Лягушка Юны
Вот уже в который раз натыкаюсь я в соц сетях на нынешние стихи Юны Мориц. В последнем своем шедевре поэтесса возжелала, чтобы Россия всех отсталинградила, а тем кто против, Юна предложила идти гитлерячить. Вот ведь словотворческая женщина. Прям Маяковский в юбке.
Вообще-то я расстроилась. Под пластинку Юны когда-то мой первенец с особым увлечением возводил жилые кварталы из деревянных кубиков. Веселая лягушка жила в одной реке - вверх дном ее избушка стояла, брекеке - избушка не стояла, а кверху дном плыла...
И мы с папой первенца практически по любому поводу говорили друг другу: но это не меняло лягушкины дела! А первенец над своими кубиками выразительно ворковал, ква-ква.
В общем, Юна Мориц была у нас чем-то вроде доброго домового. Хорошие детские писатели - они такие. Селятся у тебя дома и живут.
Вообще-то, детские писатели, в основном, не собирались становиться детскими. Я когда-то с изумлением прочитала у Заходера «Обо мне говорят как о детском поэте, а я и не спорю, милые дети». Советские детские поэты считали, что стать великими взрослыми поэтами им мешает цензура. На самом деле все немного сложнее. Ну, в смысле цензура - она, конечно мешает. Во первых, она разрушает судьбы поэтов реально великих - типа Мандельштама, Маяковского, Цветаевой или Бродского. Во вторых, она создает ниши для циничных бездарей. Но у поэтов, обладающим скромным поэтическим даром, она ниши не отбирает - для них и без цензуры ниш не особо много. Потому что хорошие интересные стихи никому так особо и не нужны. Плюс, их уже много понаписано.
Вот для музыки, для хитов - это да. Но там нельзя писать слишком сложно. А то у исполнителя язык закрутится трубочкой - а у слушателя уши.
Ну, или для детей - вот им что-то новое нужно каждый день - про их жизнь, про их игрушки, про резинового ежика. Чтобы доброе и светлое. Слониха, слоненок и слон.
И эта ниша с точки зрения истории сравнительно новая. Никто и никогда ничего не писал специально для детей - и не делал. Ну так, может раз в год лошадку из дерева вырезать. Если умеешь. А вообще-то, дети должны были встраиваться во взрослый мир и учиться жить по взрослым правилам. Какие такие стихи? Катехизис!
Но вот в двадцатом веке появилась медицина, и дети перестали массово вымирать - и соответственно появились контрацептивы. Детей стало меньше, а времени больше - и захотелось своим детям радоваться, с ними захотелось играть. Взрослым захотелось иногда самим побыть детьми - а не тащить детей за удавку на шее в свой взрослый мир. Для детей стали писать стихи. В Америке появился Доктор Сёсс, в России Чуковский, Маршак и Заходер, бритты поставили Питера Пэна - и понеслось.
И вроде все хорошо. Можно рифмовать себе лягушек с избушками, а иголков с волками и елками. И детям абсолютно пох, что эти рифмы уже использовались в литературе столько раз, сколько, я не знаю... сколько песчинок на дне Ганга. Дети складывают под эти рифмы свои кубики и удовлетворенно повторяют ква-ква.
Но поэт думает, что он может больше. В смысле, она. Поэтесса. ХЗ почему она так думает. И вот ее час настает! И она идет и сталинградит. Прям как Маяковский.
В общем жаль. Мне ужасно нравился стих про лягушку. Унылые лягушки томились и страдали - в зеленые подушки ква-ква они рыдали - а бодрая старушка, веселая лягушка... Она, наверное, надеялась, что вот состарится - и станет такой вот бодрой веселой лягушкой. А получилось то что получилось.