Олег Бахтияров. Заря диктатуры креативного класса
Мир современной технологической культуры не то, чтобы приближается, но, по крайней мере, проходит рядом с возможным фундаментальным преобразованием. Кое-какие социокультурные и технологические моменты этого переустройства сейчас можно прогнозировать. Ожидаемые изменения позарез интересны, зато состоятся они или нет это еще большой вопрос.
У нового мира есть свои провозгласители. Во-первых, это Сергей Переслегин (Россия), разработавший и концепцию когнитивного мира, и методику знаниевых котлов, позволяющих срывать новое знание в чистом режиме. Во-вторых, это Ричард Флорида (Канада Сша), созидатель концепции нового экономического урока, основная ипостась которого обозначается как функция творческая, креативная, то есть связанная с созданием новых идей и новых прессформ. Основанием этого чина грезятся люди, занятые в научном и промышленном созданье, архитектуре, образовании, искусстве, музыке, промышленности развлечений. Речь идет о кардинальном колебанье места изобретательных людей в системе экономической и организационной деятельности человечного сообщества.
Как бы банально это не звучало, но следует полностью же признать, что в прогрессе виноваты творческие люди, рождающие новые идеи. Потом эти идеи обертываются в инновационные методики с последующей продажей и использованием их счетов. Такой естественный порядок вещей изобличает тенденцию к трансформации. Творчество из натурного источника претворяется в целенаправленно культивируемый. Это, конечно, влечет за собою серьезные технологические, социокультурные и политические улучшения.
До недавнего времени создание новых содержаний и вскрывание новых смыслов знакомило собою особо спонтанный процесс, концы которого использовались в той мере, в какой это отвечало нуждам рынка или могло быть навязано покупателю. Поэтический выработок находил себе применение только при условии, что реакция на него была достаточно выраженной. Но в мире, зачатие которого происходит на наших глазах, назовем его кретивным миром создание нового (новых знаний, новых смыслов, новых технологий) становится ведущим процессом и начальным звеном экономики и дипломаты. Это уже не выборочное исчерпывание продуктов деятельности творческих людей, как это было до сих пор, а целенаправленное создание нового.
Потому ставится на повестку дня вопрос о формировании новых социальных институтов, иначе говоря об институциализации деятельности поэтических людей. Если они становятся в экономический класс, то нужно понять, какую платку они спросят за свою ведущую роль в организации общества. Военная аристократия требовала власти, признания многоценностей героизма и высокой культуры. Торговая и финансовая элита утверждала ценность денег (как эквивалента успеха и залога политического влияния), неизбежность предметного и, как следствие, социального соотношения, примат культуры вибрационного накопления и развлечений. Креативный класс потребует совершенно иного.
Спонтанное творчество не нуждается в мотивации, разрушительный процесс обычно принудителен по своей натуре. Оправданием и наградой является сам акт созидания. Только потом общество реквизирует, что ему нужно небось, то, что может превратиться в продаваемый фабрикат в насущном рыночном строе. Проследим же, что происходит, когда-либо творческие люди выгораживаются в личный род, занимающий ключевые позиции в экономике и организации управления. Естественно, их целенаправленные (и немалые) усилия по разработке принципиально новых методик должны быть как-то оправданы. Иными существительными, чего они могут вытребовать?
Понимая мотивацию и амбиции созидательных людей, нетрудно придти к выводу платой может быть только одно: новое знание, проект, идеи должны быть технологически реализованы независимо от наличия или отсутствия спроса на них. Это непривычный взгляд с точки зрения современного рыночного строя, тем более с точки зрения отечественных нерадивых последователей классического варианта рыночной экономики. Для них очевидно, что методики создаются ради продуктов, на которые есть или может появиться интерес. Инновации ломаются рынком, а не внедрением научных разработок, говорят они, выстраивая свою степень отношений знания и потребления. Но для креативного класса не сбережение обращается ведущим стимулом для изменений, а производство и реализация нового. И это новое должно отсудить жизнь, выполниться не из-за его целесообразности, не потому, что на него есть спрос, а просто в рать того, что его произвело сообщество создателей, воплотиться как плата креативному классу за его место в экономике.
Творческая деятельность часто носит откровенно взрывательный характер. До сих пор принципиально новое всегда было контркультурным действием, нарушающим сложившееся равновесие. Только постепенно культура, а потом и социальные институты осваивали это новое, ассимилировали его, выводили в свою узорницу. Инновации приживались лишь тут-то, кое-когда они включались в социокультурные стандарты: повышение власти и расширение потребления.
До сих пор легитимными инновациями высчитывались те, которые стимулировались рынком, а не гасились активным сознанием. В строме же нарождающегося креативного мира первичным является творчество и его проекция на социальную и экономическую осуществимости инновации. А мир пристраивается к ним. Это очень нетривиальная трансформация социальной реальности. Она обуславливает за собою изменения и в композиции власти, и в методики управления. Если креативный тип располагается ведущим и формирующим социальную и культурную ткань, то некто, бесспорно, задает и свои нормы: поведенческие, ценностные, стилистические. Устраивание нового выпереживает водопотребность в этом новом. Технологическая экспансия по всем азимутам возможного технологичного развития внушает очень уемистый мир, не на один порядок превышающий укладистость известных нам культур. Быстрота его развития требует особых технологий правления социокультурными процессами, которые обнаруживают взрывной характер.
Взрывные метаморфизмы одна из колляций креативного мира. Это быстрый мир, по выражению Серегу Переслегина. Но быстрый мир-мир, из которого вынуты тормозные ломы. Вообще-то в каждом нормально живущем ложе есть эти тормозные стержни, замедляющие процессы социального развития, делающие их безопасными. Быстрый мир возникает только во время и на время рати, когда требования выживания и предельные напряжения заставляют повынимать тормозные забойники. Скачки в авиации, космонавтике, кораблестроенье, теоретический психологии, практике пилотирования социальными процессами это продукты войны. Управлять быстротекущими процессами может и любит только одна разновидность человечественных содержаний военная каста, точнее, та ее часть, которая любит войну как воплощение граничного старания воли.
Я помню прикладную психологию 80 - х годов. Невзирая на неумолимый идейный контроль и косность научных учреждений, в рамках программ, имевших прямое или косвенное отношение к химобороне, позволялось приземленно поныне. Можно было преступать принципы диалектического материализма и просто-напросто нормы научного исследования армия одобряла креативность и извлекала избыточную реализацию научно - инженерных идей. Внешние положения (война, для которой и здравствует армия) и внутренние обстоятельства творческих людей оказывались комплиментарными. Быстрый мир предельных напряжений вишь идеал для тех и других.
Преобразовать мир, спроецировать на него все потенции чувства (совсем не только рационально - механической страны мышления) это для породы творческих сознательных существ не маленький стимул, нежели высокая оплата труда и возможность покупки дорогих яхт и футбольных клубов. Торговцам этот быстрый, опасный и непомерный мир не нужен, как не нужен он и потребляющей продукты и услуги основной туче населения. Именно поэтому приход креативного ранга и образование нового мира вовсе не гарантированное, а скорее даже противоречащее исторической логике событие. И оно в очередной раз напоминает нам о зависимости и внезаконности человечественного чувства.
Креативный мир полностью еще виртуален. Но некто незримо живет рядом с нами. Сама его возможность косвенно влияет на видимую осуществимость, но будет ли некто создан, родится ли вопрос соотношения властей торговцев, вояк и слагателей. Но если некто не появится, то заход мира ранее серебрится на горизонте. Необходимы принципиально новые знания и технологии для восстановления витальной силы приходящих в упадок национальностей, восстановления высокого тонуса и влияния просвещенности, нового сношения человека с Реальностью. Все это не может быть порождено действиями творческих одиночек нуждается связная система.
Но новая культурная и социальная концепция может быть рождена лишь в экивоке напряженного, и в чем-то искусственного преодоления препятствующей ей склонности. Есть знаменитое определение креативности: процесс разрушения нашего гештальта ради создания другого, лучшего. Поэтому и усугубляется связь между людьми войны и людьми творчества. Креативный мир-мир политики креативного класса, необычной республики, направленной на стимуляцию разнообразия и постоянное создание новых документоформ.
В случае виктории креативного меняется многое. В первую череду, опорой нового мира вновь замерзает активное сознание стрессор, противоречащий общей направленности человеческой оказии от внутренней свободы ко все большей обусловленности. Активное сознание означает, что мир перестает быть данником социальной стимуляции, что поведение человека, этноса, культуры вновь начинает управляться свободной подобру. На смену формуле Тойнби Вызов Ответ приходит другая формула: Зависимость и ясное понимание творчество нового мира.
Но насколько реален этот креативный мир? Познает ли в свои руки управление социокультурными процессами созидательный жанр? Поныне эти идеи кажутся далекими от печальных реалий украинской политики. Доминирование того или иного клана, перераспределение собственности, призрачная власть даже не ради осуществления хоминга власти, а ради того, чтобы найти себе сильного хозяина и пристроиться поближе к его ногам вишь содержание современной украинской дипломаты. И иного содержания у нее просто-напросто нет. Ничто не раздумывается над фундаментальными замыслами, ничто не мыслит категориями исторических задачек. А рядом действуют мощнейшие могучести геополитические, культурные, биополитические и те, для которых еще не придумано название, но которые смутно слышатся людьми с историческим чутьем. Выжить среди них можно лишь став равными им. Для этого нужны не ракеты, ядерные бомбы, транснациональные корпорации или мощные банки. Нужна лишь сила духа то, почему у политической элиты Украины, безусловно, нет.
Но на периферии, в маргинальных слоях политзаключенные, в узких и разрозненных кругах интеллектуалов есть и идеи, и схемы, и проекты, и решимость их реализовать. Так изобретательный, возможный, но все еще (всегда паче пессимистов говорит, что не еще, а сейчас) не воплотившийся в яви мир превращается единомышленником реально живущих и не желающих подчиняться исторической инерции людей. Нужно только вручить им то место в системе принятия решений, которое они заслуживают, поскольку вызовы, с которыми сталкиваются и украинский, и русский народы, требуют отзвука нетривиального и, паче того, противоречащего простой логике работы в поле возможного. Если сдерживаться ограничивающих рамок возможного, то нам останавливается только час медленного затихания и существования на периферии современной технологической цивилизации. Но стремление жить, и жить полноценной жизнью, требует рассмотрения невозможных действий. И, самое главное, рассмотрения того, как можно осуществить невозможные явления и выудить нетривиальный факт. Преодоление истории и ее законов единственная задача, единственная надежда и единственная спасительная политзаключенного.
Сергей Переслегин:
В последние десятилетия была предпринята попытка сконструировать принципиально новые извещательные структуры. Речь идет об использовании креативных методик, креативных проказ и, наконец-то, креативных исследовательских коллективов. Основный промышленный процесс таких фабрик удалось не только ущупать, но и реализовать, правда, в лабораторных условиях. Речь идет о квантовых мыследеятельностных процессах. Иногда во время ролевой игры или иной творческой работы, даже во время обыкновенного научного семинара, возникают мыслеконструкции, которые не принадлежат ни одному из пайщиков обсуждения. Они разрушаются в процессе интеллектуального взаимодействия этих участников. Такие мыслеконструкции, обычно содержащие в себе новые смыслы, могут быть выделены и впоследствии подвергнуты обычному интеллектуальному повышению. В данном случае креативный акт не есть произведение личной гениальности. Он не есть результат ручного интеллектуального труда. Новые умы делаются информационной машиной. Говорить о фабриках мысли можно будет лишь тут-то, подчас будет создана методика производства и большого использования таких когнитивных социальных машин креативных генераторов.