(no subject)
В четверг ночью, сидя на веранде какого-то ночного клуба на Красном Октябре, я всасывала в себя из громадного стакана мохито и разглядывала с высоты неожиданно похорошевшую Москву. Виды открывались нереальные - набережная реки напоминала мощную гирлянду, вместо лампочек в которую были вставлены уличные фонари, подсвеченные прожекторами особняки и мчащиеся автомобили. Это был ракурс не со стороны Храма Христа Спасителя, а с места, что напротив памятника Петру Первому, и у меня вдруг появилось четкое ощущение, что Москва смахивает на что-то киношное, на то, что всегда завораживает ровно до той минуты, пока сидишь в кресле с попкорном в руке.
И я подумала, что именно такой, глянцевой и причесанной, видят Москву посетители модной нынче «Стрелки», эти бесконечно милые, гениальные и немного пафосные хипсто-блогеры, счета которым в местных ресторанах, скорее всего, оплачивают родители. Они видят Москву с самого фотогеничного ракурса, снимают lookи на фоне столицы на свои айфоны, и, может даже, верят, что это и есть истинное лицо этого города - как бывает с начинающими путешественниками или не умеющими думать людьми.
Так было, например, с нами в Сан-Паулу, когда мы пили пиво и играли в бильярд на 15-м этаже нашей гостиницы, и я боялась, что Том разобьет стену - они все там были сделаны из тонкого голубого стекла. Когда стемнело, Сан-Паулу превратился в удивительный островок из сотен небоскребов с мириадами ярких точек-окон и с кругами вертолетных площадок на крышах домов, и мы, стоя с открытыми ртами в нашем стеклянном кубе, думали, что нас видит весь этот город, этот громадный латиноамериканский Нью-Йорк. Тем вечером я была влюблена в Сан-Паулу, но уже утром возненавидела его - за пробки, за шум и недостаток кислорода, за то, что он был как Москва, только в тысячу раз хуже.
То же обманчивое ощущение было в Бангкоке - три года назад. Мы сидели в каком-то жутко известном ресторане в центре города, и под нами в огромных, встроенных в пол аквариумах плавали толстые красные карпы, вокруг веселились люди, и вечерняя тайская столица - с ее барами, моллами, океанариумами - была слишком прекрасна, чтобы думать о чем-то кроме еды и планов-прогулок на завтра. Но «завтра» состояло из того, что я весь день провела над текстом о забастовках - в эти дни город сотрясали демонстрации и акции протеста, и пока мы мило тянули за ужином коктейли, из аэропортов не могли вылететь сотни рейсов, и люди по двое суток спали на полу, подложив под голову чемоданы.
Всегда запоминаешь город в тот момент, когда на него падает скрывающая любые недостатки симпатичная ночь, и эта картинка остается в голове нестираемым файлом, регулярно всплывающем в воспоминаниях. Не хочется верить, что за этой картинкой есть что-то еще - то, о чем читаешь в утренних газетах, или встречаешь, спускаясь в метро, или просто видишь на улицах - но единственное, что можно сделать в такой ситуации - растянуть свой ставший теплым мохито.
И я подумала, что именно такой, глянцевой и причесанной, видят Москву посетители модной нынче «Стрелки», эти бесконечно милые, гениальные и немного пафосные хипсто-блогеры, счета которым в местных ресторанах, скорее всего, оплачивают родители. Они видят Москву с самого фотогеничного ракурса, снимают lookи на фоне столицы на свои айфоны, и, может даже, верят, что это и есть истинное лицо этого города - как бывает с начинающими путешественниками или не умеющими думать людьми.
Так было, например, с нами в Сан-Паулу, когда мы пили пиво и играли в бильярд на 15-м этаже нашей гостиницы, и я боялась, что Том разобьет стену - они все там были сделаны из тонкого голубого стекла. Когда стемнело, Сан-Паулу превратился в удивительный островок из сотен небоскребов с мириадами ярких точек-окон и с кругами вертолетных площадок на крышах домов, и мы, стоя с открытыми ртами в нашем стеклянном кубе, думали, что нас видит весь этот город, этот громадный латиноамериканский Нью-Йорк. Тем вечером я была влюблена в Сан-Паулу, но уже утром возненавидела его - за пробки, за шум и недостаток кислорода, за то, что он был как Москва, только в тысячу раз хуже.
То же обманчивое ощущение было в Бангкоке - три года назад. Мы сидели в каком-то жутко известном ресторане в центре города, и под нами в огромных, встроенных в пол аквариумах плавали толстые красные карпы, вокруг веселились люди, и вечерняя тайская столица - с ее барами, моллами, океанариумами - была слишком прекрасна, чтобы думать о чем-то кроме еды и планов-прогулок на завтра. Но «завтра» состояло из того, что я весь день провела над текстом о забастовках - в эти дни город сотрясали демонстрации и акции протеста, и пока мы мило тянули за ужином коктейли, из аэропортов не могли вылететь сотни рейсов, и люди по двое суток спали на полу, подложив под голову чемоданы.
Всегда запоминаешь город в тот момент, когда на него падает скрывающая любые недостатки симпатичная ночь, и эта картинка остается в голове нестираемым файлом, регулярно всплывающем в воспоминаниях. Не хочется верить, что за этой картинкой есть что-то еще - то, о чем читаешь в утренних газетах, или встречаешь, спускаясь в метро, или просто видишь на улицах - но единственное, что можно сделать в такой ситуации - растянуть свой ставший теплым мохито.