Партизан Сировина Мирко Саво часть 1
Если можно, давайте вначале разберемся с вашим именем.
У нас в Сербии обращаться по имени отчеству не принято, но в документах пишут, например, так Сировина С. Мирко, т.е. Мирко сын Саво.
Мирко Саво, расскажите, пожалуйста, где и когда вы родились. Как жила ваша семья до войны, чем занимались родители?
Я родился 26 апреля по старому стилю 1925 года в Югославии в небольшом селе Городаши, это в исторической области Герцеговина, в девяти километрах от известного курортного города Дубровник. У нас была самая обычная крестьянская семья, причем, мы всегда жили вместе с семьей родного брата отца Ристо. Помню, одно время в совсем небольшом домике нас жило 16 человек. Во время войны у нас почти все воевали: отец, три моих двоюродных брата, я и за это наш дом немцы сожгли. Поэтому после войны правительство нам, как и многим другим бывшим партизанам, выделило в Сербии новые дома, но отец и брат даже имея возможность жить отдельно, продолжали жить все вместе.
Что вам рассказать про нашу довоенную жизнь. Судите сами. Район горный, нормальных дорог почти нет, поэтому даже повозок почти не было. Наверное, нас можно было причислить к беднякам, потому что мы хоть и выращивали пшеницу, кукурузу, ячмень, но до нового урожая своего хлеба у нас никогда не хватало, и жили мы фактически одной картошкой. Правда, сколько живу, но такой вкусной картошки как у нас, нигде и никогда больше не встречал. Например, уже с 12-13 лет я на продажу таскал на себе в Дубровник мешки с картошкой, и как только люди узнавали из какого села, мгновенно покупали весь мешок. И не только картошку, а буквально все приходилось таскать на своих плечах. Если нужно отнести на мельницу пшеницу или кукурузу, то мешок на плечах носили аж за 12 километров.
Хотя мы имели и несколько коз и овец, корову, но мясо у нас в семье ели только в период тяжелых полевых работ или по большим праздникам. Молоко, правда, всегда было, из него делали разные молочные продукты.
И огромные проблемы были с водой. Ближайший источник находился метрах в пятистах от нашего дома, другой где-то в километре, а источник для скотины был вообще километров за пять, поэтому у нас всегда собирали и использовали дождевую воду.
А жили мы в неотапливаемом доме, хотя у нас был скорее даже не дом, а четыре отдельные каменные халупы. Правда, в одной из них была сделана бетонная плита, на которой разводили огонь, там же ели, грелись, а спать расходились по своим домикам.
В школе вы учились?
Да, я проучился четыре класса в начальной школе, которая находилась в соседнем селе. Только в одну сторону мне приходилось ходить по девять километров, причем, если в школу идешь с горы, то обратно уже в гору. И вот представьте себе, что пацан семи лет каждый день проходил по 18 километров, а ведь после школы нужно было еще и помогать родителям: или козлят пас, или что-то еще делал. К тому же обуви ведь не было, поэтому почти все время ходили босиком, зачастую даже по снегу. А для того, чтобы я зимой мог ходить в школу, то мне делали подобие обуви из свиной кожи, но она очень быстро изнашивалась. Но надо признать, что зимы в тех краях все-таки не очень суровые, хотя иногда выпадало много снега. А мои родители и дядя с тетей были совсем безграмотными. Два старших двоюродных брата тоже нигде не учились, но самостоятельно научились читать и писать.
За школу нужно было платить?
Нет, за школу ничего не платили, но зимой надо было привезти дров. Вот дальнейшее обучение было уже платное, но возможности за него платить и куда-то ехать, у нас просто не было. Поэтому думаю, что если бы не война, то я бы, наверное, так и остался крестьянином. Хотя кто знает, как бы вышло, ведь у нас в семье мужских душ было много, а земли всего ничего, поэтому чтобы не дробить хозяйство, пришлось бы уехать куда-то на заработки.
Но, например, мои старшие двоюродные братья хоть постоянно и ездили на заработки, а все равно жили бедно. И я ведь и сам еще до войны уже начал ездить на заработки в Дубровник. В качестве рабочего строил шоссейные дороги, мы по двое таскали груженые камнем вагонетки. А жили в это время даже не на чердаках, а скорее на антресолях, куда приходилось буквально заползать. Но что делать, приходилась подрабатывать, причем, заработанные деньги шли на нужды всей семьи. Так что думаю, не ошибусь, если скажу, что жизнь у нас была очень сложная. Конечно, в нынешнем понимании детства у меня совсем не было, но я все равно с большой теплотой вспоминаю это время. Потому что в нашей семье были очень теплые отношения, дядя и тетя меня любили не меньше, чем своих детей, а какое было воспитание. Люди в постоянном тяжелом труде вырастали честными и порядочными.
Насколько верующей была ваша семья?
Конечно, мы отмечали все церковные праздники, но назвать нас сильно религиозными было никак нельзя. И это не наша семья какая-то особенная, просто такие традиции сложились в тех местах. Например, в наших краях не было принято носить нательные крестики. Никто не носил, даже девушки. Конечно, в детстве я и какие-то молитвы знал, потому что и в школе их изучали. Но самая близкая церковь от нас находилась километров за пять, поэтому даже мама ходила туда нечасто, я за все время в ней был всего несколько раз, а отец вообще не ходил. Правда, летом в праздники во дворе церкви устраивали торжества, на которые собиралась молодежь со всего нашего района. Ребята и девушки веселились, знакомились, и очень многие впоследствии поженились.
Насколько остро в ваших краях стояла проблема межнациональных отношений?
Как вы знаете, в Боснии и Герцеговине население смешанное: больше всего мусульман, чуть поменьше сербов и меньше всех хорватов. И я вам скажу, что сербы, уж не знаю за счет чего, может за счет своей миролюбивой религии, всегда и со всеми старались жить дружно. Причем надо сказать, что в то время с мусульманами отношения были гораздо лучше, чем с хорватами. Наверное, именно поэтому хорваты во время войны самыми последними массово включились в партизанскую борьбу, к тому же Гитлер сразу дал им независимость.
А в мое время, какие были недоразумения. Стычки по национальному и религиозному признаку случались обычно на гулянках, когда люди выпивали и начинали задираться.
Как вы узнали, что началась война, и что изменилось после того как Югославия оказалась оккупированной?
В октябре 1934 года в Марселе националисты убили короля Югославии Александра I, и власть в стране перешла к несовершеннолетнему королю Петру II, а регентский совет возглавил принц Павел. Новые власти во внешней политике готовы были пойти на компромисс с фашистскими Германией и Италией, в результате чего в марте 1941 правительство обсуждало вопрос о присоединении к блоку Германия-Италия-Япония. Большинство министров проголосовало за этот шаг, и проигравшее меньшинство в знак протеста покинуло кабинет. 24 марта реорганизованное правительство единодушно одобрило соглашение, и оно было официально подписано в Вене.
Но подписание этого документа вызвало в народе бурю негодования. Это сложно объяснить с позиции логики, ведь было ясно, что силы явно неравные, но в народе был такой сильный патриотизм, что люди такому преступному союзу предпочитали войну. В Белграде особенно среди молодежи начались массовые протесты, которые прошли под антигерманскими и антифашистскими лозунгами: «Лучше война, чем союз с Германией!» На сторону манифестантов перешла армия, король Петр II был объявлен совершеннолетним, и уже 25 марта 1941 было образовано новое правительство во главе с генералом Симовичем, которое расторгло соглашение с Германией. 5 апреля Югославия подписала с СССР договор о дружбе и ненападении, а уже буквально на следующий день немецкие войска, при поддержке Италии, Венгрии, Болгарии и Румынии вторглись на территорию страны. Из нашего села было хорошо видно, как бомбили Дубровник и как над городом шли воздушные бои.
Но соотношение сил сторон было неравным, и югославская армия была разбита в течение 10-ти дней. Вся Югославия оказалась оккупирована и разделена на зоны оккупации. В Сербии было образовано прогерманское правительство, Словению присоединили к Германии, Воеводину - к Венгрии, а Македонию - к Болгарии. В Черногории установился режим итальянской, а с 1943 - немецкой оккупации. А хорватским националистам - "усташам" во главе с Анте Павеличем Гитлер разрешил создать Независимое Государство Хорватия, причем они еще захватили Боснию и Герцеговину.
Незадолго до начала войны была проведена массовая мобилизация, и в армию призвали двух моих двоюродных братьев и отца, но вскоре они все вернулись, причем с оружием. Мы думали, что отец попал в плен, но через два месяца после начала войны он вернулся домой с винтовкой. Оказалось, что все это время он пробирался домой горными тропами, поэтому и не попался оккупантам. Один брат тоже вернулся с винтовкой, а второй вообще с конем и пулеметом.
Как вы впервые увидели оккупантов?
Как только люди узнавали, что в село должны нагрянуть оккупанты, то почти все сразу уходили в леса, только старики оставались, потому что немцы ведь сразу стали зверствовать. Без суда и следствия расстреливали неповинных людей, и при этом всех предупредили, что за каждого убитого немца будут расстреливать по сто сербов, причем, вне зависимости мужчина это, женщина или ребенок... Естественно, в народе это вызвало еще большее ожесточение. Но нам повезло в том, что наши края оказались под властью итальянцев, а они в массе своей были не такие жестокие как немцы. И когда они впервые приехали к нам в село, причем большими силами, то мы ушли в горы, а едва ли не всех оставшихся мужчин они сразу арестовали и посадили в Ловренац - превращенную в тюрьму знаменитую крепость Дубровника. Из нашего села там оказались человек 12-15 и в ужасных условиях они бы все непременно погибли, если бы не счастливая случайность. Правитель, по-нашему жупан, хорватской провинции Далмация находился в очень хороших отношениях с одним из жителей нашего села Вуканом Поробичем. И насколько я понимаю, ему как-то удалось попросить и убедить своего приятеля отпустить наших односельчан. Не за деньги, а просто из-за хороших отношений. Но отпустили не всех. Человек пять там так навсегда и осталось, а всех остальных, в том числе моего отца и дядю выпустили.
Нужно признать, что уроженцы Далмации отличаются от всех остальных хорватов в лучшую сторону как небо и земля. Они всяких гадостей не делали, да и в партизаны пошли воевать массово достаточно рано. Например, нам в 1943 году пришлось много взаимодействовать с 1-й и 2-й Далматинскими дивизиями, сформированными как раз из уроженцев этих мест.
Но после возвращения из тюрьмы, отец почти сразу ушел в партизаны, а дядя Ристо несмотря на свои 49 лет хоть и был очень крепким мужчиной, но его не взяли, потому что он был уже глухой.
Нужно еще обязательно сказать, что в 1937 году произошло предательство со стороны руководства коммунистической партии Югославии во главе с Марковичем, которое отказалось от борьбы за коммунистические идеалы, и встало на путь соглашательства и уступок властям, поэтому руководство СССР направило в Югославию восстанавливать работу КПЮ Йосипа Броза Тито, который в то время работал в Коминтерне. И после того, как Германия напала на Советский Союз, руководство компартии в начале июля обратилось к народу с призывом к всеобщему восстанию. После этого стали формироваться первые партизанские отряды.
Чем они занимались? Поначалу люди жили у себя по домам, а когда собирались, то нападали на железнодорожные составы и на мелкие гарнизоны оккупантов. Всячески сдерживали их продвижение в горы.
Например, могу вам рассказать такой эпизод. В октябре 41-го итальянцы взяли в заложники около 50 видных людей нашей местности. В ответ на это наши люди под руководством Божо Славича собрались в отряд из 80 человек и на участке железной дороги между селами Завала и Марева-Лют устроили засаду воинскому эшелону. Взяли в плен 120 итальянских солдат и потребовали от их командования переговоров. В свою очередь итальянцы в ультимативной форме потребовали освобождения всех пленных и вернуть захваченное оружие, на что руководство отряда выдвинуло требование освободить заложников. Переговоры шли пять дней и завершились тем, что стороны обменялись пленными, а все захваченное оружие осталось у партизан.
Примерно через 10 дней после этого со стороны села Завала в наши места попытались прорваться усташи, чтобы покарать партизан, но отряд вовремя отреагировал и своевременно занял позиции по линии господствующих высот. Пять суток шли кровопролитные бои, и, в конце концов, враг был вынужден отступить. Я тоже рвался участвовать в тех боях, но мой двоюродный брат Йово, который входил в руководство отряда, категорически запретил мне это. Но я тоже внес посильную помощь. От позиций партизан до ближайших сел было около пяти километров, и я вместе с другими людьми подносил им продукты и боеприпасы.
Или, например, такой эпизод. В ноябре 1941 года отряд из 45 партизан во главе со ставшими впоследствии известными командирами НОАЮ Саво Ковачевичем и Владо Шегертом на горной дороге у села Ластва, что на границе Черногории и Гереговины, устроил засаду, в которую попали итальянские моторизованные части. И этот совсем небольшой отряд в ближнем бою, используя в основном гранаты, сумел обратить в бегство итальянцев и захватить 29 легких танков и 24 пленных...
Так что освободительное движение начиналось с таких маленьких партизанских отрядов, а к концу войны в Югославской Народно-Освободительной Армии было уже пять полноценных Армий, четыре общевойсковые и одна танковая, общей численностью около 800 000 человек. Когда на территорию Югославии вступила Красная Армия, то из Советского Союза мы стали получать различное вооружение, военную технику и даже самолеты.
А вы сами, когда ушли в партизаны?
25 сентября 1942 года я вступил в 10-ю бригаду 3-й дивизии, которая проходила километрах в пяти от нашего села. Мама, провожая меня, прошла километра четыре, сказала напоследок какое-то напутствие, но так и не заплакала. Вы ведь знаете, что такое материнская любовь, но моя мама, надеясь, что все закончится хорошо, и я вернусь живым, как-то сумела сдержаться и не заплакала.
Свое боевое крещение помните?
Конечно, первый бой запомнился, но надо признать, что он получился довольно легким. Всем отрядом, а нас тогда было человек семьдесят, мы устроили засаду на узкоколейной железной дороге Дубровник - Мостар. На участке между Дикличами и Ясеницей заняли выгодное положение и полностью уничтожили небольшой состав, в котором ехали немцы. Вагонов пять, наверное, было пассажирских, и мы их забросали гранатами. Никто не ушел...
В таких случаях, для того чтобы остановить поезд на рельсах обычно делали завал или ломали рельсы. Но самое главное - старались проводить диверсии как можно дальше от населенных пунктов, потому что немцы именно на них обрушивали всю свою ярость. Ведь ожесточенность партизанской войны в Югославии я могу сравнить только с положением в Белоруссии. Судите сами, за всю войну в Югославии из шестнадцати миллионов населения погибло миллион семьсот тысяч жителей... Потому что немцы никак не могли смириться с положением, когда у них в тылу действует фактически полноценная регулярная армия, и всеми силами стремились задушить партизанское движение, что приводило к очень тяжелым ситуациям.
Например, именно такая ситуация сложилась в апреле 43-го. Наше положение усугублялось еще и тем, что в то время многие югославские части старались держаться компактно. В долине у городка Прозор немцы прижали нас к реке Неретва, за которой начинаются горы. А у нас там раненных на носилках было около восьми тысяч... И нас спасла только хитрость наших командиров. В том месте через реку вели два моста, но когда мы их сами взорвали, немцы решили, что мы не собираемся переправляться и, оставив лишь небольшое прикрытие, сняли с той стороны свои части и перебросили их на другой участок. А ночью мы быстро навели 10 понтонных мостов и рванули по ним через Неретву в спасительные для нас горы. Правда, всю технику и транспорт пришлось бросить в реку, и взяли с собой только то, что смогли унести на собственных плечах.
И оставшись без транспорта, в мае мы опять попали в окружение, но уже в горах. На реках Сутеска и Дрина. И именно нашей 3-й дивизии во главе с Саво Ковачевичем, поручили охранять раненных, а из всех шести бригад дивизии только нашу направили в прорыв. Мы все-таки прорвали немецкое кольцо, и вышли из окружения, а за нами пошли и остальные соединения, но все те, кто остались с раненными, в том числе и сам Саво Ковачевич, погибли... За этот подвиг ему впоследствии было посмертно присвоено звание Народного Героя Югославии.
И вот только после этой трагедии наше командование изменило тактику. Если раньше у нас старались держать силы большими группировками, то сейчас наоборот, стали распылять силы по районам, чтобы нельзя было одним ударом покончить сразу со всеми. И тогда народ буквально хлынул в партизаны, наши силы за короткое время фактически утроились, начали создаваться новые дивизии, и так я оказался уже в 29-й Герцеговинской дивизии.
Конечно, немцы и после этого пытались нас уничтожить, но это было очень тяжело сделать. Например, в июне 44-го у города Дрвар в окружение попал Генеральный Штаб НОАЮ. Причем, так получилось, что из всех наших войск там находилось только 500 командиров, которые обучались на курсах при Генеральном Штабе. Рано утром немцы нанесли по Дрвару удары с воздуха, а потом высадили воздушный десант, и пошли в наступление. И тогда руководство СССР прислало транспортные самолеты, которые вывезли руководство армии на остров Вис в Адриатическом море. А немцы очень долго и настойчиво преследовали один из Сремских корпусов, как раз в сторону расположения нашей дивизии, но мы фактически спасли положение, потому что не только их не пропустили, но и полностью разгромили. Скажу без ложной скромности, у нас была очень боевая дивизия, хотя наш командир Владо Шегерт имел всего четыре класса образования. Правда, начальником штаба у него был Раде Хамович - бывший поручник королевской армии, это как старший лейтенант в Советской. Он впоследствии стал начальником Генерального Штаба югославской армии. И, кроме того, у нас при штабе находился еще один лежачий подполковник, которого постоянно носили на носилках, но он всегда участвовал в планировании операций. А все советские летчики, кстати, потом за это спасение Генерального Штаба были удостоены звания Народного Героя Югославии.
И я вам скажу, что свою местность, а мы действовали в районе городов Гацко - Билеча -Требине - Невесенье, мы полностью никогда не отдавали. А, например, городок Гацко уже с начала 1944 года постоянно держали в своих руках. Наша 12-я бригада находилась в районе Невесенья и не давала возможности немцам пройти.
Например, однажды немцы захотели из Требине через Билечу наступать на Гацко и наш 2-й батальон срочно бросили на усиление 10-й бригады. В ту пору меня уже назначили командиром взвода, и когда немцы стали сильно нажимать, именно моему взводу приказали перерезать дорогу Билеча - Гацко. К тому времени во всем взводе оставалось всего 13 человек, и с нами еще пошел заместитель командира роты Данило Ненадьич - очень боевой мужик, с которым у меня наладились отличные отношения. Но зато у нас на четырнадцать человек было аж четыре пулемета и девять винтовочных гранатометов, которые надевались на стволы винтовок. Правда, стреляли они не очень далеко.
И вот там случился один из самых памятных для меня боев. Немцы пошли в наступление большими силами, говорили, что их было человек шестьсот, но мы километрах в двадцати от Билечи заняли выгодную возвышенность, и целый день успешно оборонялись и не давали им пройти. Местные жители были настолько поражены, что мы такими малыми силами успешно сдерживали столько немцев, что начали говорить: «Наших партизан никто не сможет победить!» А часа в три дня я предложил Ненадьичу: «Давай сделаем так. Я возьму пулемет и с одним из моих солдат зайду с тыла к вражеской батарее, которая нас обстреливает». Данило засомневался, но я его все-таки убедил, и мы с Владо Дундером пошли. Совершили обход длинной около пяти километров, и когда незаметно подобрались к батарее метров на 100-150, внезапно закричали: «Ура! Вперед 12-я бригада!» и открыли огонь из пулемета. У немцев началась настоящая паника, и они бросились бежать. А вскоре подошла помощь и под нашим натиском немцы к вечеру отступили обратно в Билечу. За эти успешные бои наш батальон получил благодарность от командиров дивизии и бригады.
Или еще такой случай. У городка Требине, который был сильно укреплен еще при турках, партизан никогда не было, поэтому наше командование решило пробиться в тот район. А т.к. немцы обычно действовали только днем, поэтому в одну ночь мы перешли реку Требишница и зашли в эти районы. Всемером заняли позицию на возвышенности, подготовили себе укрепления, правда, позади нас находилась вторая высота, на которой расположился целый взвод. Когда немцы пошли вперед, причем, нас сильно обстреливала их артиллерия, то мы их встретили таким огнем, что атака захлебнулась. И хотя немцы атаковали по несколько раз в день семь дней подряд, но так и не смогли нас сбросить с этой высоты. Правда, нам своим перекрестным огнем очень сильно помогал соседний взвод, и, в конце концов, все закончилось тем, что подошел наш батальон, и загнал немцев обратно в город.
Кстати, никогда не забуду, как мы совершили тот большой переход из Гацко до Требине. Лежал глубокий снег, причем, не мягкий, а с коркой. И в какой-то момент у меня порвались ботинки, и я остался только в шерстяных носках. А на привале мне говорят: «Мирко, так ты же босый». Смотрю, точно... Пришлось целую ночь идти фактически босиком, пока утром в одном доме мне достали какую-то обувь. Но чтобы вы знали, у нас было очень строго насчет мародерства. Не дай бог кто-то из бойцов сам пойдет по домам. Для этого в каждом батальоне был заместитель командира по тылу, и только он имел право ходить к жителям и просить, что возможно дать. И люди всегда откликались. Чем могли, старались нам помогать, все, что возможно давали: и продукты и одежду. А вот оружие и боеприпасы мы в основном добывали у противника.
Поверьте, бои были страшные и разных эпизодов у меня очень много, но я вам так скажу. В войну мы все время надеялись на Советский Союз, и только благодаря ему удалось победить гитлеризм. И вы бы только знали, как югославский народ переживал, когда немцы наступали на Ленинград, на Москву. Зато когда Красная Армия перешла в наступление, то для нас это стало огромной помощью, потому что немцы уже не могли усиливать давление. Но и мы в свою очередь старались всеми силами внести свою лепту в общую Победу.
Например, когда советские войска освобождали Молдавию, то семь немецких дивизий должны были уйти из Греции в Италию кратчайшим путем. Но нашу дивизию усилили, и поставили задачу: не пропустить немцев вдоль побережья, а вынудить их пойти в круговую. И нам это удалось сделать. Совместными усилиями с частями Красной Армии эту группировку полностью уничтожили у города Смедерев, что в 70 километрах от Белграда.
А когда в конце сентября 1944 года Красная Армия подошла к границам Югославии, то командир механизированного корпуса генерал Жданов отдал приказ посадить на свои танки бойцов Народно-Освободительной Армии Югославии, и вместе пошли освобождать часть Сербии. И уже к 20 октября совместными усилиями удалось освободить Белград. В боях за город погибло около тысячи советских воинов, и около двух тысяч югославских, в числе которых был и мой двоюродный брат Гойко...
А вы бы видели, как наш народ встречал бойцов Красной Армии. Это было что-то невероятное... Всего при освобождении Югославии погибло около 11 тысяч советских воинов, но их всех достойно похоронили, поставили им памятники. И даже когда в 1948 году пошло охлаждение между руководителями наших стран, то на могилах павших воинов всегда лежали живые цветы, и такое отношение сохраняется по нынешний день. Поверьте, наш народ ничего не забыл, и всегда будет помнить павших за свободу Югославии.
Когда Югославию полностью освободили, то так получилось, что югославские части частично зашли в Австрию и Италию, и именно там, на реке Драва прошли последние бои. Потому что немцы ни в какую не хотели сдаваться частям НОАЮ, т.к. отлично знали, что мы не собираемся им прощать их злодеяний в Югославии. Именно поэтому нам пришлось закончить войну не 9-го, а 28 мая. Мы, конечно, знали, что официально война закончилась, радость у нас у всех была неимоверная, но мы не роптали, и считали, что нужно до конца добить врага.
Насколько тяжелее стало воевать после официального завершения войны?
Конечно, под конец войны стали больше думать и старались действовать осторожнее. Если раньше случалось, что шли напролом и на верную смерть, то в конце уже воевали похитрее, чтобы терять как можно меньше людей.
Но вы знаете, я почему-то даже и мысли не допускал, что могу погибнуть. Это, скорее всего, оттого что я был еще слишком молод, не имел ни жены, ни детей, поэтому так легко мне все это давалось.
И в то же время было очень грустно, потому что столько людей погибло... Причем, в основном молодых, боевых ребят, потому что до 44-го года в НОАЮ воевали только добровольцы, а это народ смелый, отважный, вместе с которым воевать легко. А сколько умерло от ран уже после войны... И видите как сейчас наши «демократы» относятся к победителям фашизма... Обидно!
Как вы считаете, что вам помогло выжить на войне: опыт, везение, судьба, Бог?
Нет, в Бога я не верил и не верю. Думаю, что просто я умел хорошо приспосабливаться в самых тяжелых обстоятельствах. Помню, бывало, сидим в обороне, снег валит, у меня на горбу уже шапка снега лежит, а я даже не шевельнусь. Ведь если шелохнешься, сразу снайпер снимет. Ребята мне удивлялись.
И почему-то даже когда в атаку ходил, никогда не боялся. Перебежки делал, падал, переползал, стрелял. В общем, как-то приспособился и, конечно, везло. Вот когда нас бомбили самолеты или обстреливала артиллерия, то меня это немного смущало, а огня пулеметов или автоматов я никогда не боялся.
Однажды, помню, когда немцы нас преследовали, то я и мой помошник Илья Чебечия вдвоем остались прикрывать наш батальон. И так нас в тот раз крепко зажали с двух сторон, что только чудом вырвались. До сих пор не понимаю, как нас тогда не убили... Ведь прямо между ног пули пролетали... К тому же когда мы бежали, у Ильи разлетелась обувь, и он стал оставлять на снегу кровавые следы. Я еще подумал, что немцы пойдут за нами по этому кровавому следу.
А когда вышли к своим, то получили приказ занять позиции на одной возвышенности и стоять насмерть, потому что за ней находился наш госпиталь, которому нужно было дать время на отход. В тех боях нашему командиру бригады Милораду Куячичу, который к нам всегда обращался «Другови», пулей выбило сразу 11 зубов, но он остался жив и воевал дальше. Потом опять остались с Ильей прикрывать отход, и нам снова удалось уйти от немцев.
Но в тех боях у нас погибло много людей. Например, мой друг Михайлов. Погиб и мой однофамилец Неделько Сировина. А еще Йован Поробич, Владо и Новак Вуйевичи, эх какие это были ребята... Владо был заместителем командира роты и как он погиб. Две наши бригады окружили немецкий полк, но немцев спасло только то, что они имели пушки. А потом непроглядной ночью немцы без единого крика и выстрела пошли на прорыв. И прямо через нас. Я и сам тогда лишь каким-то чудом остался жив, а Владо погиб... Но вы знаете, как бы больно не было, но когда гибли мои друзья я ни разу не плакал.
Чем вы можете объяснить свою столь успешную карьеру, все-таки далеко не каждому удается всего за полтора года пройти путь от рядового солдата до командира роты.
Думаю, что только за счет личной храбрости. Скажу без ложной скромности, на войне я был очень настойчив и безрассудно храбр. Поэтому вначале меня назначили командиром отделения, потом взвода. Затем я стал заместителем командира роты, а уже с апреля 44-го воевал в должности командира роты. Но вы не подумайте, что я один такой герой, нет. Фактически у нас весь командный состав состоял из одних самородков, потому что офицеры старой армии или оказались в плену или отсиживались по домам. Поэтому у нас не оставалось другого выхода кроме как выдвигать людей по их боевым качествам.
Какие у вас боевые награды за войну?
До 44-го года у нас никаких наград не было, и никто о них вообще не вспоминал. Но когда в нашу бригаду прислали первые четыре медали «За храбрость», то одну из них вручили мне. Не за что-то конкретное, а по совокупности. А потом мне еще вручили ордена «За храбрость», и «За заслуги перед народом». И много наград вручали уже после войны, но я к тому времени уже уехал в Советский Союз.
Вы постоянно избегаете наименования партизаны, и настаиваете называть югославские части армией.
Потому что так оно и было на самом деле. Партизаны были только в самом начале войны, но уже с 41-го года, когда сформировали первую дивизию, Народно-Освободительная Армия Югославии начала расти как на дрожжах, и к концу войны в ее составе было пять Армий, каждая из которых состояла из 5-6 корпусов, а в каждом корпусе по 5-6 дивизий.
Причем, когда формировались новые части, то в их состав в качестве костяка передавалось подразделение из уже действующих частей. Например, когда в 43-м при выходе из окружения кроме нас погибла вся дивизия во главе с Саво Ковачевичем, то на базе нашей уцелевшей 10-й бригады сразу создали 11-ю, 12-ю, 13-ю, а затем и 14-ю бригады. И потом меня именно так перевели из 3-й в 29-ю дивизию.
Да и по структуре у нас была самая типичная армия: в составе отделения 7-8 человек, во взводе 25 человек, хотя бывало, что из-за больших потерь оставалось всего по шесть-семь. В роту входило около ста человек, а в батальон входило три роты и, кроме того, еще пулеметная и минометная роты, т.е. все как в обычной армии. И даже имелись тыловые части, которые у нас назывались - «позадина». Они главным образом работали и занимались обеспечением войск, но в случае надобности участвовали и в боевых действиях. Так, например, когда меня ранило и на аэродром в Гацко наступали немцы, то, как раз именно бойцы «позадины» их остановили и отогнали. Так что правильно называть нас не партизанами, а именно армией.
Конечно, мы не находились рядом с крупными немецкими гарнизонами, и особенно вначале нам постоянно приходилось переходить с места на место. Нападали и сразу уходили. Но потом когда окрепли, уже могли долго не сдавать свои районы. Например, город Гацко был освобожден от немцев еще в начале 44-го.
И чтобы вы знали. В Сербии есть такой городок Крагуевац, так партизаны его освободили от немцев еще осенью 1941 года и почти три месяца удерживали в своих руках. Я даже потом читал, что в это время они 7 ноября в честь годовщины Великой Октябрьской революции провели в городе парад. Правда, успешной обороне очень помогло то, что в Крагуеваце находился оружейный завод. Но потом все же немцы подтянули большие силы и всех жителей поголовно уничтожали... Тогда в этом небольшом городе погибло более семи тысяч человек ...
Что вы, немцы в Югославии лютовали как в Белоруссии. Никого не жалели и дотла все сжигали... Но больше людей всего погибло в городках Купрес и Билеча. Там фашисты просто все сожгли и уничтожили...
Раз уж мы заговорили о зверствах оккупантов, то я хотел бы спросить ваше мнение о немцах как о солдатах. И хотелось бы узнать, вы как-то выделяли среди них эсэсовцев от простых частей?
Все немцы были для нас на одно лицо, мы не выделяли эсэсовцы это или простые части. Это были наши заклятые враги, которых мы ненавидели всей душой. И я вам скажу, что в первые годы войны и немцы и венгры были настоящие солдаты - очень сильные и упорные, ничего не скажешь. В начале войны, бывало, лежит раненный немец, кишки наружу, но все равно кричит «Хайль Гитлер»... Вот воевать с итальянцами было совсем другое дело. Даже если нас было всего 50 человек, то с пулеметами мы могли пойти хоть против 5 000 итальянцев и не боялись, потому что это не вояки. Зато хорошие воришки. Как заходили в населенные пункты так обирали население, чуть ли не подчистую. В этом плане от немцев страдали меньше, но зато они были очень жестокие. Хотя и среди итальянцев тоже попадались самые настоящие фашисты - «чернорубашечники». Это был очень опасный враг.
Еще мне пришлось воевать против венгров и румын. Румыны - это примерно как итальянцы. И даже против болгар пришлось воевать, ведь в Югославии находилась целая оккупационная болгарская армия. Но когда пришла Красная Армия, то их направили воевать против немцев. Так в болгарских частях начались беспорядки, потому что они не хотели воевать против немцев, и их министру обороны Вильчеву не раз пришлось лично уговаривать своих солдат: «Братцы, продержитесь еще неделю, а потом мы вас всех отпустим».
И такой показательный случай. На реке Драва на правом фланге стоял советский корпус, на левом югославский, а между ними болгарский полк. Но в одну дождливую ночь болгары снялись с позиций, и перешли к немцам. Немцы тут же ударили в эту брешь и пошли по нашим тылам, поэтому советскому командованию пришлось снять с передовой и бросить на ликвидацию этого прорыва целый корпус. Но чем эта история закончилось, наказали ли как-то этих болгар, я не знаю.
И, кроме того, в Югославии против нас воевали еще и власовцы. Они тоже славились своей жестокостью, но обычно это были конные части, которые любили атаковать с флангов или с тыла. И поверьте, их присутствие никак не отразилась на братском отношении к русским. У нас даже песня такая была:
«Ой, Русия - мила мати,
увек чуте так звати».
К тому же в наших частях воевало очень много советских солдат, которые оказались у нас после того как сбежали из плена. Например, только в моей 2-й роте воевало восемь русских. До сих пор хорошо помню Бориса, который у нас в бригаде служил командиром отделения связных. Но все они потом уехали на родину.
Как поступали с пленными?
Честно говоря, немцев в плен и не брали, потому что их просто некуда было девать. Власовцев поначалу тоже сразу убивали, но под конец войны стали передавать их Красной Армии. А вот к итальянцам относились совсем по-другому. Я же вам уже рассказывал, что с итальянцами даже шли на переговоры, хотя с немцами о таком, конечно, даже и речи быть не могло, потому что в отличие от итальянцев они никогда не шли на контакт с партизанами.
Думаю, что в отношении итальянцев весьма показательной может служить такая ситуация. В апреле 43-го мы захватили город Ябланица, и при этом взяли в плен целый итальянский полк. А у нас командиром корпуса был Пеко Давчевич, который на стороне интернационалистов воевал в Испании, и оказалось, что у итальянцев командир полка тоже там воевал, но на стороне Франко. Итальянец вначале даже обрадовался, думал, что ему это пойдет в плюс. Так что мы сделали с этими итальянцами? Весь полк раздели до нижнего белья и просто отпустили, ни одного не расстреляли. А вот пленных немцев просто расстреливали. Я помню, однажды в бою мы побили много немцев и захватили 12 пленных. И когда их раздели до белья и начали расстреливать, то один из них побежал в сторону леса, и ему таки удалось сбежать.