Light Play (an extract)
И теперь, став мужчиной, он поклонялся рубиновой фляге, не изучив её содержимое. Он пренебрёг мольбами собственной крови, чтобы остаться с очень тонкой гравюрой или в ощущении необыкновенного плавания.
Он пренебрёг природой, а теперь обратился к ней за спасением, и стал с-мирен с ней, преклоняясь перед её таинствами. Пробиться к Богу, выбрать верный путь. Ему предназначенная дорога разрослась бы восхитительными виноградными лозами, которыми он упивался бы, пока шёлковое лоно не обвило бы его собою.
Он посмел отправиться в Папуа, чтобы поймать своей душе легендарного мотылька, которого он прикрепил бы к груди, как Пен приколол свою тень к маленьким диким ступням. Он бы крылья огромные себе в спину врезал, распростёртые от кожи, от лопаток, распахнувшиеся над сердцем, которое предавало его то биением, диким, то статикой. Как ноги ребёнка, бегущие на одном месте.
Игра света на мраморных ступенях - на штанах пожилого джентльмена он исчезает. Он всё больше и больше познавал свет, как и осознавал неминуемость чёрного квадрата, затягивающего его внутрь. Свет, скрывающий глаза кокетки. Пучок лучей, обнажающий его грудь. Он, свободный человек, должен быть пленником времени по прихоти мраморных богов, которые сами испещрены светом? Эти думы покинули голову того, кто не привык к раздумью. Кем правили чувства, ощущения. Боль ворочалась в глубинах его существования. Ведь с его прощанием многое, как драгоценные листья, ветер развеет по пустыне. Оно обретёт новое место волей не его руки.
Он посмотрел на свою руку. Как она дрожала. А ведь жара была невыносимой. Нет, теперь было довольно прохладно.
В своём бессердечии он пренебрёг природой, но как бездушна она была в ответ! Отомстила, опустошив его душу, так коварно:притворилась, будто переделала его так, что душа его была навеки изгнана из своей дрожащей оболочки.
Процесс шёл полным ходом, но начался давно, на мосту, в полдень. Он расширял границы своего сада и одним взмахом создал оленя, резвого, благородного. Олень смотрел в ланьи глаза своего создателя - юноши на мосту.
Он вспомнил, с иронией, как когда-то лихорадочно размахивал жезлом. Мох и папоротник разрослись в могиле его каюты.
И большая рыба выпрыгнула ему в руку и стала его трофеем, а олень подошёл и лизнул его ладонь.
"Как меня осудят?", прошептал он. За то, что я желал столь многого, такой щедрости. За то, что я видел иначе. За то, что я хотел, ни много, ни мало, обнять горный хребет, пока играет свет.