Основные опорные узлы укров на нашем участке разбиты и взяты
Основные опорные узлы укров на нашем участке разбиты и взяты. Остались вот эти позиции с накопанными бесчисленными норами, в которые, как зверьки, и забились укры. Забились и ждут.
Накануне наши взяли 16-26. Значит скоро придут на 16-27. Вот они и затаились. И даже ответить артой и контратакой не могут. Потому что наши идут везде - справа, слева и на другом конце Авдеевки.
Укры, конечно, еще пытаются ходить в контратаки, но все реже и реже, все дальше и дальше от нас, там где потише, где дойти еще можно до передка. А здесь, в самом центре боев, уже давно не ходят - сил не хватает.
И в целом под Авдеевкой арта у них захлебывается - не хватает арты, чтобы закрыть все участки, задыхаются укры, явно не выдерживают длинную дистанцию. Вот и остается им хоть как-то работать то агеэсом, то минами.
А в воздухе все кружит и кружит Булат: уже кончил он на этой лесополосе два агеэса и бесчисленное количество пидорасов и продолжает кружить, продолжает искать. И сидят поэтому укры в своих норах, ждут своей крысиной смерти. И вот от этого мне жутко. Что это за война такая? Просто уничтожение по плану. Рутина. Любой крысе это понятно. Но укры все равно ждут, и когда наша пехота заходит на позицию, вылезают и стреляют.
Поэтому штурмовики, заходя на позицию, просто закидывают в каждую нору гранатку, не церемонятся, не уговаривают. Бум и все. Можно спокойно идти дальше. Хотели бы, давно сдались.
Как только мы зашли на предыдущую позицию, до которой иногда метров пятьдесят - следующая уже точно обречена. Жить хочешь - беги сдавайся. Иначе смерть. И исключений уже практически не бывает - страшная, почти 100 процентная смерть здесь у них на передовой под Авдеевкой. Выжить можно только чудом. И все равно они сидят, стреляют. Хотя, конечно, здесь я перегибаю - сдаются в последнее время часто. Но еще не все, далеко не все…
И для нас в бункере - в этом их самоубийстве никакого героизма и никакого смысла нет, глупость одна. Ведь мы прекрасно знаем, почему они умирают - потому что ненавидят нас, вот только от этого. Так ненавидят, что жить уже не могут, и это не вызывает у нас никакого уважения.
Умереть от того, что твое нутро сгнило от ненависти к москалю - это ведь еще натянуть на голову как-то надо.
Сначала год за годом старательно разжигали в себе эту ненависть, а теперь вот гибнут, не в силах отказаться от нее. Вот от этого мне тоже жутко - от того, что свою жизнь кто-то в этих норах вот так бессмысленно отдает.
Я уезжал в город уже поздним утром, когда Монах в сердцах кричал в экран на укров:
-Уебы-те оттуда к чертовой матери, погибнете же все, ведь ясно…
Ора, как раз заливал бойцов на позицию 16-27 - партию за партией, и Леонидыч сильно переживал за них, чтобы укропы не вылезли и не начали стрелять. Но пока все шло нормально…
А вернулся я уже далеко за полночь. И вновь в бункере не спали - Монах, Булат, начальник минометки Победа. Измотанный комбат Ора молча кивнул мне. Булат тоже молчал и снова крутил на экране дневную трансляцию. Среди бесчисленных окопов и нор укров я увидел лежащие два тела.
-Это наши - кивнул мне Булат - Не зачистили и вот…
На 27-ю позицию зашли без проблем, начали закрепляться. А эти двое решили проверить промежуточный рубеж в пятидесяти метрах дальше в сторону 16-28. Было относительно тихо, и решили просто проверить. Дошли, и то ли гранат не хватило, то ли просто не увидели - пропустили нору, в которой сидели укропы. В общем, расстреляли их в спину.
Я знал, что совсем молодые ребята - 90-х годов. Предыдущие три позиции взяли без потерь. А здесь вот просто бойцы проявили инициативу, и виноватых нет - все сделали правильно и по плану. Но получилось вот так.
И теперь, глубоко в ночи, ходит по бункеру хмурый Ора, а задумчивый Булат крутит раз за разом эту трансляцию, зная наизусть, где какая веточка лежит. Он знает, что у укропов даже сухпай кончился, посчитал по выброшенным упаковкам.
Я довез Монаха до его блиндажа. Где он молча жарил яичницу на сале. И заговорил только, когда провожал меня:
-А мне ведь еще завтра их хоронить…Это ведь вражеская позиция.
ВОЕНКОР МАРАТ ХАЙРУЛЛИН
Накануне наши взяли 16-26. Значит скоро придут на 16-27. Вот они и затаились. И даже ответить артой и контратакой не могут. Потому что наши идут везде - справа, слева и на другом конце Авдеевки.
Укры, конечно, еще пытаются ходить в контратаки, но все реже и реже, все дальше и дальше от нас, там где потише, где дойти еще можно до передка. А здесь, в самом центре боев, уже давно не ходят - сил не хватает.
И в целом под Авдеевкой арта у них захлебывается - не хватает арты, чтобы закрыть все участки, задыхаются укры, явно не выдерживают длинную дистанцию. Вот и остается им хоть как-то работать то агеэсом, то минами.
А в воздухе все кружит и кружит Булат: уже кончил он на этой лесополосе два агеэса и бесчисленное количество пидорасов и продолжает кружить, продолжает искать. И сидят поэтому укры в своих норах, ждут своей крысиной смерти. И вот от этого мне жутко. Что это за война такая? Просто уничтожение по плану. Рутина. Любой крысе это понятно. Но укры все равно ждут, и когда наша пехота заходит на позицию, вылезают и стреляют.
Поэтому штурмовики, заходя на позицию, просто закидывают в каждую нору гранатку, не церемонятся, не уговаривают. Бум и все. Можно спокойно идти дальше. Хотели бы, давно сдались.
Как только мы зашли на предыдущую позицию, до которой иногда метров пятьдесят - следующая уже точно обречена. Жить хочешь - беги сдавайся. Иначе смерть. И исключений уже практически не бывает - страшная, почти 100 процентная смерть здесь у них на передовой под Авдеевкой. Выжить можно только чудом. И все равно они сидят, стреляют. Хотя, конечно, здесь я перегибаю - сдаются в последнее время часто. Но еще не все, далеко не все…
И для нас в бункере - в этом их самоубийстве никакого героизма и никакого смысла нет, глупость одна. Ведь мы прекрасно знаем, почему они умирают - потому что ненавидят нас, вот только от этого. Так ненавидят, что жить уже не могут, и это не вызывает у нас никакого уважения.
Умереть от того, что твое нутро сгнило от ненависти к москалю - это ведь еще натянуть на голову как-то надо.
Сначала год за годом старательно разжигали в себе эту ненависть, а теперь вот гибнут, не в силах отказаться от нее. Вот от этого мне тоже жутко - от того, что свою жизнь кто-то в этих норах вот так бессмысленно отдает.
Я уезжал в город уже поздним утром, когда Монах в сердцах кричал в экран на укров:
-Уебы-те оттуда к чертовой матери, погибнете же все, ведь ясно…
Ора, как раз заливал бойцов на позицию 16-27 - партию за партией, и Леонидыч сильно переживал за них, чтобы укропы не вылезли и не начали стрелять. Но пока все шло нормально…
А вернулся я уже далеко за полночь. И вновь в бункере не спали - Монах, Булат, начальник минометки Победа. Измотанный комбат Ора молча кивнул мне. Булат тоже молчал и снова крутил на экране дневную трансляцию. Среди бесчисленных окопов и нор укров я увидел лежащие два тела.
-Это наши - кивнул мне Булат - Не зачистили и вот…
На 27-ю позицию зашли без проблем, начали закрепляться. А эти двое решили проверить промежуточный рубеж в пятидесяти метрах дальше в сторону 16-28. Было относительно тихо, и решили просто проверить. Дошли, и то ли гранат не хватило, то ли просто не увидели - пропустили нору, в которой сидели укропы. В общем, расстреляли их в спину.
Я знал, что совсем молодые ребята - 90-х годов. Предыдущие три позиции взяли без потерь. А здесь вот просто бойцы проявили инициативу, и виноватых нет - все сделали правильно и по плану. Но получилось вот так.
И теперь, глубоко в ночи, ходит по бункеру хмурый Ора, а задумчивый Булат крутит раз за разом эту трансляцию, зная наизусть, где какая веточка лежит. Он знает, что у укропов даже сухпай кончился, посчитал по выброшенным упаковкам.
Я довез Монаха до его блиндажа. Где он молча жарил яичницу на сале. И заговорил только, когда провожал меня:
-А мне ведь еще завтра их хоронить…Это ведь вражеская позиция.
ВОЕНКОР МАРАТ ХАЙРУЛЛИН