Капитан Сорвиголова: Александр Фигнер против Наполеона
Среди русских партизан 1812 года Александр Самойлович Фигнер - самая противоречивая фигура. Безумно храбрый, находчивый, обаятельный, словно сошедший со страниц авантюрного романа, он вызывал обожание - и одновременно антипатию своим хлещущим через край самолюбием и жестокостью. Он успел стать живой легендой, заслужить личное неудовольствие Наполеона - и это все сумел человек, погибший в 26 лет.
Классическое изображение нашего героя
Предки Фигнера приехали в Россию в XVIII веке, и первым в роду русских подданным был дед будущего партизана. Отец нашего героя, Самуил Фигнер, выйдя в отставку с военной службы, сделал отличную карьеру на гражданских должностях, управляя стеклянными и фарфоровыми заводами. В итоге Фигнер-старший стал вице-губернатором Псковщины и получил потомственное дворянство. Однако отношения с маленьким Александром у Фигнера-старшего не сложились. Отец подвергал отпрыска телесным наказаниям, даже когда тот уже был офицером, а затем юнца определили во 2-й кадетский корпус, где обычно обучались дети дворян победнее. Возможно, из-за этого подросток рос мрачным и приобрел репутацию человека со странностями.
Впрочем, странности странностями, а учился кадет неплохо. Особую склонность он демонстрировал к языкам - французским и немецким (позднее - еще и итальянским и польским) Фигнер владел сверх всяких похвал.
Знанием французского тогда было никого не удивить, но Александр схватывал нюансы на лету и мог выдать себя за носителя языка даже в обществе «соотечественников». Более того, он виртуозно имитировал диалекты, мгновенно переключаясь из «пруссака» в «миланца» и обратно.
В 1805 году его прикомандировали к эскадре, воевавшей в Средиземном море. Фигнер служил на Корфу при военном губернаторе. По возвращении оттуда Фигнер отправился служить на очередную войну против Турции. Там он впервые отличился в бою. Во время осады крепости Рущук он ночью измерил размеры крепостного рва, а затем участвовал в тяжелейшем штурме этого же укрепления. Там он получил тяжелую рану и Георгиевский крест. По меркам эпохи это было хорошо, но не удивительно. И тут грянула война 1812 года. Фигнер ушел по специальности - в артиллерию.
Впервые Фигнер показал себя в арьергардном бою у Валутиной горы, вскоре после отхода у Смоленска. Одна из пушек, которой командовал его сослуживец Радожицкий, застряла в грязи. Французы обратили в бегство пехоту и чуть было ее не захватили. Фигнер с пистолетом и саблей полез вперед, собрал полтора десятка беглецов, с которыми притаился в кустарнике. Как только французы приблизились, русские выпрыгнули из кустов как черти из табакерки, а сам Фигнер подбежал к командиру противника, обезоружил, взял за грудки и грозил убить. Как выразился Радожицкий, «офицер спардонился, а шассёры его показали затылки». После этого Фигнер поволок растерянного офицера за шиворот прямо к генералу Барклаю де Толли, который находился неподалеку. Тот сразу же произвел молодого офицера в капитаны.
При Бородине батарея Фигнера осталась в стороне от всех значимых событий. Однако во время отхода от Москвы офицер-артиллерист нашел себе занятие по душе. Племянник Фигнера позднее вспоминал, что «властолюбие и жажда чего-то необыкновенного были главными двигателями всех его действий» - и теперь он смог удовлетворить обе страсти.
Армия Наполеона, уходя все дальше в глубину России, попала в неочевидную поначалу ловушку. Коммуникации растянулись. Чтобы доставить к войскам провиант, порох и все прочие необходимые предметы, требовалось преодолеть сотни километров по скверным дорогам. Поэтому Главной квартире пришла логичная идея - воздействовать на коммуникации летучими отрядами и поставить французов в еще более невыгодное положение. Знаменитая фраза Кутузова из романа «Война и мир» «Будут они у меня лошадиное мясо есть!», возможно, и не произносилась в реальности, но желаемый эффект был именно таким. Всенародно известный Денис Давыдов только самый знаменитый из полутора или двух десятков отрядов, набросившихся на коммуникации противника. Чаще всего ядром партизанского отряда была регулярная кавалерия, усиленная казачьими частями, и хрестоматийные мужики с картины «Не замай!» выполняли сугубо вспомогательные функции. Крестьянские отряды занимались охраной своих волостей и ловлей мародеров, партизаны же в узком смысле вели террор на коммуникациях, диверсионную войну.
Именно такой отряд решил возглавить Фигнер. При оставлении Москвы он по приказу командования спалил пороховой склад, но сразу в главную армию не вернулся.
Он переоделся крестьянином и попытался… убить Наполеона.
Императора хорошо охраняли. «Старые ворчуны» гвардии не пропустили подозрительно выглядящего «мужика», так что он чуть не погиб сам. Часовой у Спасской башни двинул Фигнера в грудь прикладом, а затем ему учинили допрос, для чего он так стремится в Кремль. Однако функции разведчика Фигнер выполнял блестяще. Исполняя роль туповатого крестьянина, диверсант прислуживал офицерам и внимательно слушал, о чем говорят у костров. Благо всеми основными языками многонациональной Великой армии он владел в совершенстве. После этих приключений Фигнер вернулся в ставку в Тарутино. Возвращение выглядело своеобразно: он вызвался под личиной крестьянина послужить проводником французским вестовым, которых привел на казачий пикет. Успех разведки и личная благосклонность к Фигнеру Алексея Ермолова, возглавлявшего штаб, предопределил дальнейшее: Фигнеру велели скомплектовать свой отряд.
Фигнер отличался своеобразным подходом к кадровому вопросу. К небольшому регулярному ядру он присоединил многочисленных дезертиров и мародеров, которых вдохновил обещаниями добычи. Этих полубандитов он быстро превратил в слаженную и боеспособную боевую единицу к немалому удивлению сослуживцев.
Удивительно, насколько быстро он умел найти общий язык с самыми разными людьми - «золотая рота» подчинялась ему беспрекословно, вчерашние бандиты блестяще выполняли приказы. Более того, он даже включил в отряд нескольких пленных. Кроме солдат и дезертиров, Фигнер активно привлекал к малой войне крестьян и добивался того, чтобы его разношерстное войско действовало как одна рука. Ермолов острил по этому поводу, что, когда бойцы Фигнера возвращались с вылазок, то из-за этой «разноцветной шайки» штаб напоминал «вертеп разбойников».
Там вообще в его отряде колоритного народу хватало. Скажем, однажды корнет Федор Орлов решил покончить с собой. Он зарядил пистолет, поднес к виску, все как положено. Пистолет разорвался, Орлов отделался шрамом. После этого он раздумал самоубиваться и ушел на войну с Наполеоном. Там он и присоединился к партизанскому отряду Фигнера, и участвовал среди прочего в жутковатой истории - нападении на мельницу, которую сожгли вместе с мукой и французами внутри. Орлов пережил войну и умер 23 года спустя своей смертью. Так что если надумали стреляться - не надо; вдруг жизнь готовит вам что-то поинтереснее, и вам предстоит, скажем, сжечь кого-нибудь живьем.
Заметим, к слову, что партизаны стали всеобщими героями далеко не сразу. Кое-кто считал, что должность партизанского командира - это унижение. Фигнер же пошел дальше всех. Денис Давыдов - главный соперник Фигнера по славе и успехам на партизанском поприще - настаивал, что партизанский лидер - это офицер регулярной армии в специфических условиях, и все законы и обычаи войны распространяются на него. Большинство командиров придерживались схожего мнения. Однако Фигнер полагал, что на такой войне правил быть не может, и партизанский командир должен использовать любые средства, включая не самые почтенные. Петр Граббе, сам партизан, вообще в сердцах заметил, что Фигнер скорее разбойничий атаман.
Однако результат «разноцветная шайка» давала блестящий. Сперва Фигнер просто «проказничал по ночам» со своими «разнокалиберными удальцами», нападая на аванпосты. А вскоре он выработал свой уникальный стиль. Главной ударной силой Фигнер сделал собственную персону. Типичная диверсия выглядела следующим образом: Фигнер приезжает на аванпосты, распекает караульных за невнимательность и сообщает, что там, где сроду никого не было, стоит сильный русский отряд, зато он знает безопасную дорогу. Само собой, дозор или обоз, отправившийся «безопасным» путем, въезжал прямиком в засаду. Правда, в одной из первых вылазок он едва не погиб самым курьезным образом. Французский мундир сидел как влитой, партизан играл свою роль блестяще, но на чепраке лошади сияла литера «А» - «Александр». Поразительно, но когда собеседники обратили на это внимание, Фигнер сумел отбояриться тем, что он, дескать, поляк - в армии Наполеона имелись польские полки - и в итоге уболтал французов.
Этот стиль диверсий быстро сделал Фигнера исключительно популярным, причем прославлявшие его люди даже не всегда твердо знали его фамилию. В письмах значился и как «Капитан Финкен», и как «капитан Вагнер».
Минутка любования. Это из комикса "Долохов" по моему сценарию; прототип главного героя - Фигнер. Сам он по центру - во французской униформе.
Такие акции, разумеется, требовали тщательной подготовки. За Фигнером ездил специально назначенный казак, «гардеробмейстер», со множеством мундиров. Однако, само собой, залогом успехов был не только удачный маскарад. Отряд Фигнера действовал исключительно дерзко и вел бой грамотно и организованно. Характерна ремарка одного из его офицеров по поводу еще одного легендарного партизана, Сеславина: «Хотя Сеславина, пока тут посидели, мы полюбили, но мы, фигнерцы, на сеславинцев смотрели очень свысока, как великаны на пигмеев».
Отважный капитан сам сделал многое для своей славы. Он был чрезвычайно честолюбив и не упускал случая расписать свои подвиги. Ему же принадлежит байка о якобы назначении Наполеоном награды за его голову: кроме слов самого Фигнера этому слуху нет подтверждений. Отправляясь в рейд, он никогда не забывал сказать несколько патетических слов и произнести страшную клятву.
Впрочем, ему было что приукрашивать: на пике активности отряд приводил целые партии пленных каждый день. Один из отрядов он разоружил буквально на виду у крупных сил противника.
Именно с этим этапом, малой войной осени 1812 года, связана самая мрачная страница одиссеи Фигнера. Его чрезвычайную жестокость к пленным отмечали очень многие. Особенно выводили из себя его эскапады Давыдова. Денис Васильевич с негодованием писал: «Когда Фигнер входил в чувства, а чувства его состояли единственно в честолюбии и самолюбии, тогда в нем открывалось что-то сатаническое… когда, ставя рядом до ста человек пленных, он своей рукой убивал их из пистолета одного после другого».
Судя по мемуарам других участников войны, Фигнер действительно и рубил, и вешал, и расстреливал пленных. «Развешал их по соснам, как ветчину на солнце», - описывал одну из таких историй офицер его отряда Бискупский - в целом, кстати, симпатизировавший своему командиру. Сам Фигнер, к слову, признавал эту черту характера, и как-то обмолвился о Сеславине: «Он достойнее меня, на нем нет столько крови», однако его отношение к неприятелю исчерпывалось тезисом «Все французские собаки должны умереть».
При этом он проводил сегрегацию пленных: хуже всего приходилось «природным» французам и полякам, но к немцам, голландцам и итальянцам он относился великодушно и даже помогал деньгами, чтобы облегчить жизнь в плену. Причины этой дикой ненависти к французам так и остались неизвестны. Бискупский подозревал, что тому есть какие-то личные резоны, но Фигнер «уклонялся молчанием». Офицер мог только строить догадки в мемуарах: «Я и сегодня помню свою подозрительную тогда мысль. Странно, подумал я. Отчего бы не сказать этой причины. Быть может один какой-нибудь француз в России, не в войне где-нибудь жестоко оскорбил его или его семейство, из родных близкого или близкую, до такой степени, что он готов всех вырезать в отмщение».
Как бы то ни было, война продолжалась. Одной из самых знаменитых акций Фигнера стало уничтожение - совместно с отрядами Давыдова, Сеславина и Орлова-Денисова - бригады генерала Ожеро в селе Ляхово. «Звездная команда» русских партизан блокировала бригаду в селе и после многочасового боя заставила сложить оружие. Фигнер сыграл типичную для себя роль в этой истории. Поздно вечером он явился на переговоры к Ожеро и убедил, что надежды на спасение нет, вокруг многочисленная русская армия, и в интересах самого генерала поскорее сдаться. Ожеро вполне мог продержаться хотя бы до утра, но Фигнер действительно умел обаять и убедить даже генерала. Поскольку Фигнер командовал только одним из участвовавших в операции отрядов, с пленными все было в порядке. Сам же он выразился по поводу противника без особого пиетета: «Эти откормленные трусы сдались почти без выстрела».
Именно капитана отправили с сообщением об этой победе к императору. Фигнер воспользовался этой оказией занятным образом. Его тесть, псковский губернатор Бибиков, попался на растрате, и мать Фигнера протестовала против брака с девушкой из семьи, пользующейся скверной репутацией. Фигнер женился без благословения родителей, но теперь попросил помиловать старика. Александр I выслушал просьбу с кислой миной, но чего не сделаешь для героя - Бибикова отпустили, а Фигнер уехал уже подполковником. Кстати, Фигнеру было ради чего бороться. Жена, Ольга Бибикова, любила его до безумия. После его смерти она никогда уже не выйдет замуж и будет носить на груди его аксельбант.
В Главную квартиру он вернулся уже за рубежом. Шел Заграничный поход русской армии.
Самое поразительное приключение Фигнера произошло в 1813 году в осажденном русскими Данциге. Наш герой решил проникнуть в город и поднять восстание против французов. Здесь его поджидало полное фиаско. Сначала все шло хорошо. Он переоделся итальянцем и заявился в город, утверждая, что его ограбили казаки. Контрразведка в городе работала как надо: Фигнера проверили при помощи настоящего миланца, нашедшегося в городе. Здесь ему пригодился весь артистизм и талант к языкам: Фигнер бывал в Милане до войны, представлял себе город и сумел убедить «земляка» в своей подлинности. В итоге комендант города генерал Рапп, поначалу посадивший «итальянца» под замок, расслабился, а потом и вовсе уверился в самых дружеских чувствах мнимого купца.
Однако внутри оказался сильный гарнизон, а полиция несла службу четко. У горожан никакого энтузиазма его тайные планы не вызвали. Фигнер решил выбраться из города и для этого нашел удивительный способ. Он явился к Раппу и произнес прочувствованную бонапартистскую речь. Рапп растрогался, а Фигнер сумел убедить француза, что готов исполнить любое опаснейшее поручение. В результате, как ни поразительно, Фигнера послали с депешами к Наполеону, которые он, разумеется, сдал русским, покинув город. Восстания он поднять не смог, но подробно описал численность и боеспособность гарнизона, так что эта дерзкая выходка не осталась бессмысленной. За шпионскую операцию в Данциге Фигнера произвели в полковники и оставили при Главной квартире.
Осада Данцига
Однако неистощимый на выдумку партизан и диверсант наконец пришел к замыслу, на котором свернул себе шею. Фигнер носился с идеей создать отряд из итальянцев, чтобы вырвать из рук Наполеона Апеннины. Сам он хотел ни много ни мало - стать вице-королем страны. Затем Фигнер обратился к похожим планам в отношении Вестфалии - крупного германского княжества. Партизан мечтал о короне. Королевств в тогдашней Европе было много, а Наполеон рассажал на троны своих родственников, и прославленный диверсант был уверен, что неплохо справится с управлением каким-нибудь собственным доменом в Италии или Германии.
Даже недолюбливавший Фигнера Давыдов отдавал дань масштабу задумки. Увы, но авантюра в Данциге ничему не научила партизана-притворщика. Фигнер на всех парах рванулся к миражу. Амбиции уже напрямую начали сказываться на отношениях с реальностью.
В июне 1813 года Фигнеру разрешили создать подразделение из пленных испанцев и итальянцев. Получившийся отряд назвали «Легионом мести». Он состоял из 326 русских - гусар и казаков, и 270 бывших пленных в качестве пехоты. С ними он планировал взбунтовать земли Германии против Бонапарта. Он убедил в перспективности своей затеи собственное командование и в итоге решил попытаться сбросить Жерома Бонапарта, брата Наполеона, которого тот сделал королем Вестфалии. Для «Легиона» даже пошили специальную униформу.
Фигнер «в синем плаще и в медвежьей шапке, скакал на серой лошади: эмалевый образ Св. Николая Чудотворца на груди его выказывался из-под мундира до половины; рукою крепко держал он обнаженную саблю; во взорах его сверкала отважность, а на бледном лице выражалось негодование. Этот воинственно-романтический вид его запечатлелся живо в моей памяти», - писал давний товарищ и сослуживец Фигнера Радожицкий о том, как увидел партизана в последний раз.
Портрет Фигнера на 1813 год авторства Андрея Каращука
Фигнер ушел слишком далеко от основных сил, а его отряд был слишком ненадежен. Его настолько ослепил призрак вестфальского трона, что он вопреки собственным правилам не стал вести тщательную разведку. Кроме того, он сознательно оторвался от союзных прусских войск, которые могли бы помочь, но наверняка перетянули бы одеяло на себя. Вестфалию освободить должен был он сам.
11 октября 1813 года отряд Фигнера заночевал на левом - западном - берегу Эльбы. На рассвете его неожиданно атаковали крупные силы французов. Оказалось, что партизаны беспечно встали на пути многократно превосходящего отряда. Фигнер переоценил боеспособность бывших пленных: французская конница легко смяла их посты. Бой принял отряд мариупольских и белорусских гусар, они отогнали противника, но взошедшее солнце осветило многочисленную французскую армию. Шанс пробиться еще был, но итальянцы начали разбегаться и бросать оружие. Оставленный разом чуть ли не половиной отряда, Фигнер бросился в Эльбу, уже раненый. Его тела так и не нашли.
Один из самых ярких партизан 1812 года пропал без вести. Он сделал из своей жизни авантюрную легенду и умер так, как положено легендарному герою - в бою против превосходящего врага и самой реальности, не оставив ни вести, ни даже трупа.
источник
Классическое изображение нашего героя
Предки Фигнера приехали в Россию в XVIII веке, и первым в роду русских подданным был дед будущего партизана. Отец нашего героя, Самуил Фигнер, выйдя в отставку с военной службы, сделал отличную карьеру на гражданских должностях, управляя стеклянными и фарфоровыми заводами. В итоге Фигнер-старший стал вице-губернатором Псковщины и получил потомственное дворянство. Однако отношения с маленьким Александром у Фигнера-старшего не сложились. Отец подвергал отпрыска телесным наказаниям, даже когда тот уже был офицером, а затем юнца определили во 2-й кадетский корпус, где обычно обучались дети дворян победнее. Возможно, из-за этого подросток рос мрачным и приобрел репутацию человека со странностями.
Впрочем, странности странностями, а учился кадет неплохо. Особую склонность он демонстрировал к языкам - французским и немецким (позднее - еще и итальянским и польским) Фигнер владел сверх всяких похвал.
Знанием французского тогда было никого не удивить, но Александр схватывал нюансы на лету и мог выдать себя за носителя языка даже в обществе «соотечественников». Более того, он виртуозно имитировал диалекты, мгновенно переключаясь из «пруссака» в «миланца» и обратно.
В 1805 году его прикомандировали к эскадре, воевавшей в Средиземном море. Фигнер служил на Корфу при военном губернаторе. По возвращении оттуда Фигнер отправился служить на очередную войну против Турции. Там он впервые отличился в бою. Во время осады крепости Рущук он ночью измерил размеры крепостного рва, а затем участвовал в тяжелейшем штурме этого же укрепления. Там он получил тяжелую рану и Георгиевский крест. По меркам эпохи это было хорошо, но не удивительно. И тут грянула война 1812 года. Фигнер ушел по специальности - в артиллерию.
Впервые Фигнер показал себя в арьергардном бою у Валутиной горы, вскоре после отхода у Смоленска. Одна из пушек, которой командовал его сослуживец Радожицкий, застряла в грязи. Французы обратили в бегство пехоту и чуть было ее не захватили. Фигнер с пистолетом и саблей полез вперед, собрал полтора десятка беглецов, с которыми притаился в кустарнике. Как только французы приблизились, русские выпрыгнули из кустов как черти из табакерки, а сам Фигнер подбежал к командиру противника, обезоружил, взял за грудки и грозил убить. Как выразился Радожицкий, «офицер спардонился, а шассёры его показали затылки». После этого Фигнер поволок растерянного офицера за шиворот прямо к генералу Барклаю де Толли, который находился неподалеку. Тот сразу же произвел молодого офицера в капитаны.
При Бородине батарея Фигнера осталась в стороне от всех значимых событий. Однако во время отхода от Москвы офицер-артиллерист нашел себе занятие по душе. Племянник Фигнера позднее вспоминал, что «властолюбие и жажда чего-то необыкновенного были главными двигателями всех его действий» - и теперь он смог удовлетворить обе страсти.
Армия Наполеона, уходя все дальше в глубину России, попала в неочевидную поначалу ловушку. Коммуникации растянулись. Чтобы доставить к войскам провиант, порох и все прочие необходимые предметы, требовалось преодолеть сотни километров по скверным дорогам. Поэтому Главной квартире пришла логичная идея - воздействовать на коммуникации летучими отрядами и поставить французов в еще более невыгодное положение. Знаменитая фраза Кутузова из романа «Война и мир» «Будут они у меня лошадиное мясо есть!», возможно, и не произносилась в реальности, но желаемый эффект был именно таким. Всенародно известный Денис Давыдов только самый знаменитый из полутора или двух десятков отрядов, набросившихся на коммуникации противника. Чаще всего ядром партизанского отряда была регулярная кавалерия, усиленная казачьими частями, и хрестоматийные мужики с картины «Не замай!» выполняли сугубо вспомогательные функции. Крестьянские отряды занимались охраной своих волостей и ловлей мародеров, партизаны же в узком смысле вели террор на коммуникациях, диверсионную войну.
Именно такой отряд решил возглавить Фигнер. При оставлении Москвы он по приказу командования спалил пороховой склад, но сразу в главную армию не вернулся.
Он переоделся крестьянином и попытался… убить Наполеона.
Императора хорошо охраняли. «Старые ворчуны» гвардии не пропустили подозрительно выглядящего «мужика», так что он чуть не погиб сам. Часовой у Спасской башни двинул Фигнера в грудь прикладом, а затем ему учинили допрос, для чего он так стремится в Кремль. Однако функции разведчика Фигнер выполнял блестяще. Исполняя роль туповатого крестьянина, диверсант прислуживал офицерам и внимательно слушал, о чем говорят у костров. Благо всеми основными языками многонациональной Великой армии он владел в совершенстве. После этих приключений Фигнер вернулся в ставку в Тарутино. Возвращение выглядело своеобразно: он вызвался под личиной крестьянина послужить проводником французским вестовым, которых привел на казачий пикет. Успех разведки и личная благосклонность к Фигнеру Алексея Ермолова, возглавлявшего штаб, предопределил дальнейшее: Фигнеру велели скомплектовать свой отряд.
Фигнер отличался своеобразным подходом к кадровому вопросу. К небольшому регулярному ядру он присоединил многочисленных дезертиров и мародеров, которых вдохновил обещаниями добычи. Этих полубандитов он быстро превратил в слаженную и боеспособную боевую единицу к немалому удивлению сослуживцев.
Удивительно, насколько быстро он умел найти общий язык с самыми разными людьми - «золотая рота» подчинялась ему беспрекословно, вчерашние бандиты блестяще выполняли приказы. Более того, он даже включил в отряд нескольких пленных. Кроме солдат и дезертиров, Фигнер активно привлекал к малой войне крестьян и добивался того, чтобы его разношерстное войско действовало как одна рука. Ермолов острил по этому поводу, что, когда бойцы Фигнера возвращались с вылазок, то из-за этой «разноцветной шайки» штаб напоминал «вертеп разбойников».
Там вообще в его отряде колоритного народу хватало. Скажем, однажды корнет Федор Орлов решил покончить с собой. Он зарядил пистолет, поднес к виску, все как положено. Пистолет разорвался, Орлов отделался шрамом. После этого он раздумал самоубиваться и ушел на войну с Наполеоном. Там он и присоединился к партизанскому отряду Фигнера, и участвовал среди прочего в жутковатой истории - нападении на мельницу, которую сожгли вместе с мукой и французами внутри. Орлов пережил войну и умер 23 года спустя своей смертью. Так что если надумали стреляться - не надо; вдруг жизнь готовит вам что-то поинтереснее, и вам предстоит, скажем, сжечь кого-нибудь живьем.
Заметим, к слову, что партизаны стали всеобщими героями далеко не сразу. Кое-кто считал, что должность партизанского командира - это унижение. Фигнер же пошел дальше всех. Денис Давыдов - главный соперник Фигнера по славе и успехам на партизанском поприще - настаивал, что партизанский лидер - это офицер регулярной армии в специфических условиях, и все законы и обычаи войны распространяются на него. Большинство командиров придерживались схожего мнения. Однако Фигнер полагал, что на такой войне правил быть не может, и партизанский командир должен использовать любые средства, включая не самые почтенные. Петр Граббе, сам партизан, вообще в сердцах заметил, что Фигнер скорее разбойничий атаман.
Однако результат «разноцветная шайка» давала блестящий. Сперва Фигнер просто «проказничал по ночам» со своими «разнокалиберными удальцами», нападая на аванпосты. А вскоре он выработал свой уникальный стиль. Главной ударной силой Фигнер сделал собственную персону. Типичная диверсия выглядела следующим образом: Фигнер приезжает на аванпосты, распекает караульных за невнимательность и сообщает, что там, где сроду никого не было, стоит сильный русский отряд, зато он знает безопасную дорогу. Само собой, дозор или обоз, отправившийся «безопасным» путем, въезжал прямиком в засаду. Правда, в одной из первых вылазок он едва не погиб самым курьезным образом. Французский мундир сидел как влитой, партизан играл свою роль блестяще, но на чепраке лошади сияла литера «А» - «Александр». Поразительно, но когда собеседники обратили на это внимание, Фигнер сумел отбояриться тем, что он, дескать, поляк - в армии Наполеона имелись польские полки - и в итоге уболтал французов.
Этот стиль диверсий быстро сделал Фигнера исключительно популярным, причем прославлявшие его люди даже не всегда твердо знали его фамилию. В письмах значился и как «Капитан Финкен», и как «капитан Вагнер».
Минутка любования. Это из комикса "Долохов" по моему сценарию; прототип главного героя - Фигнер. Сам он по центру - во французской униформе.
Такие акции, разумеется, требовали тщательной подготовки. За Фигнером ездил специально назначенный казак, «гардеробмейстер», со множеством мундиров. Однако, само собой, залогом успехов был не только удачный маскарад. Отряд Фигнера действовал исключительно дерзко и вел бой грамотно и организованно. Характерна ремарка одного из его офицеров по поводу еще одного легендарного партизана, Сеславина: «Хотя Сеславина, пока тут посидели, мы полюбили, но мы, фигнерцы, на сеславинцев смотрели очень свысока, как великаны на пигмеев».
Отважный капитан сам сделал многое для своей славы. Он был чрезвычайно честолюбив и не упускал случая расписать свои подвиги. Ему же принадлежит байка о якобы назначении Наполеоном награды за его голову: кроме слов самого Фигнера этому слуху нет подтверждений. Отправляясь в рейд, он никогда не забывал сказать несколько патетических слов и произнести страшную клятву.
Впрочем, ему было что приукрашивать: на пике активности отряд приводил целые партии пленных каждый день. Один из отрядов он разоружил буквально на виду у крупных сил противника.
Именно с этим этапом, малой войной осени 1812 года, связана самая мрачная страница одиссеи Фигнера. Его чрезвычайную жестокость к пленным отмечали очень многие. Особенно выводили из себя его эскапады Давыдова. Денис Васильевич с негодованием писал: «Когда Фигнер входил в чувства, а чувства его состояли единственно в честолюбии и самолюбии, тогда в нем открывалось что-то сатаническое… когда, ставя рядом до ста человек пленных, он своей рукой убивал их из пистолета одного после другого».
Судя по мемуарам других участников войны, Фигнер действительно и рубил, и вешал, и расстреливал пленных. «Развешал их по соснам, как ветчину на солнце», - описывал одну из таких историй офицер его отряда Бискупский - в целом, кстати, симпатизировавший своему командиру. Сам Фигнер, к слову, признавал эту черту характера, и как-то обмолвился о Сеславине: «Он достойнее меня, на нем нет столько крови», однако его отношение к неприятелю исчерпывалось тезисом «Все французские собаки должны умереть».
При этом он проводил сегрегацию пленных: хуже всего приходилось «природным» французам и полякам, но к немцам, голландцам и итальянцам он относился великодушно и даже помогал деньгами, чтобы облегчить жизнь в плену. Причины этой дикой ненависти к французам так и остались неизвестны. Бискупский подозревал, что тому есть какие-то личные резоны, но Фигнер «уклонялся молчанием». Офицер мог только строить догадки в мемуарах: «Я и сегодня помню свою подозрительную тогда мысль. Странно, подумал я. Отчего бы не сказать этой причины. Быть может один какой-нибудь француз в России, не в войне где-нибудь жестоко оскорбил его или его семейство, из родных близкого или близкую, до такой степени, что он готов всех вырезать в отмщение».
Как бы то ни было, война продолжалась. Одной из самых знаменитых акций Фигнера стало уничтожение - совместно с отрядами Давыдова, Сеславина и Орлова-Денисова - бригады генерала Ожеро в селе Ляхово. «Звездная команда» русских партизан блокировала бригаду в селе и после многочасового боя заставила сложить оружие. Фигнер сыграл типичную для себя роль в этой истории. Поздно вечером он явился на переговоры к Ожеро и убедил, что надежды на спасение нет, вокруг многочисленная русская армия, и в интересах самого генерала поскорее сдаться. Ожеро вполне мог продержаться хотя бы до утра, но Фигнер действительно умел обаять и убедить даже генерала. Поскольку Фигнер командовал только одним из участвовавших в операции отрядов, с пленными все было в порядке. Сам же он выразился по поводу противника без особого пиетета: «Эти откормленные трусы сдались почти без выстрела».
Именно капитана отправили с сообщением об этой победе к императору. Фигнер воспользовался этой оказией занятным образом. Его тесть, псковский губернатор Бибиков, попался на растрате, и мать Фигнера протестовала против брака с девушкой из семьи, пользующейся скверной репутацией. Фигнер женился без благословения родителей, но теперь попросил помиловать старика. Александр I выслушал просьбу с кислой миной, но чего не сделаешь для героя - Бибикова отпустили, а Фигнер уехал уже подполковником. Кстати, Фигнеру было ради чего бороться. Жена, Ольга Бибикова, любила его до безумия. После его смерти она никогда уже не выйдет замуж и будет носить на груди его аксельбант.
В Главную квартиру он вернулся уже за рубежом. Шел Заграничный поход русской армии.
Самое поразительное приключение Фигнера произошло в 1813 году в осажденном русскими Данциге. Наш герой решил проникнуть в город и поднять восстание против французов. Здесь его поджидало полное фиаско. Сначала все шло хорошо. Он переоделся итальянцем и заявился в город, утверждая, что его ограбили казаки. Контрразведка в городе работала как надо: Фигнера проверили при помощи настоящего миланца, нашедшегося в городе. Здесь ему пригодился весь артистизм и талант к языкам: Фигнер бывал в Милане до войны, представлял себе город и сумел убедить «земляка» в своей подлинности. В итоге комендант города генерал Рапп, поначалу посадивший «итальянца» под замок, расслабился, а потом и вовсе уверился в самых дружеских чувствах мнимого купца.
Однако внутри оказался сильный гарнизон, а полиция несла службу четко. У горожан никакого энтузиазма его тайные планы не вызвали. Фигнер решил выбраться из города и для этого нашел удивительный способ. Он явился к Раппу и произнес прочувствованную бонапартистскую речь. Рапп растрогался, а Фигнер сумел убедить француза, что готов исполнить любое опаснейшее поручение. В результате, как ни поразительно, Фигнера послали с депешами к Наполеону, которые он, разумеется, сдал русским, покинув город. Восстания он поднять не смог, но подробно описал численность и боеспособность гарнизона, так что эта дерзкая выходка не осталась бессмысленной. За шпионскую операцию в Данциге Фигнера произвели в полковники и оставили при Главной квартире.
Осада Данцига
Однако неистощимый на выдумку партизан и диверсант наконец пришел к замыслу, на котором свернул себе шею. Фигнер носился с идеей создать отряд из итальянцев, чтобы вырвать из рук Наполеона Апеннины. Сам он хотел ни много ни мало - стать вице-королем страны. Затем Фигнер обратился к похожим планам в отношении Вестфалии - крупного германского княжества. Партизан мечтал о короне. Королевств в тогдашней Европе было много, а Наполеон рассажал на троны своих родственников, и прославленный диверсант был уверен, что неплохо справится с управлением каким-нибудь собственным доменом в Италии или Германии.
Даже недолюбливавший Фигнера Давыдов отдавал дань масштабу задумки. Увы, но авантюра в Данциге ничему не научила партизана-притворщика. Фигнер на всех парах рванулся к миражу. Амбиции уже напрямую начали сказываться на отношениях с реальностью.
В июне 1813 года Фигнеру разрешили создать подразделение из пленных испанцев и итальянцев. Получившийся отряд назвали «Легионом мести». Он состоял из 326 русских - гусар и казаков, и 270 бывших пленных в качестве пехоты. С ними он планировал взбунтовать земли Германии против Бонапарта. Он убедил в перспективности своей затеи собственное командование и в итоге решил попытаться сбросить Жерома Бонапарта, брата Наполеона, которого тот сделал королем Вестфалии. Для «Легиона» даже пошили специальную униформу.
Фигнер «в синем плаще и в медвежьей шапке, скакал на серой лошади: эмалевый образ Св. Николая Чудотворца на груди его выказывался из-под мундира до половины; рукою крепко держал он обнаженную саблю; во взорах его сверкала отважность, а на бледном лице выражалось негодование. Этот воинственно-романтический вид его запечатлелся живо в моей памяти», - писал давний товарищ и сослуживец Фигнера Радожицкий о том, как увидел партизана в последний раз.
Портрет Фигнера на 1813 год авторства Андрея Каращука
Фигнер ушел слишком далеко от основных сил, а его отряд был слишком ненадежен. Его настолько ослепил призрак вестфальского трона, что он вопреки собственным правилам не стал вести тщательную разведку. Кроме того, он сознательно оторвался от союзных прусских войск, которые могли бы помочь, но наверняка перетянули бы одеяло на себя. Вестфалию освободить должен был он сам.
11 октября 1813 года отряд Фигнера заночевал на левом - западном - берегу Эльбы. На рассвете его неожиданно атаковали крупные силы французов. Оказалось, что партизаны беспечно встали на пути многократно превосходящего отряда. Фигнер переоценил боеспособность бывших пленных: французская конница легко смяла их посты. Бой принял отряд мариупольских и белорусских гусар, они отогнали противника, но взошедшее солнце осветило многочисленную французскую армию. Шанс пробиться еще был, но итальянцы начали разбегаться и бросать оружие. Оставленный разом чуть ли не половиной отряда, Фигнер бросился в Эльбу, уже раненый. Его тела так и не нашли.
Один из самых ярких партизан 1812 года пропал без вести. Он сделал из своей жизни авантюрную легенду и умер так, как положено легендарному герою - в бою против превосходящего врага и самой реальности, не оставив ни вести, ни даже трупа.
источник