «мышление».
Но само сознание очевидно отлично и от восприятия, и от мышления. Наш мозг регулярно, порой до нескольких раз за ночь, устраивает нашему сознанию довольно любопытные миры, в которых всё не как в нашем мире: автор этих взволнованных строк на днях летал над осенним парком, ловя ветер чем-то вроде большого синего фрисби - и в мире того сновидения не было ничего общего с тем, чем автор занят по жизни. Но сознание (даже серьёзного на вид немолодого философа) во сне с поразительной легкостью принимает любые игры обстоятельств, любое нарушение обычной логики событий и изменение физических законов. Это само по себе заставляет подозревать, что мышление и восприятие для сознания вторичны.
Если угодно, наше мышление с восприятием есть непрерывно изменяющаяся картина, а наше сознание - наблюдающий и одновременно рисующий её (зачастую в соавторстве) художник. И если о картине мы можем рассуждать как об объекте, то о художнике едва ли: он субъект по определению. Ведь он неуловим - все его предполагаемые проявления есть проявления на картине.
Мы можем, разумеется, объявить сознание просто оптическим эффектом, возникающим на стыке физиологической машины с биохимическим процессом. Мы имеем на это право - как и на вообще любую концепцию. Но она обречена остаться концепцией, поскольку само сознание по-прежнему неуловимо.
Мы, грубо говоря, не можем взглянуть на само это сознание - а только на оставляемые им в восприятии следы.
Идея о том, что сознание есть продукт тела, наверняка стара как само мышление: Эпикур - только один из самых ранних известных нам мыслителей, сформулировавших её. Но мы можем быть уверены в том, что эта концептуальная идея сегодня обоснована точно так же, как и две с половиной тысячи лет назад. Как и тогда, главным аргументом её является тот факт, что мёртвые не проявляют признаков сознательной жизни, а если огреть человека по голове чем-нибудь достаточно тяжёлым, он может вырубиться совсем или сойти с ума.
С тем же основанием мы можем заявить, разобрав смартфон, что нашего друга Василия не существует, что он был мимолётным порождением аппарата: ведь внутри телефона не оказалось никакого крошки Василия, да и голос его после уничтожения машины умолк.
Мы, разумеется, знаем, что Василий существует, потому что видели его вживую: но заявлять, что чего-то не существует просто потому, что мы этого не видели, немного чересчур смело.
Кстати, с Богом в своё время поступали так же. Ув. друзья постарше, вероятно, помнят пассаж из поэмы В. В. Маяковского, где юные лётчики, возвратившись на землю, рапортуют:
- Осмотрели небо изнутри и наружно: никаких богов, ни ангелов не обнаружено.
Таким образом, вопрос о сознании представляется неразрешимым. Мы можем лишь сказать с уверенностью, что оно взаимодействует с физическим миром через восприятие, мышление и действие.
И вот собственно на этой грани, между невидимым и неуловимым субъектом нашего ума и физическим миром объектов, живёт наша психика.
И именно на данной грани, в психике, автор этих взволнованных строк расположил сущности под названием «субъективная популяционная ценность» и «внутреннее жюри».
Они не описывают устройство нашей души. Они описывают лишь один из механизмов нашего поведения по жизни - а конкретно поведения, имеющего социальное измерение, явное или скрытое.
Мы глубоко разнообразны, как мы знаем. Мы таим в себе, в зависимости от предмета, которым занимаемся, пару мудрецов и толпу дебилов, а то и просто животных. Считающийся заметным мыслителем XX века лысый философ Фуко снимал 12-летних тунисских мальчиков, чтобы оприходовать их на кладбище. Один из прекрасных популяризаторов христианства, чья умная книга стоит у меня на полке, недавно вляпался в дурацкий скандал с каким-то юным послушником. Я не упущу случая повторить, что известную фразу «95% людей идиоты» следует понимать как «95% каждого человека - идиот», а настоящий мудрец просто знает об этом и не ходит туда, где он глуп, стараясь вместо этого повысить свою пятипроцентную мудрость до головокружительных 7-8%.
Так вот.
Ув. Александр спрашивает: «Где Бог в Вашей картине мира, той, в центре которой лежит субъективная популяционная ценность?»
В центре моей картины мира не лежит субъективная популяционная ценность. Она лежит лишь в центре того описания наших явно социальных (и криптосоциальных) действий, которое я предлагаю на данном проекте.
Мир же, в котором обитает наше сознание - куда более огромен, загадочен и разнообразен, чем социалочка. Мы не можем в действительности свести все побуждения человека к «трахнуть что-нибудь свеженькое и хрустящее, запив хмельной газировкой и услышать за это аплодисменты». Это будет глупой редукцией. В нас, конечно, присутствуют эти желания - но мы прекрасно знаем, что ими мы не исчерпываемся.
Я
писал пару недель назад, что человек отличается от животных неустранимым осознанием таинственности своего существования.
И чувство Бога, имеющееся у значительной части землян - может быть описано как выражение общения с этой фундаментальной тайной.
Это общение в смысле доказуемости так же неуловимо, как и само сознание. Что поделать: существуют вещи, не подлежащие уловлению нашей логикой. Витражам Ахенского собора, «Троице» Рублёва, стамбульской Голубой мечети и «Утру» Грига тоже можно отказать во всяком присутствии Бога, но в таком случае я желаю удачи тем, кто будет сводить их к «пожрать, потрахаться и повыпендриваться».
«Место Бога» как выражения фундаментальной тайны бытия в известном смысле находится везде, где мы можем Его увидеть. Если же мы ничего такого не видим, то «бога нет». Это (и здесь уже как раз можно включить логику) означает одно из двух:
1) Мы видим и понимаем всё насквозь, нас не проведёшь и мы установили, что Бог есть такая же иллюзия, как и так называемое сознание.
2) Мы столь безнадёжно глупы и самонадеянны, что принимаем известное нам за полноту знаний, а собственный способ познания - за совершенный.
…А теперь к вопросу ув. Виктории:
«Можно ли стать кумиром для самого себя? И если можно, то как это сделать и к чему это может привести?»
Кумир - это в базовом значении идол. То есть предмет, с точки зрения архаического сознания являвшийся физическим выражением чего-то сверхфизического, воздействующего на мир и на нас, известного под собирательным названием «боги/духи». Я читал, что в самой архаической древности кумиры не имели антропоморфных черт: Аполлону запросто могли поклоняться в образе рассечённого молнией полена, Солнцу - в образе бесформенного чёрного метеорита, Юпитеру - в образе воткнутого в землю копья. Нам это трудно понять, нас не так учили - но всё это было, и всё это было тысячелетиями.
Кумир в современном, травоядно-глуповатом значении - это некто, наделяемый нами чертами, которые нас восхищают и которыми мы, возможно, хотим обладать. То есть это примерно то, что именуется «ролевой моделью», только эмоционально заряженное до самообмана (с кумиром мы, осознанно или не очень, вступаем в парасоциальные отношения - то есть в отношения, о которых сам несчастный не подозревает).
В этом современном смысле «стать кумиром для самого себя», конечно, можно - если мы присваиваем себе черты, которыми очень хотели бы обладать. Если не ошибаюсь, у оккультистов есть даже специальная технология по превращению себя в божество (фундаментальная формула звучит типа «да свершится воля моя, таков да будет весь закон»). Но перед тем, как окунаться в изучение соответствующих мануалов, я бы крайне рекомендовал ознакомиться с биографиями их авторов и подумать, что же у них пошло не так.
У меня есть личная версия, согласно которой пределы человеческой воли сильно ограничены человеческим же целеполаганием - и поэтому с каждым самопоклонником неизбежно отыгрывается та же шутка, что и с героем подзабытой комедии «Ослеплённый желаниями / Bedazzled»: он, запертый в себе, получает в рещультате исполнения своей воли не больше того, чего желает. И это неизменно оказывается не тем, что ему на самом деле нужно.
Это последнее, кстати, может служить косвенным доказательством того, что принимать своё мышление за себя - большая ошибка.
Marahovsky