Юрген Леман. Рецепция творчества Ф.М. Достоевского в немецкой культуре
Текст приводится по изданию: Леман Ю. Русская литература в Германии. Восприятие русской литературы в художественном творчестве и литературной критике немецкоязычных писателей с XVIII века до настоящего времени / Пер. Наталии Бакши, Алексея Жеребина. - М.: Издательский Дом ЯСК, 2018. - 480 с. ISBN 978-5-907117-03-7.
Аннотация: "Эта книга - первый масштабный обзор многостороннего творческого восприятия русской литературы немецкими поэтами, критиками и философами. Широта обзора - в книгу включены важнейшие факты рецепции русской литературы в Германии с начала XVIII века до настоящего времени - сочетается с точностью и инновативностью анализа избранных, наиболее выразительных сюжетов, связанных с именами Райнера Марии Рильке, Томаса Манна, Бертольда Брехта, Анны Зегерс, Кристы Вольф, Пауля Целана, Генриха Бёлля, Томаса Бернхарда, Хайнера Мюллера. Внимание автора сконцентрировано не только на громких именах и значительных произведениях, но и на менее заметных, иногда полузабытых героях культурного трансфера и агентах литературного поля - переводчиках, критиках, издателях, общественных деятелях, университетских профессорах. Книга рассчитана на широкий круг читателей, интересующихся вопросами немецко-русских культурных связей".
Достоевский
Достоевский был переведен на немецкий язык уже в 1846 году; фрагменты его первого романа «Бедные люди» и перевод «Записок из мертвого дома» поначалу остались незамеченными; из первого немецкого издания Достоевского 1846 года было продано всего 150 экземпляров. Одним из первых переводчиков и критиков творчества писателя был упоминавшийся выше Вильгельм Вольфсон. Сдержанность по отношению к Достоевскому немецкая читательская аудитория проявляла до начала 1880-х годов; даже открывший новую эру перевод «Преступления и наказания» Вильгельма Генкеля не смог завоевать книжный рынок Германии. Лишь после смерти Достоевского в 1881 году, вызвавшей большой отклик в прессе, и впечатляющей церемонии похорон писателя, на которой присутствовало около 40 000 человек, интерес к нему и его произведениям в немецкоязычных странах начинает стремительно расти, им увлекаются как философы, в том числе Ницше (Dudkin/Asadovskij 1973: 678 ff.; Meyer 2000), так и многие писатели, особенно представители активно формирующегося в тот период немецкого натурализма.
Между 1882 и 1890 годами в свет выходят немецкие переводы почти всех его произведений, нередко под разными названиями, например роман «Подросток» («Der Jüngling») выходит с заголовками «Junger Nachwuchs» (1886), «Ein Werdender» (1905) и «Ein Halbwüchsling» (1909). В отдельных случаях переведенные фрагменты произведений получают самостоятельное название, как это произошло с главами 34 и 35 «Идиота», озаглавленными переводчиком «Aufzeichnungen eines Schwindsüchtigen» (досл, «Записки чахоточного») (1891). В центре широкой и многоплановой дискуссии оказываются три крупных романа: «Преступление и наказание», «Идиот» и «Братья Карамазовы». Несмотря на то, что роман «Бесы» часто называют антиподом «Идиота», он столь живого интереса не вызывает, что связано не в последнюю очередь с его полемическим характером и интерпретацией в нем специфически российских проблем.
В центре внимания оказывается «Раскольников» - переведенный Вильгельмом Генкелем в 1882 году роман «Преступление и наказание»; в период с 1882 по 1894 год он выдержал семь изданий. Перевод Генкеля и банальная, однако очень успешная постановка романа на немецкой сцене Цабелем и Коппелем (Dudkin 1978:183 f.) стали важными событиями на пути к славе Достоевского в немецкоязычных странах и дали простор разнообразным трактовкам его произведений. Достоевский - самый читаемый русский писатель в немецкоязычных странах. Поколения поэтов и писателей, как пишет Хорст Бинек во вступительной статье к изданной им антологии «Достоевский для всех» («Dostojewski für alle», 1981), вдохновляли, сбивали с толку и тревожили не только его персонажи, но и «дикая и варварская» проза (де Вогюэ) русского писателя. Георг Брандес использует в этой связи прилагательное «скифская», которое служит здесь, в противоположность более ранней имагологической аргументации, не для создания стереотипного образа России, а для характеристики литературного стиля автора.
Произведения этого русского писателя стали, особенно для молодого поколения, абсолютно новым опытом восприятия разрыва между «своим» и «чужим». Завораживала не столько иная культурная и литературная традиция, сколько предпринятый Достоевским радикальный опыт деконструкции субъекта, отрицания его власти над самим собой, о которой свидетельствуют противоречивый внутренний мир героев, исчезновение аукториального рассказчика, необычайно тонкий анализ процессов, происходящих в человеческом сознании, и инновационный способ их текстуализации с помощью внутреннего монолога, несобственно-прямой речи и техники «потока сознания». Ряд консервативный критиков оценили этот опыт как бесцеремонное и брутальное нарушение эстетических законов. Достоевский открыл новый взгляд субъекта на свое «Я», на его многослойность и бездонность, на неподконтрольное разуму сосуществование противоположных желаний и мыслей, на опасное соседство во внутреннем мире добра и злом, любви и ненависти, на дьявольскую природу красоты и противоречивую сложность этического оправдания преступной личности (Раскольников в «Преступлении и наказании»).
В произведениях Достоевского предугадана проблема диссоциации «Я». Несколько лет спустя эту проблему обнаруживают философы, например Эрнст Мах («Анализ ощущений и отношение физического к психическому» / «Beiträge zur Analyse der Empfindungen», 1886), и психоаналитики, например Зигмунд Фрейд, она находит воплощение в художественных текстах представителей Венского модерна Германа Бара («Я не может быть спасено» / «Das unrettbare Ich», 1904) и Артура Шницлера, у которого она ведет к переосмыслению фигуры рассказчика. На основе всего вышесказанного вырисовывается долгое время господствовавшая линия интерпретации, согласно которой произведения Достоевского и даже вся русская литература в целом рассматривались как отрицание логоцентрической картины мира и призыв к преодолению разрыва между субъектом и бытием, личностью и народом. Немецкие современники Достоевского были поражены тем мастерством, с которым он раскрывает эти темы, опираясь на изученные позднее Бахтиным принципы диалогизма и полифонии.
Отсюда аффективное, доходившее до самоидентификации с автором и героями восприятие романов Достоевского. Сцены скандалов и провокаций, изображение болезни и преступлений, предельно сжатое время фабульного действия, аналитическая природа повествования, замаскированная под хаос взаимоисключающих мотивов и речевого поведения - все это захватывало читателей и требовало осмысления. Примерами осмысления могут служить произведения Томаса Манна, Георга Тракля, Кристиана Моргенштерна (в посвященном писателю стихотворении «К Достоевскому»), Гуго фон Гофмансталя и многих других уже упоминавшихся выше немецких писателей. Десятилетия спустя Генрих Манн дает в своей автобиографии («Обзор века», «Ein Zeitalter wird besichtigt», 1946) своеобразное резюме: школу Достоевского (как и Толстого) прошел целый народ - слова, свидетельствующие о впечатляющей современности произведений русского писателя, актуальности его произведений для немецкой культуры XX века.
Распространению текстов Достоевского с конца 1880-х годов способствовала социально-психологическая интерпретация романов и личности автора писателями и публицистами в контексте немецкого натурализма. Затем литературно-критический подход был вытеснен культурологическим, историко-философский - психологическим и теологическим, поскольку стало ясно, что проза Достоевского является не просто натуралистичным изображением сложных социальных отношений, что многогранный анализ пороговых ситуаций, содержащийся в его романах, имеет огромное идеологическое значение, формирует мировоззрение общества. Своего апогея специфически немецкое «присвоение» Достоевского достигло в первой трети XX века, особенно в период между 1919 и 1925 годами, когда немецкий книжный рынок буквально наводнили многочисленные переводы и публикации (Gerigk 2000).
Как будет показано далее, практически все известные немецкоязычные авторы первой половины XX века так или иначе откликнулись на творчество Достоевского. И он сам, и его персонажи становятся героями книг, театральных спектаклей и кинофильмов, произведений музыкального и изобразительного искусства (например, гравюра Макса Бекмана «Портрет Достоевского», 1921). Кроме того, идеологические размышления на стыке религии, этики и эстетики, присутствующие в больших романах Достоевского, порождают далекие от литературы толкования, авторы которых провозглашают русского писателя идеологическим лидером немецкой «консервативной революции», превозносят его как «мистика», «мученика» и «пророка» или отвергают как «националиста-славянофила» и «антисемита». Этот пласт рецепции Достоевского был изучен, в частности, в работе Майке Шульт, собравшей и прокомментировавшей отзывы немецких теологов (Schult 2012).
Высокую оценку творчества Достоевского мы находим и в первых литературоведческих работах о нем. К ним относится прежде всего масштабный труд Нины Гофман, вышедший в 1899 году под заголовком «Ф.М. Достоевский. Биографическое исследование» («Th.M. Dostojewsky. Eine biographische Studie») и оказавший влияние на восприятие Достоевского Францем Кафкой. Монография Гофман стала предвестником необозримого потока самых разных работ, посвященных анализу и интерпретации творчества Достоевского, и поток этот не иссякает вплоть до сегодняшнего дня. Ни один другой русский писатель не имел столь решающего влияния на восприятие русской литературы в Германии.
из блога philologist
Аннотация: "Эта книга - первый масштабный обзор многостороннего творческого восприятия русской литературы немецкими поэтами, критиками и философами. Широта обзора - в книгу включены важнейшие факты рецепции русской литературы в Германии с начала XVIII века до настоящего времени - сочетается с точностью и инновативностью анализа избранных, наиболее выразительных сюжетов, связанных с именами Райнера Марии Рильке, Томаса Манна, Бертольда Брехта, Анны Зегерс, Кристы Вольф, Пауля Целана, Генриха Бёлля, Томаса Бернхарда, Хайнера Мюллера. Внимание автора сконцентрировано не только на громких именах и значительных произведениях, но и на менее заметных, иногда полузабытых героях культурного трансфера и агентах литературного поля - переводчиках, критиках, издателях, общественных деятелях, университетских профессорах. Книга рассчитана на широкий круг читателей, интересующихся вопросами немецко-русских культурных связей".
Достоевский
Достоевский был переведен на немецкий язык уже в 1846 году; фрагменты его первого романа «Бедные люди» и перевод «Записок из мертвого дома» поначалу остались незамеченными; из первого немецкого издания Достоевского 1846 года было продано всего 150 экземпляров. Одним из первых переводчиков и критиков творчества писателя был упоминавшийся выше Вильгельм Вольфсон. Сдержанность по отношению к Достоевскому немецкая читательская аудитория проявляла до начала 1880-х годов; даже открывший новую эру перевод «Преступления и наказания» Вильгельма Генкеля не смог завоевать книжный рынок Германии. Лишь после смерти Достоевского в 1881 году, вызвавшей большой отклик в прессе, и впечатляющей церемонии похорон писателя, на которой присутствовало около 40 000 человек, интерес к нему и его произведениям в немецкоязычных странах начинает стремительно расти, им увлекаются как философы, в том числе Ницше (Dudkin/Asadovskij 1973: 678 ff.; Meyer 2000), так и многие писатели, особенно представители активно формирующегося в тот период немецкого натурализма.
Между 1882 и 1890 годами в свет выходят немецкие переводы почти всех его произведений, нередко под разными названиями, например роман «Подросток» («Der Jüngling») выходит с заголовками «Junger Nachwuchs» (1886), «Ein Werdender» (1905) и «Ein Halbwüchsling» (1909). В отдельных случаях переведенные фрагменты произведений получают самостоятельное название, как это произошло с главами 34 и 35 «Идиота», озаглавленными переводчиком «Aufzeichnungen eines Schwindsüchtigen» (досл, «Записки чахоточного») (1891). В центре широкой и многоплановой дискуссии оказываются три крупных романа: «Преступление и наказание», «Идиот» и «Братья Карамазовы». Несмотря на то, что роман «Бесы» часто называют антиподом «Идиота», он столь живого интереса не вызывает, что связано не в последнюю очередь с его полемическим характером и интерпретацией в нем специфически российских проблем.
В центре внимания оказывается «Раскольников» - переведенный Вильгельмом Генкелем в 1882 году роман «Преступление и наказание»; в период с 1882 по 1894 год он выдержал семь изданий. Перевод Генкеля и банальная, однако очень успешная постановка романа на немецкой сцене Цабелем и Коппелем (Dudkin 1978:183 f.) стали важными событиями на пути к славе Достоевского в немецкоязычных странах и дали простор разнообразным трактовкам его произведений. Достоевский - самый читаемый русский писатель в немецкоязычных странах. Поколения поэтов и писателей, как пишет Хорст Бинек во вступительной статье к изданной им антологии «Достоевский для всех» («Dostojewski für alle», 1981), вдохновляли, сбивали с толку и тревожили не только его персонажи, но и «дикая и варварская» проза (де Вогюэ) русского писателя. Георг Брандес использует в этой связи прилагательное «скифская», которое служит здесь, в противоположность более ранней имагологической аргументации, не для создания стереотипного образа России, а для характеристики литературного стиля автора.
Произведения этого русского писателя стали, особенно для молодого поколения, абсолютно новым опытом восприятия разрыва между «своим» и «чужим». Завораживала не столько иная культурная и литературная традиция, сколько предпринятый Достоевским радикальный опыт деконструкции субъекта, отрицания его власти над самим собой, о которой свидетельствуют противоречивый внутренний мир героев, исчезновение аукториального рассказчика, необычайно тонкий анализ процессов, происходящих в человеческом сознании, и инновационный способ их текстуализации с помощью внутреннего монолога, несобственно-прямой речи и техники «потока сознания». Ряд консервативный критиков оценили этот опыт как бесцеремонное и брутальное нарушение эстетических законов. Достоевский открыл новый взгляд субъекта на свое «Я», на его многослойность и бездонность, на неподконтрольное разуму сосуществование противоположных желаний и мыслей, на опасное соседство во внутреннем мире добра и злом, любви и ненависти, на дьявольскую природу красоты и противоречивую сложность этического оправдания преступной личности (Раскольников в «Преступлении и наказании»).
В произведениях Достоевского предугадана проблема диссоциации «Я». Несколько лет спустя эту проблему обнаруживают философы, например Эрнст Мах («Анализ ощущений и отношение физического к психическому» / «Beiträge zur Analyse der Empfindungen», 1886), и психоаналитики, например Зигмунд Фрейд, она находит воплощение в художественных текстах представителей Венского модерна Германа Бара («Я не может быть спасено» / «Das unrettbare Ich», 1904) и Артура Шницлера, у которого она ведет к переосмыслению фигуры рассказчика. На основе всего вышесказанного вырисовывается долгое время господствовавшая линия интерпретации, согласно которой произведения Достоевского и даже вся русская литература в целом рассматривались как отрицание логоцентрической картины мира и призыв к преодолению разрыва между субъектом и бытием, личностью и народом. Немецкие современники Достоевского были поражены тем мастерством, с которым он раскрывает эти темы, опираясь на изученные позднее Бахтиным принципы диалогизма и полифонии.
Отсюда аффективное, доходившее до самоидентификации с автором и героями восприятие романов Достоевского. Сцены скандалов и провокаций, изображение болезни и преступлений, предельно сжатое время фабульного действия, аналитическая природа повествования, замаскированная под хаос взаимоисключающих мотивов и речевого поведения - все это захватывало читателей и требовало осмысления. Примерами осмысления могут служить произведения Томаса Манна, Георга Тракля, Кристиана Моргенштерна (в посвященном писателю стихотворении «К Достоевскому»), Гуго фон Гофмансталя и многих других уже упоминавшихся выше немецких писателей. Десятилетия спустя Генрих Манн дает в своей автобиографии («Обзор века», «Ein Zeitalter wird besichtigt», 1946) своеобразное резюме: школу Достоевского (как и Толстого) прошел целый народ - слова, свидетельствующие о впечатляющей современности произведений русского писателя, актуальности его произведений для немецкой культуры XX века.
Распространению текстов Достоевского с конца 1880-х годов способствовала социально-психологическая интерпретация романов и личности автора писателями и публицистами в контексте немецкого натурализма. Затем литературно-критический подход был вытеснен культурологическим, историко-философский - психологическим и теологическим, поскольку стало ясно, что проза Достоевского является не просто натуралистичным изображением сложных социальных отношений, что многогранный анализ пороговых ситуаций, содержащийся в его романах, имеет огромное идеологическое значение, формирует мировоззрение общества. Своего апогея специфически немецкое «присвоение» Достоевского достигло в первой трети XX века, особенно в период между 1919 и 1925 годами, когда немецкий книжный рынок буквально наводнили многочисленные переводы и публикации (Gerigk 2000).
Как будет показано далее, практически все известные немецкоязычные авторы первой половины XX века так или иначе откликнулись на творчество Достоевского. И он сам, и его персонажи становятся героями книг, театральных спектаклей и кинофильмов, произведений музыкального и изобразительного искусства (например, гравюра Макса Бекмана «Портрет Достоевского», 1921). Кроме того, идеологические размышления на стыке религии, этики и эстетики, присутствующие в больших романах Достоевского, порождают далекие от литературы толкования, авторы которых провозглашают русского писателя идеологическим лидером немецкой «консервативной революции», превозносят его как «мистика», «мученика» и «пророка» или отвергают как «националиста-славянофила» и «антисемита». Этот пласт рецепции Достоевского был изучен, в частности, в работе Майке Шульт, собравшей и прокомментировавшей отзывы немецких теологов (Schult 2012).
Высокую оценку творчества Достоевского мы находим и в первых литературоведческих работах о нем. К ним относится прежде всего масштабный труд Нины Гофман, вышедший в 1899 году под заголовком «Ф.М. Достоевский. Биографическое исследование» («Th.M. Dostojewsky. Eine biographische Studie») и оказавший влияние на восприятие Достоевского Францем Кафкой. Монография Гофман стала предвестником необозримого потока самых разных работ, посвященных анализу и интерпретации творчества Достоевского, и поток этот не иссякает вплоть до сегодняшнего дня. Ни один другой русский писатель не имел столь решающего влияния на восприятие русской литературы в Германии.
из блога philologist