Рабство
Александр Ф. Филиппов пишет о «Бегущем по лезвию», опираясь на антропологическую теорию рабства: Ханна Арендт («…Надо вспомнить о том, что большинство рабов в древности были побежденные враги… Вместо того, чтобы позволить продать себя в качестве пленных в рабство, они могли совершить самоубийство, а поскольку мужество было кардинальной политической добродетелью, предпочтя жизнь, они тем самым уже доказали, что ‘по природе’ не годятся быть свободными и гражданами полиса»), Александр Кожев. И приходит к выводам выдающейся экзистенциальной силы: раб - тот, кто одержим желанием жить, но кому отказано (= кто отказался сам, кто сам себе отказал) в праве на любые другие мотивации жизни, кроме самой жизни.
Я не то чтобы сошла с ума и собираюсь подробно пересказывать в жж научный текст (хотя бы и категории must read), но мне интересна одна штука, которую этот текст позволяет додумать уже самостоятельно.
Собственно, ведь формулировка Арендт предполагает еще одно (причем, возможно, более очевидное) следствие: пока сохраняется «память» (персональная или культурная) о несовершенном самоубийстве (неважно, на каком уровне воспроизводится эта ситуация - буквальном или символическом), рабство должно подразумевать не только оголтелое стремление жить, но и внутреннее осуждение этого стремления, чувство вины, стыда, связанное с существованием другой, противоположной возможности - умереть, но не жить в рабстве. Единственная и самоценная ценность раба - жизнь - является одновременно и самым главным позором. Что происходит, когда этот позор полностью вытесняется (а он, конечно, вытесняется) из сознания, с кем он может быть разделен, на кого переносится?
Андроиды - взбунтовавшиеся рабы (бунт, как замечает Филиппов, еще не снимает стигму рабства) - направляются из космических колоний на Землю, где им угрожает уничтожение (всеми силами цепляться за жизнь / атаковать свою жизненность - и есть два безысходных полюса, между которыми зажато рабство), и разыскивают своего создателя. На что они на самом деле надеются? На то, что он совершит чудо и продлит им жизнь? Или же (вместо этого, вместе с тем) сделает их несуществующими, небывшими - то есть не рабами? Какие именно ожидания он не оправдывает?
Глава корпорации, производящей андроидов, не просто признается в бессилии увеличить срок жизни собственных тварей, он пытается убедить альбиносообразного репликанта Роя Батти в небессмысленности короткой репликантской жизни. За что Рой, недолго думая, выдавливает ему глаза и сворачивает шею. Филиппов предполагает, что Рой не может удовлетвориться предложенным ему утешением и «отпущением грехов» постольку, поскольку сознает рабскость (негероичность) прожитой им недолгой жизни. Но есть ведь и другое объяснение: Рой не может быть утешенным и впадает в ярость не потому, что его прошлая жизнь была рабской, а потому, что он продолжает смотреть на нее глазами раба - со стыдом и отчаянием. Как на не имеющую права быть.
Тогда раб - это тот, кто неспособен принять свою жизнь как дар; своего творца он может воспринимать только в двух регистрах: рабу кажется, что жизнь была дана ему либо в качестве наказания (за то, что сразу не умер - «мама, роди меня обратно»), либо для того, чтобы было над кем господствовать. В тот момент, когда Рой входит в спальню своего создателя, он уже его ненавидит.
Телесное воплощение рабства - напряженно скрюченные пальцы репликанта: невозможность ни удержать жизнь, ни ее отпустить. Выход, найденный в конце концов Роем: удержать чужую жизнь и отпустить свою (эти действия - удержать, отпустить - визуализируются в финале буквально).
Что нужно, чтобы перестать воспринимать жизнь как тот небольшой клочок пространства, на котором ты можешь дышать. Чтобы сойти с этого пятачка и принять жизнь до себя, после себя, рядом с собой. Чтобы увидеть другое, другие смыслы, помимо жизненности как таковой. Простить себя, может быть. Простить себе желание жить.
Я не то чтобы сошла с ума и собираюсь подробно пересказывать в жж научный текст (хотя бы и категории must read), но мне интересна одна штука, которую этот текст позволяет додумать уже самостоятельно.
Собственно, ведь формулировка Арендт предполагает еще одно (причем, возможно, более очевидное) следствие: пока сохраняется «память» (персональная или культурная) о несовершенном самоубийстве (неважно, на каком уровне воспроизводится эта ситуация - буквальном или символическом), рабство должно подразумевать не только оголтелое стремление жить, но и внутреннее осуждение этого стремления, чувство вины, стыда, связанное с существованием другой, противоположной возможности - умереть, но не жить в рабстве. Единственная и самоценная ценность раба - жизнь - является одновременно и самым главным позором. Что происходит, когда этот позор полностью вытесняется (а он, конечно, вытесняется) из сознания, с кем он может быть разделен, на кого переносится?
Андроиды - взбунтовавшиеся рабы (бунт, как замечает Филиппов, еще не снимает стигму рабства) - направляются из космических колоний на Землю, где им угрожает уничтожение (всеми силами цепляться за жизнь / атаковать свою жизненность - и есть два безысходных полюса, между которыми зажато рабство), и разыскивают своего создателя. На что они на самом деле надеются? На то, что он совершит чудо и продлит им жизнь? Или же (вместо этого, вместе с тем) сделает их несуществующими, небывшими - то есть не рабами? Какие именно ожидания он не оправдывает?
Глава корпорации, производящей андроидов, не просто признается в бессилии увеличить срок жизни собственных тварей, он пытается убедить альбиносообразного репликанта Роя Батти в небессмысленности короткой репликантской жизни. За что Рой, недолго думая, выдавливает ему глаза и сворачивает шею. Филиппов предполагает, что Рой не может удовлетвориться предложенным ему утешением и «отпущением грехов» постольку, поскольку сознает рабскость (негероичность) прожитой им недолгой жизни. Но есть ведь и другое объяснение: Рой не может быть утешенным и впадает в ярость не потому, что его прошлая жизнь была рабской, а потому, что он продолжает смотреть на нее глазами раба - со стыдом и отчаянием. Как на не имеющую права быть.
Тогда раб - это тот, кто неспособен принять свою жизнь как дар; своего творца он может воспринимать только в двух регистрах: рабу кажется, что жизнь была дана ему либо в качестве наказания (за то, что сразу не умер - «мама, роди меня обратно»), либо для того, чтобы было над кем господствовать. В тот момент, когда Рой входит в спальню своего создателя, он уже его ненавидит.
Телесное воплощение рабства - напряженно скрюченные пальцы репликанта: невозможность ни удержать жизнь, ни ее отпустить. Выход, найденный в конце концов Роем: удержать чужую жизнь и отпустить свою (эти действия - удержать, отпустить - визуализируются в финале буквально).
Что нужно, чтобы перестать воспринимать жизнь как тот небольшой клочок пространства, на котором ты можешь дышать. Чтобы сойти с этого пятачка и принять жизнь до себя, после себя, рядом с собой. Чтобы увидеть другое, другие смыслы, помимо жизненности как таковой. Простить себя, может быть. Простить себе желание жить.