По делу истории
(Сообщение общего дела предков)
Мы Иваны, не помнящие родства. Более или менее достоверно знаем историю последних трёхсот лет, когда установилось письменное тиражирование документов. Всё, что старше пятисот лет - уже большей частью сказки и домыслы на основе каких-то дошедших рукописей. А что было раньше 1000 лет - того и вовсе не было, ведь не сохранилось-де никаких документов на русском языке и о русских делах. Реальность на самом деле совсем другая. На территории центральной России испокон веков, десятки и десятки тысяч лет, не уходя, осёдло жили люди, которые стали в развитии, в неоднократном изменении кровно-родственного состава, предковым субстратом, основным причиняющим началом и современного русского народа, и современного русского языка.
Давно сказано, что Россия - это страна с непредсказуемым прошлым. Однако это верно и в отношении любой другой страны и любого другого исторического прошлого. Так уж мы, люди, устроены, что рождаемся без сознания, памяти, ума, и лишь очень постепенно нарабатываем всё это. Системно начинаем помнить себя только лет с пяти, более или менее достоверно овладеваем всеми своими способностями к концу детства, а научно отдавать себе отчет многие из нас не научаются и за всю жизнь. Так что не стоит удивляться, что начала и общечеловеческой истории канули в летах забвения, а сохранившееся - превращено в спутанных клубках подлинного, искаженного и откровенно выдуманного. Всё наше знание - это колоссальная и многообразная система мифов, и каждое наше сознание - это уникальный по сочетанию параметров миф чувств, памяти, знания, сознания, предписаний и ценностей. Тот учёный, который этого не знает о знании вообще и о себе лично, на самом деле не является настоящим ученым. Он просто начётчик на доверии к прописям или авторитетам. Поэтому он и не может ни понимать, ни мыслить, ни открывать подлинного научного знания. Он вообще не способен к критической самооценке и уж тем более к критической оценке фактов.
Сначала нужно сказать об источниках, откуда почерпнуты новые сведения о прошлом. Во избежание поспешных выводов сразу заявляю, что это не вновь открытые, чудесно обретённые источники или даже внезапные откровения богов или пришельцев. В основе лежат не новости и не фантазии, а давно известное, добытое предками, многократно дедами и отцами обсуждённое содержание, правда, выверенное - обработанное по всем логико-методологическим правилам науки, восстановленное полностью и интерпретированное системно. По сути, это традиционное знание, не общеизвестное лишь по недоразумению (дурной системы нынешнего образования и нравственной и политической корысти властителей дум). При верном научном подходе, являющемся традиционным, но не общепринятым по господствующим научным предрассудкам, в этом же традиционном знании можно увидеть совершенно фантастические, но закономерные стороны общечеловеческой и русской истории.
Для специалистов сделаю короткий отчёт по описанию всех групп источников с отсылкой к тем работам, где та или иная сторона разобрана на примере, исследована вплоть до выведения и моделирования подлинного исторического источника.
1. Традиционные историографические источники, давно известные исторические памятники словесности, прочитанные более строго и как словесно-поэтические конструкции (по правилам системной поэтики, с обнаружением онтологии исторической реальности, содержащейся в памятниках), и как письменно-языковые записи (по правилам чтения текстов в конкретной предметной историко-языковой ситуации).
2. Нетрадиционные историографические источники, т.е. существующие языки как подлинные памятники, запечатлевшие в себе реальную историю, читающиеся и как целостные мировидческие конструкции с точки зрения поэтики, и как отдельные фрагментарные документы лингвистической археологии (по правилам ситуационного восстановления).
3. Традиционные историологические источники, т.е. логико-философские теории и системные построения, позволяющие логически конструировать и план содержания, и план выражения любого исторического предмета как в его целом, так и в изоляции любой его части (модели как исторического развития в целом, так и отдельных исторических событий). Собственно, до сих пор эта группа источников является основополагающей. Именно теории, как установки толкования, понимания, обработки, определяют все конкретные интерпретации как находимых артефактов, так и любых текстов. Тем более, что история на 90 % конструируется только умозрительно, как переинтерпретация толкований.
Чтение традиционных известных памятников словесности - это основная работа всей моей жизни. Большая часть связана с анализом различных словесных и языковых произведений и моделированием исторического процесса в рамках исторической поэтики произведений («Опыт философии литературы» - фрагмент см. https://inform-ag.ru/publications/248/, «Русская проза 20 в.», «Пророк в русской поэзии» - https://inform-ag.ru/publications/35/, «Русская словесность как исполнитель воскрешения» - https://inform-ag.ru/publications/16/). Частью этих работ было и рассмотрение собственно произведений мысли и конструирование схем исторического развития содержания человеческого мышления («Цена плана» - https://inform-ag.ru/publications/102/, https://inform-ag.ru/publications/104/, «Эскиз истории мировой философии»). Уже в традиционно-достоверных и общепринятых памятниках было открыто много нового и вычитаны факты, противоречащие традиционным прописям. Поэтому проверочному анализу были подвергнуты и необщепринятые источники, считающиеся недостоверными, - так называемые «Боянов гимн» и «Влескнига» («Отье чтение Бояново. О славянских словесных древностях, шифре истории и ключе письменности» - https://inform-ag.ru/publications/24/, «Зашифрованная история. Направления научного подхода к реконструкции истории и языков с помощью Влескниги» - https://inform-ag.ru/publications/14/). А перепроверка оригинальных текстов памятников в рамках стандартного компаративно-лингвистического и историографического монографического исследования («Гидроним Волга как упаковка реальной и языковой истории» - https://inform-ag.ru/publications/19/, фрагмент из неё "ѠΛГЪ-WΛΓ: Олег-Вольга = ? О ситуации сочинения древнерусских памятников" - https://inform-ag.ru/publications/93/ ) дала фактические доказательства невольной фальсификации истории, которую делают официально принятая компаративистика и историография.
Вдобавок вся эта многолетняя фактологическая работа питалась и поддерживалась тем логико-философским знанием, которое хоть прямо и не связано с конкретикой исторических процессов, но является их обобщением и познанием по сути. Так уж получилось, что я с первых дней своих научных занятий был сконцентрирован только на системно-методологических исследованиях нескольких интересующих меня предметов (мышлении, делании, словесности, языке). Все существовавшие и существующие теории (начиная с аристотелевского учения о Перводвигателе) являлись и являются сущностными историологиями. И так или иначе все они выстраивают гораздо более сложные и многоплановые модели языка, мышления, письма, чем это принято в традиционной историографии. Не нужно было знать всех историографических фактов, чтобы понимать ограниченность массового историографического подхода. Тем не менее доказывать общую теорию нужно в том числе через обнаружение в конкретных общепринятых предрассудках подлинных фактов.
Мои собственные обобщения в общей теории отражены в череде работ всей жизни с постепенной фокусировкой на все большей исторической конкретике. «Введение в логику», «Телеологика», «Что значит мыслить». Первый системный, собственно историологический очерк дан в «Поэтике истории» (см. заключение «Историологическая сборка истории» - https://inform-ag.ru/publications/186/). Обоснование, т.е. научное доказательство такого историологического подхода и восстановление полной научной традиции, произведено в «Модели историко-языковых реконструкций. Инакомысленные материалы к теории сравнительно-исторического языкознания» - https://inform-ag.ru/publications/45/. Там же был восстановлен максимальный на сегодняшний день миф истории как реальная цепь типовых событий - в «Сократной сказке истории». Наконец, правильная историологическая методика в целом намечена в статье «К чтению мифокарты русских секций ал-Идриси (Несколько методологических замечаний об историографической реконструкции местности)» - https://inform-ag.ru/publications/23/. А школьные пояснения к ней даны в комментариях к начётническому невосприятию историка М.И. Жиха «Читать нельзя чтить (О восприятии нынешних и древних слов и предметов)» - https://inform-ag.ru/publications/72/. Можно точно сказать, что все документальные поводы к научному обозрению прошлого, наблюдению подлинной истории на сегодняшний день мною вполне предъявлены.
Но кроме исторических и научных документов есть и реальные основания, подтверждающие ту же историю. Они даже без особого углубления легко просматриваются в данных и теориях антропологической эволюции, археологии, истории материальной культуры во всех её аспектах, включая технику и технологию, этологию, этнографию. Наконец, с появлением и развитием ДНК-генеалогии все естественнонаучные основания получают твёрдую почву. Реальную историю теперь можно моделировать не только по наитию и приблизительно, но вплоть до точных расчётных датировок и подлинных генетических последовательностей и персональных данных. Сложность теперь состоит не столько в наблюдении всех фактов, сколько в их системной непротиворечивой увязке. См. «Оправдание общественной химии (Извлечение естественных начал истории по реперам «молекулярной истории» ДНК)» - https://inform-ag.ru/publications/50/.
2.
Теперь можно рассказать и о том вечном и постоянном деле, которое составляет суть исторического процесса и которое с определенного момента стало главным делом наших предков. Поскольку речь об историческом процессе в целом, начать приходится с логического размышления о его технологии и умозрительной реконструкции истории. К тому же только в полном контексте в нынешней атмосфере всеобщей мелкотравчатости, бесцельности и дезориентации станет ясна грандиозность исторического дела. Само собой, приходится жертвовать полнотой и точностью деталей ради краткости и ясности общей картины.
Если осознать очевидное, то исторический процесс является способом существования, изменения и развития жизни. Жизнь как форма существования длится, и уже поэтому она невозможна вне времени. Достаточно любому живому существу жить во времени, чтобы уже пребывать в геологической истории.
Но человек тем отличается от животных, что он постепенно берёт под контроль и доводит до сознания свою собственную жизнь, чтобы устроить её по своему личному и общему намерению более разумно (удобно, безопасно, полезно, выгодно, экономно и т.д.). Целевое пребывание во времени, изменяемое существование в изменяющихся обстоятельствах составляет сущность исторической жизни. Едва существо начинает ставить себе какие-то цели и достигать их в своей жизнедеятельности (как на самых ранних стадиях, так и всегда, чтобы сохранялся его целевой вид и облик), оно тут же запускает человеческую историю, процесс исторического развития.
Поскольку жизнь, вообще говоря, появляется и строится изначально по рефлексам, какие-то элементарные цели возникают чисто инстинктивно и закрепляются в чисто инстинктивных, подсознательных и бессознательных формах, являющихся прообразами сознательных. Очень сложно провести чёткую границу между высшим животным и первичным человеческим целеполаганием. Однако очевидно, что первыми целями могут быть осознаны только самые элементарные, постоянные, неотменяемые для животного существования человека. Это цели его выживания - пропитания и продления во времени. Хоть отдельная особь инстинктивно всегда этим озабочена, она не моногенна и не самодеятельна ни по рождению, ни по пропитанию (как минимум, до пяти лет). Вот почему первое целеполагание в этой сфере может возникнуть только в единстве какой-то элементарной видовой организации - стаи, прайда, семьи, пары. Эти формы организации вида, очевидно, появляются задолго до производства, общества, языка, рода, племени, народа и национальности и, конечно, - задолго до возникновения единого человеческого рода в виде нынешнего кроманьонца (гомо сапиенса сапиенса). Это значит, что огромная, миллионолетняя часть первоначальной человеческой истории была животной, дообщественной, доязыковой, дородовой.
Но это не значит, что это не самая важная часть истории, хотя её часто и называют предысторией. Наоборот, именно в этот период человек, не имевший языка, а только местные врождённые видовые сигналы, подобные нынешним обезьяньим (т.е. эмоционально-междометно-кинетическую, резонаторную речь, в том числе - жестикуляцию, мимику), постепенно накапливал и передавал своё знание и сознание потомству лишь неязыковым аналоговым мыследействием - наглядным примером, опытом и тыком (синтагматическим, т.е. целенаправляющим указанием). И так постепенно формировался из сотен и тысяч приматых разрозненных животных видов единый человеческий вид, обучающийся единосходному, аналогонному человеческому мышлению и поведению (через анатомическую и опытную унификацию междометного речедействия и системную, мыслимо-сказуемую и зримо-изобразительную, дифференциацию синтагматического тыка). Слепленность из многих частей и ситуативная (популяционная) генетическая смешанность человечества до сих пор наглядно проявляется в кровных, расовых, языковых и ментальных различиях, которые, однако, более или менее легко входят в равнодействующую признаков единой человечности. Эта равнодействующая уравнивает не видимые сохранившиеся отличия, а общие сущностные черты, по которым все люди - люди. Независимо от морфологии их скелета, анатомии тела, цвета кожи, языка и вклада в дело тысячелетних кровных смешений, все люди этой предыстории одинаковы по своей генетической смешиваемости, единородны нам. По этому критерию легко различить наших многочисленных человекообразных предков, ответвившиеся линии мутантов (обезьянолюдей) и собственно человеческих родичей. Параллельная эволюция нас и, например, нынешних обезьян тоже тянется, в среднем, не менее 8-4 миллионов лет до сего дня.
Что относится к выделенным сущностным признакам человечности? Разумеется, накопившееся за общую предысторию человеческое целеполагание. Как уже говорилось, по врожденному инстинкту элементарного автономно существующего таксона, минимальной самодеятельной живой организации, первыми её целями, которые могли быть осознаны, являются цели пропитания и сохранения вида. Пока разнополые особи паруются только на период гона или даже вскармливания приплода, это ещё инстинктивное животное поведение. Когда пара возникает по согласию на постоянной основе, совместно обеспечивает кормление своё и своих рождающихся детей, заботится друг о друге и планирует совместное будущее, тогда уже у такого маленького вида появляется человеческое целеполагание. Очевидно, что это целеполагание, не изменяясь как факт, как суть, непрерывно развивается технически - в зависимости от порядка согласия, от организованности ро`дов, кормления и обеспечения, от осмысленности забот и горизонта планирования.
А чем больше оно развивается, тем больше накапливается деталей в деятельности, в традициях, в знаниях и сознаниях, что прямо проявляется в численном приросте семей и видов. Минимальная организационная единица, которой по силам увеличенное человеческое целеполагание в деле нарождения, неизбежно становится всё больше числом. Этот момент увеличения сознания устанавливается в палеодемографии математически в фазе перехода от линейного роста численности населения к гиперболическому (миллионы лет количество людей было в пределах 100-150 тыс., а где-то 200 тыс. лет назад, что совпадает с появлением вида неоантропа-кроманьонца, включился всё более ускоряющийся рост - см., например, С.П. Капицу). Возникает проблема и межвидового обмена, и сохранения и передачи всего разновидового ро`дового опыта, знания и сознания от поколения к поколению. Отдельный индивид всё меньше способен объять и зримое многообразие, и уж тем более охватить невидимое мыслимое единство, по воле которого, в том числе, появляется необходимость в едином, родовом языке общения, общепонятном письме и системе обучения. Наступает момент, когда все базовые и дополнительные деятельности по пропитанию и самосохранению берутся под контроль самой разумной и устойчивой частью увеличившегося вида - родом, уже не как опытом родовспоможения, а как головным органом мышления целей, задач и средств (первым властным институтом). Отличительная особенность появления рода в этом смысле, что он ставит себе цели пропитания, сохранения не только своей семьи и вида, но и всей совокупности смешиваемых видов как одной технологии рода-рождения. А сверх того и сознательно берётся за разработку родового языка, письма и систематическое обучение и передачу опыта и знаний - прежде всего в родовом деле, от родовспоможения до воспитания народа.
Важно понять противоречие и сложность этого перехода к роду и родовому языку. Случайно, сам по себе человек с самого начала не мог родиться, выжить, воспитаться, сохраниться. Требовалось хотя бы минимальное видовое сознание, в самой элементарной форме возникающее естественно, стихийно и одновременно у всех коллективизированных особей, но не случайно, а по единству предметной ситуации, в которой все члены вида выживают и понимают друг друга (не отражая, а мысленно восполняя ситуацию до целостной полноты). Род, родовое сознание и родовой язык должны были образоваться вне единой житейской ситуации, в преодолении многовидового своеобразия и личной ограниченности, да еще и в восполнении, в соединении всех невидимых пространственных и временных удалений предметов и смыслов. Спонтанно это произойти никак не могло, тем более - сразу у всех видов. Единственное, мог появиться вид, который закономерно, по тысячелетней ситуации своего выживания постоянно находился на пересечении всех путей межвидового смешения и общения. Поэтому он непрерывно менялся антропологически в соответствии с доминирующей тенденцией и откладывал общий опыт мышления и речи в своём видовом мышлении и речи. Грубо говоря, вид десятки тысяч лет смешивался со всеми другими и старался говорить так, как все другие, т.е. подражая всем и так суммируя речи всех, создавая сложную звуковую-речевую систему как первый общечеловеческий синтагматический язык. Благодаря такому кровному смешению, приобретённым усреднённым речевым навыкам, качественному и количественному языковому откладу этот вид был родствен другим, был способен и понимать все другие виды, и адекватно общаться с ними на их видовых эмоционально-речевых синтагматических тыках в любой степени их развития. Совершенно случайно, по таким практичным основаниям и успеху коммуникации, этот языковой отклад и стал постепенно выполнять функцию межъязыкового декодера и койне с последующим продвижением представителей этого вида в головной род общечеловеческого целеполагания.
Можно найти реперы присутствия такого рода в истории и критерии его идентификации. Даже кровные скрещивания и отбор потомства должны быть инициированы кем-то, кто, как минимум, понимал сходство и различие человеческих видов. Умная кровно-родовая деятельность начинается раньше доминирования единого антропологического вида кроманьонца. Возможно, с неандертальца, но, скорее, раньше. Это ясно по тому, что единство первой группы крови, возникающее в среде однотипного питания и смешения как межвидовой раствор крови, существует задолго до всех этих Homo. А зрелость, разумная дееспособность языкового рода выражается в том, что он начинает генерировать другие языковые роды, т.е. допуская новое своеобразие, отпускает из-под своего контроля эти племенные отводки. Наглядно это проявляется по естественным и историческим параметрам. Дальнейшим изменениям в группах крови, образованию рас, начиная с 80-45 тыс. лет назад, уходу некоторых групп в замкнутые ареалы (например, консервация в Австралии аборигенов с 55 тыс. лет назад). Каждый параметр, очевидно, сообщает какое-то одно проявление хотя бы полусознательной родовой активности. Но если появляется новый изолирующийся племенной род, это значит, что в нём уже достаточно человечности, чтобы далее развиваться самостоятельно, без общеродового отеческого надзора и вливания-влияния. Попутно это сообщает и о развитости головного рода, сосредоточенного уже не столько на селекционной антропологической работе, а на более тонких, социальных, культурных, языковых и мыслительных занятиях. И тому есть подтверждения в виде бытующей с 50-40 тыс. лет назад многообразной предметной письменности - сооружений, изображений, скульптур, культовых предметов, особенности захоронений. А такая умозрительная систематика невозможна без развитого именно-сказуемного языка и специальной письменной книжности.
Можно ли установить, кто конкретно из человеческих племён стал зрелым языковым родом?
Как замечено, первый вид-род базировался у пересечения постоянных троп смешения. Т.е. около главных, активно и всегда используемых путей, причем, не одновекторных, односторонне, а двусторонне используемых. Самые частые миграции легко выделяются на карте по многократному совпадению линий движения и выглядят как оси координат, горизонтальная (условно: Британия - Индокитай) и вертикальная (Ямал - Килиманджаро), с пересечением осей где-то в море севернее Баку. В реальности, если уточнить, тропы варьируются по двусторонним обходам гор и водоёмов (например, обходы Красного моря, Кавказа, Каспия, Урала - с запада или востока, Альп, Карпат, Чёрного моря, Иранского нагорья и Декана - с юга или севера).
По физическому равнодействию векторов кажется, что точка пересечения всех путей - самое предпочтительное место. Однако как сейчас, так и всегда, в самых бойких местах семьи не живут, а собираются. Среди всех близких к точке пересечения мест, нужно выбрать не лучшие по геологическим и климатическим условиям сего дня, а такие, где проживание всегда наиболее умеренно, без крайностей климатических и геологических норм, засух, наводнений, других катаклизмов и перепадов. Кстати, около узла пересечения осей преобладают горные перепады. Только нейтрализованная, усреднённая среда, мало меняющаяся сезонно, а также в веках и тысячелетиях, обеспечивает наиболее стабильное и продолжительное выживание в пределах одного места. В этом смысле лучшие места - возвышенности на умеренных широтах к северу или югу от экватора.
Общеизвестно, именно на юге, в землях прежде всего Танзании и Эфиопии, появлялись и массово размножались все человеческие новации. Однако по оговорённому условию выделения рода важно не то, что появлялось впервые в виде разных племенных выводков, а то выверенное, что стабильно и постоянно откладывалось, накапливалось в опыте одного племени спустя какое-то время после появления. В северных широтах предпочтительным является не восточный, низменный обход (периодически очень широко затапливаемый вдоль Тобола-топола с переходом в Тургайскую ложбину, Арал и Каспий), а западный, вдоль Волги, где при любых затоплениях сохраняется суша Ставрополья, Ергеней, Донской гряды, Приволжской и примыкающей Среднерусской возвышенностей, а с востока - возвышения, переходящие в горы Урала.
По всем конкретным известным и реконструируемым историческим обстоятельствам вдоль этого Волжского пути как существовало, так и до сих пор существует большое разнообразие народов и языков. Уже это подтверждает действенность тропы уникальных смешений. Однако нужный вид важен не уникальностью, а общепохожестью, подобностью другим и стабильностью своего ареала обитания. Самое известное место базирования, точно заселённое современным человеком уже 40 тысяч лет, находится в большой зоне вокруг воронежских Костёнок. Конечно, длительность бытования одной культуры ещё не гарантирует, что там жил искомый род. Тем более, что он сам не сохранил историческую память об этом. Из чего следует, что уровень развития языка был всё же произносительный, без лексически выраженных абстракций, а книжность не имела однозначного графического строя и не тиражировалась на стойких носителях.
В настоящее время идентифицировать род можно внешне только по произносительно-различительным речевым параметрам, которые как система должны были точно сложиться уже 40-50 тыс. лет назад. А внутренне - по самосознанию рода: если он продолжает существовать, то он рано или поздно должен вспомнить свою собственную сущность человеческого целеполагания. Напомню, что простейшие сознательные формы этого целеполагания касались целей пропитания и выживания человеческого вида. Если говорить вообще, то цели пропитания являются текущими, повседневными историческими целями, а цели сохранения вида - постоянными, стратегическими, глобальными историческими целями. Таким образом, простые цели повседневной жизнедеятельности определяют обыденную историю вида, а максимальные цели сохранения вида во всей истории, связанные с его универсализацией и распространением на всю землю, задают космическую, вселенскую история рода.
Что касается речевых параметров предполагаемого родового языка, это должен быть язык с простой, но стройно выверенной системой звукоразличения, состоящей только из нейтральных, неспецифических произносительных элементов, по-разному сливая которые можно произвести все специфические звуки языков мира. Такой инструмент в современных языках есть в чистом виде только в звуковой системе русского языка. Поэтому по отождествлению умозрительно выведенных и практически обнаруженных обстоятельств наиболее вероятно считать, что люди, десятки тысяч лет проживавшие на Русской равнине и были предками русских, говорящими на какой-то древней форме русского языка, тождественной современному, как минимум, произносительно и по базовой синтагме.
Это предположение, как выведенная сейчас умозрительная гипотеза конструирования истории, надёжно подтверждается как всей совокупностью содержаний языков, текстов, так и целевых теорий и практик, которые появлялись и появляются в России, начиная с не очень достоверных форм и времен, так и в аутентичных, например, в последние столетия. Конкретные подтверждения практическими чтениями тут приводить нет смысла (ссылки даны). Укажу лишь на известные теории и практики, которые прямо обобщают и высказывают вселенские цели исторического процесса как максимально осознанный опыт человеческого целеполагания. Собственно, именно в России максимально определилась цель исторического делания. В последние 200 лет, начиная с Радищева, так называемые русская религиозная философия, социальная практика и советское системное движение, прямо обобщили и разработали все цели истории, испытали опытную реализацию и выработали общую методологию реализации целей. Перечислю только некоторые узнаваемые знаки этого опыта: одухотворение тварного мира, воскрешение предков, вселенский собор богочеловечества, творение ноосферы, царство справедливости на Земле, схема ответственного поступания, системная сборка субъекта мыследеятельности, мировидческая онтология языков. Если изучить по существу все эти факты (с чем, увы, сейчас серьезная образовательная проблема), то будет ясно, что русский язык и общее русское сознание вплотную подошли к воспоминанию и восстановлению своего подлинного прошлого. И это не очевидно только тому, кто понятия не имеет об общем сознании и подменивает его авторитетным, а то даже и личным.
Далее здесь
Мы Иваны, не помнящие родства. Более или менее достоверно знаем историю последних трёхсот лет, когда установилось письменное тиражирование документов. Всё, что старше пятисот лет - уже большей частью сказки и домыслы на основе каких-то дошедших рукописей. А что было раньше 1000 лет - того и вовсе не было, ведь не сохранилось-де никаких документов на русском языке и о русских делах. Реальность на самом деле совсем другая. На территории центральной России испокон веков, десятки и десятки тысяч лет, не уходя, осёдло жили люди, которые стали в развитии, в неоднократном изменении кровно-родственного состава, предковым субстратом, основным причиняющим началом и современного русского народа, и современного русского языка.
Давно сказано, что Россия - это страна с непредсказуемым прошлым. Однако это верно и в отношении любой другой страны и любого другого исторического прошлого. Так уж мы, люди, устроены, что рождаемся без сознания, памяти, ума, и лишь очень постепенно нарабатываем всё это. Системно начинаем помнить себя только лет с пяти, более или менее достоверно овладеваем всеми своими способностями к концу детства, а научно отдавать себе отчет многие из нас не научаются и за всю жизнь. Так что не стоит удивляться, что начала и общечеловеческой истории канули в летах забвения, а сохранившееся - превращено в спутанных клубках подлинного, искаженного и откровенно выдуманного. Всё наше знание - это колоссальная и многообразная система мифов, и каждое наше сознание - это уникальный по сочетанию параметров миф чувств, памяти, знания, сознания, предписаний и ценностей. Тот учёный, который этого не знает о знании вообще и о себе лично, на самом деле не является настоящим ученым. Он просто начётчик на доверии к прописям или авторитетам. Поэтому он и не может ни понимать, ни мыслить, ни открывать подлинного научного знания. Он вообще не способен к критической самооценке и уж тем более к критической оценке фактов.
Сначала нужно сказать об источниках, откуда почерпнуты новые сведения о прошлом. Во избежание поспешных выводов сразу заявляю, что это не вновь открытые, чудесно обретённые источники или даже внезапные откровения богов или пришельцев. В основе лежат не новости и не фантазии, а давно известное, добытое предками, многократно дедами и отцами обсуждённое содержание, правда, выверенное - обработанное по всем логико-методологическим правилам науки, восстановленное полностью и интерпретированное системно. По сути, это традиционное знание, не общеизвестное лишь по недоразумению (дурной системы нынешнего образования и нравственной и политической корысти властителей дум). При верном научном подходе, являющемся традиционным, но не общепринятым по господствующим научным предрассудкам, в этом же традиционном знании можно увидеть совершенно фантастические, но закономерные стороны общечеловеческой и русской истории.
Для специалистов сделаю короткий отчёт по описанию всех групп источников с отсылкой к тем работам, где та или иная сторона разобрана на примере, исследована вплоть до выведения и моделирования подлинного исторического источника.
1. Традиционные историографические источники, давно известные исторические памятники словесности, прочитанные более строго и как словесно-поэтические конструкции (по правилам системной поэтики, с обнаружением онтологии исторической реальности, содержащейся в памятниках), и как письменно-языковые записи (по правилам чтения текстов в конкретной предметной историко-языковой ситуации).
2. Нетрадиционные историографические источники, т.е. существующие языки как подлинные памятники, запечатлевшие в себе реальную историю, читающиеся и как целостные мировидческие конструкции с точки зрения поэтики, и как отдельные фрагментарные документы лингвистической археологии (по правилам ситуационного восстановления).
3. Традиционные историологические источники, т.е. логико-философские теории и системные построения, позволяющие логически конструировать и план содержания, и план выражения любого исторического предмета как в его целом, так и в изоляции любой его части (модели как исторического развития в целом, так и отдельных исторических событий). Собственно, до сих пор эта группа источников является основополагающей. Именно теории, как установки толкования, понимания, обработки, определяют все конкретные интерпретации как находимых артефактов, так и любых текстов. Тем более, что история на 90 % конструируется только умозрительно, как переинтерпретация толкований.
Чтение традиционных известных памятников словесности - это основная работа всей моей жизни. Большая часть связана с анализом различных словесных и языковых произведений и моделированием исторического процесса в рамках исторической поэтики произведений («Опыт философии литературы» - фрагмент см. https://inform-ag.ru/publications/248/, «Русская проза 20 в.», «Пророк в русской поэзии» - https://inform-ag.ru/publications/35/, «Русская словесность как исполнитель воскрешения» - https://inform-ag.ru/publications/16/). Частью этих работ было и рассмотрение собственно произведений мысли и конструирование схем исторического развития содержания человеческого мышления («Цена плана» - https://inform-ag.ru/publications/102/, https://inform-ag.ru/publications/104/, «Эскиз истории мировой философии»). Уже в традиционно-достоверных и общепринятых памятниках было открыто много нового и вычитаны факты, противоречащие традиционным прописям. Поэтому проверочному анализу были подвергнуты и необщепринятые источники, считающиеся недостоверными, - так называемые «Боянов гимн» и «Влескнига» («Отье чтение Бояново. О славянских словесных древностях, шифре истории и ключе письменности» - https://inform-ag.ru/publications/24/, «Зашифрованная история. Направления научного подхода к реконструкции истории и языков с помощью Влескниги» - https://inform-ag.ru/publications/14/). А перепроверка оригинальных текстов памятников в рамках стандартного компаративно-лингвистического и историографического монографического исследования («Гидроним Волга как упаковка реальной и языковой истории» - https://inform-ag.ru/publications/19/, фрагмент из неё "ѠΛГЪ-WΛΓ: Олег-Вольга = ? О ситуации сочинения древнерусских памятников" - https://inform-ag.ru/publications/93/ ) дала фактические доказательства невольной фальсификации истории, которую делают официально принятая компаративистика и историография.
Вдобавок вся эта многолетняя фактологическая работа питалась и поддерживалась тем логико-философским знанием, которое хоть прямо и не связано с конкретикой исторических процессов, но является их обобщением и познанием по сути. Так уж получилось, что я с первых дней своих научных занятий был сконцентрирован только на системно-методологических исследованиях нескольких интересующих меня предметов (мышлении, делании, словесности, языке). Все существовавшие и существующие теории (начиная с аристотелевского учения о Перводвигателе) являлись и являются сущностными историологиями. И так или иначе все они выстраивают гораздо более сложные и многоплановые модели языка, мышления, письма, чем это принято в традиционной историографии. Не нужно было знать всех историографических фактов, чтобы понимать ограниченность массового историографического подхода. Тем не менее доказывать общую теорию нужно в том числе через обнаружение в конкретных общепринятых предрассудках подлинных фактов.
Мои собственные обобщения в общей теории отражены в череде работ всей жизни с постепенной фокусировкой на все большей исторической конкретике. «Введение в логику», «Телеологика», «Что значит мыслить». Первый системный, собственно историологический очерк дан в «Поэтике истории» (см. заключение «Историологическая сборка истории» - https://inform-ag.ru/publications/186/). Обоснование, т.е. научное доказательство такого историологического подхода и восстановление полной научной традиции, произведено в «Модели историко-языковых реконструкций. Инакомысленные материалы к теории сравнительно-исторического языкознания» - https://inform-ag.ru/publications/45/. Там же был восстановлен максимальный на сегодняшний день миф истории как реальная цепь типовых событий - в «Сократной сказке истории». Наконец, правильная историологическая методика в целом намечена в статье «К чтению мифокарты русских секций ал-Идриси (Несколько методологических замечаний об историографической реконструкции местности)» - https://inform-ag.ru/publications/23/. А школьные пояснения к ней даны в комментариях к начётническому невосприятию историка М.И. Жиха «Читать нельзя чтить (О восприятии нынешних и древних слов и предметов)» - https://inform-ag.ru/publications/72/. Можно точно сказать, что все документальные поводы к научному обозрению прошлого, наблюдению подлинной истории на сегодняшний день мною вполне предъявлены.
Но кроме исторических и научных документов есть и реальные основания, подтверждающие ту же историю. Они даже без особого углубления легко просматриваются в данных и теориях антропологической эволюции, археологии, истории материальной культуры во всех её аспектах, включая технику и технологию, этологию, этнографию. Наконец, с появлением и развитием ДНК-генеалогии все естественнонаучные основания получают твёрдую почву. Реальную историю теперь можно моделировать не только по наитию и приблизительно, но вплоть до точных расчётных датировок и подлинных генетических последовательностей и персональных данных. Сложность теперь состоит не столько в наблюдении всех фактов, сколько в их системной непротиворечивой увязке. См. «Оправдание общественной химии (Извлечение естественных начал истории по реперам «молекулярной истории» ДНК)» - https://inform-ag.ru/publications/50/.
2.
Теперь можно рассказать и о том вечном и постоянном деле, которое составляет суть исторического процесса и которое с определенного момента стало главным делом наших предков. Поскольку речь об историческом процессе в целом, начать приходится с логического размышления о его технологии и умозрительной реконструкции истории. К тому же только в полном контексте в нынешней атмосфере всеобщей мелкотравчатости, бесцельности и дезориентации станет ясна грандиозность исторического дела. Само собой, приходится жертвовать полнотой и точностью деталей ради краткости и ясности общей картины.
Если осознать очевидное, то исторический процесс является способом существования, изменения и развития жизни. Жизнь как форма существования длится, и уже поэтому она невозможна вне времени. Достаточно любому живому существу жить во времени, чтобы уже пребывать в геологической истории.
Но человек тем отличается от животных, что он постепенно берёт под контроль и доводит до сознания свою собственную жизнь, чтобы устроить её по своему личному и общему намерению более разумно (удобно, безопасно, полезно, выгодно, экономно и т.д.). Целевое пребывание во времени, изменяемое существование в изменяющихся обстоятельствах составляет сущность исторической жизни. Едва существо начинает ставить себе какие-то цели и достигать их в своей жизнедеятельности (как на самых ранних стадиях, так и всегда, чтобы сохранялся его целевой вид и облик), оно тут же запускает человеческую историю, процесс исторического развития.
Поскольку жизнь, вообще говоря, появляется и строится изначально по рефлексам, какие-то элементарные цели возникают чисто инстинктивно и закрепляются в чисто инстинктивных, подсознательных и бессознательных формах, являющихся прообразами сознательных. Очень сложно провести чёткую границу между высшим животным и первичным человеческим целеполаганием. Однако очевидно, что первыми целями могут быть осознаны только самые элементарные, постоянные, неотменяемые для животного существования человека. Это цели его выживания - пропитания и продления во времени. Хоть отдельная особь инстинктивно всегда этим озабочена, она не моногенна и не самодеятельна ни по рождению, ни по пропитанию (как минимум, до пяти лет). Вот почему первое целеполагание в этой сфере может возникнуть только в единстве какой-то элементарной видовой организации - стаи, прайда, семьи, пары. Эти формы организации вида, очевидно, появляются задолго до производства, общества, языка, рода, племени, народа и национальности и, конечно, - задолго до возникновения единого человеческого рода в виде нынешнего кроманьонца (гомо сапиенса сапиенса). Это значит, что огромная, миллионолетняя часть первоначальной человеческой истории была животной, дообщественной, доязыковой, дородовой.
Но это не значит, что это не самая важная часть истории, хотя её часто и называют предысторией. Наоборот, именно в этот период человек, не имевший языка, а только местные врождённые видовые сигналы, подобные нынешним обезьяньим (т.е. эмоционально-междометно-кинетическую, резонаторную речь, в том числе - жестикуляцию, мимику), постепенно накапливал и передавал своё знание и сознание потомству лишь неязыковым аналоговым мыследействием - наглядным примером, опытом и тыком (синтагматическим, т.е. целенаправляющим указанием). И так постепенно формировался из сотен и тысяч приматых разрозненных животных видов единый человеческий вид, обучающийся единосходному, аналогонному человеческому мышлению и поведению (через анатомическую и опытную унификацию междометного речедействия и системную, мыслимо-сказуемую и зримо-изобразительную, дифференциацию синтагматического тыка). Слепленность из многих частей и ситуативная (популяционная) генетическая смешанность человечества до сих пор наглядно проявляется в кровных, расовых, языковых и ментальных различиях, которые, однако, более или менее легко входят в равнодействующую признаков единой человечности. Эта равнодействующая уравнивает не видимые сохранившиеся отличия, а общие сущностные черты, по которым все люди - люди. Независимо от морфологии их скелета, анатомии тела, цвета кожи, языка и вклада в дело тысячелетних кровных смешений, все люди этой предыстории одинаковы по своей генетической смешиваемости, единородны нам. По этому критерию легко различить наших многочисленных человекообразных предков, ответвившиеся линии мутантов (обезьянолюдей) и собственно человеческих родичей. Параллельная эволюция нас и, например, нынешних обезьян тоже тянется, в среднем, не менее 8-4 миллионов лет до сего дня.
Что относится к выделенным сущностным признакам человечности? Разумеется, накопившееся за общую предысторию человеческое целеполагание. Как уже говорилось, по врожденному инстинкту элементарного автономно существующего таксона, минимальной самодеятельной живой организации, первыми её целями, которые могли быть осознаны, являются цели пропитания и сохранения вида. Пока разнополые особи паруются только на период гона или даже вскармливания приплода, это ещё инстинктивное животное поведение. Когда пара возникает по согласию на постоянной основе, совместно обеспечивает кормление своё и своих рождающихся детей, заботится друг о друге и планирует совместное будущее, тогда уже у такого маленького вида появляется человеческое целеполагание. Очевидно, что это целеполагание, не изменяясь как факт, как суть, непрерывно развивается технически - в зависимости от порядка согласия, от организованности ро`дов, кормления и обеспечения, от осмысленности забот и горизонта планирования.
А чем больше оно развивается, тем больше накапливается деталей в деятельности, в традициях, в знаниях и сознаниях, что прямо проявляется в численном приросте семей и видов. Минимальная организационная единица, которой по силам увеличенное человеческое целеполагание в деле нарождения, неизбежно становится всё больше числом. Этот момент увеличения сознания устанавливается в палеодемографии математически в фазе перехода от линейного роста численности населения к гиперболическому (миллионы лет количество людей было в пределах 100-150 тыс., а где-то 200 тыс. лет назад, что совпадает с появлением вида неоантропа-кроманьонца, включился всё более ускоряющийся рост - см., например, С.П. Капицу). Возникает проблема и межвидового обмена, и сохранения и передачи всего разновидового ро`дового опыта, знания и сознания от поколения к поколению. Отдельный индивид всё меньше способен объять и зримое многообразие, и уж тем более охватить невидимое мыслимое единство, по воле которого, в том числе, появляется необходимость в едином, родовом языке общения, общепонятном письме и системе обучения. Наступает момент, когда все базовые и дополнительные деятельности по пропитанию и самосохранению берутся под контроль самой разумной и устойчивой частью увеличившегося вида - родом, уже не как опытом родовспоможения, а как головным органом мышления целей, задач и средств (первым властным институтом). Отличительная особенность появления рода в этом смысле, что он ставит себе цели пропитания, сохранения не только своей семьи и вида, но и всей совокупности смешиваемых видов как одной технологии рода-рождения. А сверх того и сознательно берётся за разработку родового языка, письма и систематическое обучение и передачу опыта и знаний - прежде всего в родовом деле, от родовспоможения до воспитания народа.
Важно понять противоречие и сложность этого перехода к роду и родовому языку. Случайно, сам по себе человек с самого начала не мог родиться, выжить, воспитаться, сохраниться. Требовалось хотя бы минимальное видовое сознание, в самой элементарной форме возникающее естественно, стихийно и одновременно у всех коллективизированных особей, но не случайно, а по единству предметной ситуации, в которой все члены вида выживают и понимают друг друга (не отражая, а мысленно восполняя ситуацию до целостной полноты). Род, родовое сознание и родовой язык должны были образоваться вне единой житейской ситуации, в преодолении многовидового своеобразия и личной ограниченности, да еще и в восполнении, в соединении всех невидимых пространственных и временных удалений предметов и смыслов. Спонтанно это произойти никак не могло, тем более - сразу у всех видов. Единственное, мог появиться вид, который закономерно, по тысячелетней ситуации своего выживания постоянно находился на пересечении всех путей межвидового смешения и общения. Поэтому он непрерывно менялся антропологически в соответствии с доминирующей тенденцией и откладывал общий опыт мышления и речи в своём видовом мышлении и речи. Грубо говоря, вид десятки тысяч лет смешивался со всеми другими и старался говорить так, как все другие, т.е. подражая всем и так суммируя речи всех, создавая сложную звуковую-речевую систему как первый общечеловеческий синтагматический язык. Благодаря такому кровному смешению, приобретённым усреднённым речевым навыкам, качественному и количественному языковому откладу этот вид был родствен другим, был способен и понимать все другие виды, и адекватно общаться с ними на их видовых эмоционально-речевых синтагматических тыках в любой степени их развития. Совершенно случайно, по таким практичным основаниям и успеху коммуникации, этот языковой отклад и стал постепенно выполнять функцию межъязыкового декодера и койне с последующим продвижением представителей этого вида в головной род общечеловеческого целеполагания.
Можно найти реперы присутствия такого рода в истории и критерии его идентификации. Даже кровные скрещивания и отбор потомства должны быть инициированы кем-то, кто, как минимум, понимал сходство и различие человеческих видов. Умная кровно-родовая деятельность начинается раньше доминирования единого антропологического вида кроманьонца. Возможно, с неандертальца, но, скорее, раньше. Это ясно по тому, что единство первой группы крови, возникающее в среде однотипного питания и смешения как межвидовой раствор крови, существует задолго до всех этих Homo. А зрелость, разумная дееспособность языкового рода выражается в том, что он начинает генерировать другие языковые роды, т.е. допуская новое своеобразие, отпускает из-под своего контроля эти племенные отводки. Наглядно это проявляется по естественным и историческим параметрам. Дальнейшим изменениям в группах крови, образованию рас, начиная с 80-45 тыс. лет назад, уходу некоторых групп в замкнутые ареалы (например, консервация в Австралии аборигенов с 55 тыс. лет назад). Каждый параметр, очевидно, сообщает какое-то одно проявление хотя бы полусознательной родовой активности. Но если появляется новый изолирующийся племенной род, это значит, что в нём уже достаточно человечности, чтобы далее развиваться самостоятельно, без общеродового отеческого надзора и вливания-влияния. Попутно это сообщает и о развитости головного рода, сосредоточенного уже не столько на селекционной антропологической работе, а на более тонких, социальных, культурных, языковых и мыслительных занятиях. И тому есть подтверждения в виде бытующей с 50-40 тыс. лет назад многообразной предметной письменности - сооружений, изображений, скульптур, культовых предметов, особенности захоронений. А такая умозрительная систематика невозможна без развитого именно-сказуемного языка и специальной письменной книжности.
Можно ли установить, кто конкретно из человеческих племён стал зрелым языковым родом?
Как замечено, первый вид-род базировался у пересечения постоянных троп смешения. Т.е. около главных, активно и всегда используемых путей, причем, не одновекторных, односторонне, а двусторонне используемых. Самые частые миграции легко выделяются на карте по многократному совпадению линий движения и выглядят как оси координат, горизонтальная (условно: Британия - Индокитай) и вертикальная (Ямал - Килиманджаро), с пересечением осей где-то в море севернее Баку. В реальности, если уточнить, тропы варьируются по двусторонним обходам гор и водоёмов (например, обходы Красного моря, Кавказа, Каспия, Урала - с запада или востока, Альп, Карпат, Чёрного моря, Иранского нагорья и Декана - с юга или севера).
По физическому равнодействию векторов кажется, что точка пересечения всех путей - самое предпочтительное место. Однако как сейчас, так и всегда, в самых бойких местах семьи не живут, а собираются. Среди всех близких к точке пересечения мест, нужно выбрать не лучшие по геологическим и климатическим условиям сего дня, а такие, где проживание всегда наиболее умеренно, без крайностей климатических и геологических норм, засух, наводнений, других катаклизмов и перепадов. Кстати, около узла пересечения осей преобладают горные перепады. Только нейтрализованная, усреднённая среда, мало меняющаяся сезонно, а также в веках и тысячелетиях, обеспечивает наиболее стабильное и продолжительное выживание в пределах одного места. В этом смысле лучшие места - возвышенности на умеренных широтах к северу или югу от экватора.
Общеизвестно, именно на юге, в землях прежде всего Танзании и Эфиопии, появлялись и массово размножались все человеческие новации. Однако по оговорённому условию выделения рода важно не то, что появлялось впервые в виде разных племенных выводков, а то выверенное, что стабильно и постоянно откладывалось, накапливалось в опыте одного племени спустя какое-то время после появления. В северных широтах предпочтительным является не восточный, низменный обход (периодически очень широко затапливаемый вдоль Тобола-топола с переходом в Тургайскую ложбину, Арал и Каспий), а западный, вдоль Волги, где при любых затоплениях сохраняется суша Ставрополья, Ергеней, Донской гряды, Приволжской и примыкающей Среднерусской возвышенностей, а с востока - возвышения, переходящие в горы Урала.
По всем конкретным известным и реконструируемым историческим обстоятельствам вдоль этого Волжского пути как существовало, так и до сих пор существует большое разнообразие народов и языков. Уже это подтверждает действенность тропы уникальных смешений. Однако нужный вид важен не уникальностью, а общепохожестью, подобностью другим и стабильностью своего ареала обитания. Самое известное место базирования, точно заселённое современным человеком уже 40 тысяч лет, находится в большой зоне вокруг воронежских Костёнок. Конечно, длительность бытования одной культуры ещё не гарантирует, что там жил искомый род. Тем более, что он сам не сохранил историческую память об этом. Из чего следует, что уровень развития языка был всё же произносительный, без лексически выраженных абстракций, а книжность не имела однозначного графического строя и не тиражировалась на стойких носителях.
В настоящее время идентифицировать род можно внешне только по произносительно-различительным речевым параметрам, которые как система должны были точно сложиться уже 40-50 тыс. лет назад. А внутренне - по самосознанию рода: если он продолжает существовать, то он рано или поздно должен вспомнить свою собственную сущность человеческого целеполагания. Напомню, что простейшие сознательные формы этого целеполагания касались целей пропитания и выживания человеческого вида. Если говорить вообще, то цели пропитания являются текущими, повседневными историческими целями, а цели сохранения вида - постоянными, стратегическими, глобальными историческими целями. Таким образом, простые цели повседневной жизнедеятельности определяют обыденную историю вида, а максимальные цели сохранения вида во всей истории, связанные с его универсализацией и распространением на всю землю, задают космическую, вселенскую история рода.
Что касается речевых параметров предполагаемого родового языка, это должен быть язык с простой, но стройно выверенной системой звукоразличения, состоящей только из нейтральных, неспецифических произносительных элементов, по-разному сливая которые можно произвести все специфические звуки языков мира. Такой инструмент в современных языках есть в чистом виде только в звуковой системе русского языка. Поэтому по отождествлению умозрительно выведенных и практически обнаруженных обстоятельств наиболее вероятно считать, что люди, десятки тысяч лет проживавшие на Русской равнине и были предками русских, говорящими на какой-то древней форме русского языка, тождественной современному, как минимум, произносительно и по базовой синтагме.
Это предположение, как выведенная сейчас умозрительная гипотеза конструирования истории, надёжно подтверждается как всей совокупностью содержаний языков, текстов, так и целевых теорий и практик, которые появлялись и появляются в России, начиная с не очень достоверных форм и времен, так и в аутентичных, например, в последние столетия. Конкретные подтверждения практическими чтениями тут приводить нет смысла (ссылки даны). Укажу лишь на известные теории и практики, которые прямо обобщают и высказывают вселенские цели исторического процесса как максимально осознанный опыт человеческого целеполагания. Собственно, именно в России максимально определилась цель исторического делания. В последние 200 лет, начиная с Радищева, так называемые русская религиозная философия, социальная практика и советское системное движение, прямо обобщили и разработали все цели истории, испытали опытную реализацию и выработали общую методологию реализации целей. Перечислю только некоторые узнаваемые знаки этого опыта: одухотворение тварного мира, воскрешение предков, вселенский собор богочеловечества, творение ноосферы, царство справедливости на Земле, схема ответственного поступания, системная сборка субъекта мыследеятельности, мировидческая онтология языков. Если изучить по существу все эти факты (с чем, увы, сейчас серьезная образовательная проблема), то будет ясно, что русский язык и общее русское сознание вплотную подошли к воспоминанию и восстановлению своего подлинного прошлого. И это не очевидно только тому, кто понятия не имеет об общем сознании и подменивает его авторитетным, а то даже и личным.
Далее здесь