истинная причина смерти Гоголя
Интересную статью прочла про болезнь и причину смерти Гоголя.
« Впервые раскрыл всем глаза на болезнь и истинную причину смерти великого русского писателя Николая Васильевича Гоголя спустя полвека после его кончины известный российский психиатр, профессор Н.Н. Баженов. Он утверждал, что Гоголь “в течение последних 15-20 лет жизни… страдал тою формой душевной болезни, которая в нашей науке носит название периодического психоза, в форме так называемой периодической меланхолии” и умер во время депрессивного приступа этой болезни. По Н.Н. Баженову, в результате тяжелого приступа душевной болезни больной не смог больше жить и перестал принимать пищу.» 30-летнее изучение исторических и документальных материалов, связанных с жизнью Гоголя, длительные и нелегкие размышления о его заболевании позволили мне сформировать мнение, перешедшее затем в стойкое убеждение, что Николай Васильевич Гоголь страдал маниакально-депрессивным психозом.
У матери и у отца Гоголя видимо тоже была биполярка.
« По нашему мнению, Николай Васильевич Гоголь-Яновский заболел маниакально-депрессивным психозом в 21-летнем возрасте, во второй половине 1830 г., и болезнь его началась с гипоманиакальной фазы. Гипомания сохранялась долго, захватив всю первую половину 1831 г.
Есть свидетельства литератора М.Н. Лонгинова о необычно веселом Гоголе того времени. В начале 1831 г. Николай Васильевич устроился домашним учителем к Лонгиновым и обучал Михаила и двух его братьев. Гоголь буквально поражал учеников своей веселостью, жизнерадостностью; “рассказы его были уморительны”.
Именно в период первой гипомании, со второй половины 1830 г., Гоголь работал над “Вечерами на хуторе близ Диканьки”. Как это часто встречается при душевных болезнях, Николай Васильевич даже и не подозревал, что заболел. Для писателя это был период невероятного подъема, упоения, повышенного умственного и физического тонуса. Невольно поражаешься, с какой быстротой написал он это произведение, занимаясь им лишь поздними вечерами и ночами, после изнурительного многочасового рабочего дня писца. Но какое свежее, колоритное и сочное произведение вышло! “Вечера…” изумили самого Пушкина искренней, непринужденной, настоящее веселостью.»
Таким образом, первый приступ депрессии продолжался восемь месяцев - с конца июня 1832 г. по конец февраля 1833 г. Он был достаточно типичен для начальных стадий маниакально-депрессивного психоза, проявившись в виде ипохондрических жалоб: какие-то непонятные, неопределенные боли в различных участках тела, запоры, похудание, равнодушие, безволие. При этом окружающие совершенно не заметили изменений внешнего вида “больного”, то есть никаких объективных признаков соматического заболевания не было. Поэтому и врачи терялись в догадках, пытаясь отыскать и не находя поражения внутренних органов, ибо причина болезни таилась не в органах, а в психике пациента.
начиная с 1830 г., с 21-летнего возраста и до последних дней своих, то есть более 20 лет, великий писатель страдал неизлечимым душевным заболеванием. Маниакальные или гипоманиакальные состояния, продолжавшиеся от нескольких недель до нескольких месяцев, сменялись фазами депрессии или субдепрессии - сразу или (чаще) после различной длительности светлого промежутка.
Несомненно, подмеченные “странности” были отнюдь не проявлениями личности этого великого человека, а симптомами его тяжелого душевного заболевания. О повышенном аппетите писателя вспоминает и И.Ф. Золотарев, говоря о годах совместного с ним проживания в Риме. Николай Васильевич, бывало, уже плотно покушает, обед закончен. Вдруг в тратторию входит новый посетитель и заказывает себе кушанье. Аппетит у Гоголя вновь разыгрывается, и он заказывает себе то же блюдо или другое. Итальянцы специально приходили в тратторию, чтобы подивиться аппетиту русского синьора Николо - Гоголь ел буквально за четверых! Такое состояние патологически повышенного аппетита обозначается в медицине термином б у л и м и я.
Характерно, что булимия наблюдалась преимущественно в маниакальном состоянии больного. При этом он не полнел, а лишь набирал вес, потерянный в периоды депрессий, когда аппетит у него всегда был резко снижен.
Для состояния мании характерны также бредовые идеи в е л и ч и я
Приступы экстаза и необыкновенного подъема, внезапной беспричинной радости рождали мысли о небесном, сверхъестественном происхождении этого чувства. А поскольку Гоголь, по его мнению, удостаивался этого чувства свыше, в больной психике писателя родилось ощущение, что он - особенный, великий человек, обладающий даром предвидения и пророчества.
Впервые бредовые идеи величия появились у Гоголя в сентябре 1839 г. Он пишет литератору П.А. Плетневу: “…во мне поселился теперь дар пророчества”. После “венско-римского” приступа болезни 1840 г. в нем укрепилась мысль, что он - действительно необычный человек, что Бог даровал ему исцеление не просто из милости, а подал знак, избрал его в число тех, кому доверено представлять высшее мнение на земле. Одному из своих ближайших друзей, А.С.Данилевскому, в августе 1841 г. больной пишет: “Но слушай, теперь ты должен слушать моего слова, ибо вдвойне властно над тобою мое слово, и горе кому бы то ни было не слушающему моего слова… Властью высшею облечено отныне мое слово. Всё может разочаровать, обмануть, изменить тебе, но не изменит мое слово”.
Беспощадная критика со всех сторон обрушилась на Гоголя после выхода в свет его “Выбранных мест…”. Находясь в состоянии депрессии, Гоголь невыносимо страдал от этого, и не было, казалось, человека несчастнее его. Но когда депрессия исчезала и на смену ей приходило состояние гипомании, писатель не хотел признавать замечаний. Он называл книгу “сокровищем” и заявлял, что судить его за неё может один только Бог.
Для душевной болезни Гоголя характерно преобладание депрессивной симптоматики, причем депрессивные фазы заболевания встречались чаще, были продолжительнее и выраженнее, чем маниакальные. От конца июня 1832 г. до 21 февраля 1852 г. можно выделить 23 депрессивные фазы, продолжительностью от 3 недель до 12,5 месяцев.
Что чувствует больной маниакально-депрессивным психозом, хорошо передает одно из писем несчастного писателя, написанное в феврале 1848 г. в Москве: “Я был болен, очень болен, и еще болен доныне внутренне. Болезнь моя выражается такими страшными припадками, каких никогда еще со мною не было; но страшнее всего мне показалось то состояние, которое напомнило мне ужасную болезнь мою в Вене, а особливо когда я почувствовал то подступившее к сердцу волнение, которое всякий образ, пролетавший в мыслях, обращало в исполина, всякое незначительно-приятное чувство превращало в такую страшную радость, какую не в силах вынести природа человека, и всякое сумрачное чувство претворяло в печаль, тяжкую, мучительную печаль, и потом следовали обмороки, наконец, совершенно сомнамбулическое состояние… Я креплюсь, сколько могу; выезжаю даже из дому, не жалуюсь и никому не показываю, что я болен, хотя часто, часто бывает не под силу… Меня томит и душит все, и самый воздух”.
Тяжелейший затяжной кризис пережил больной в 1845 г.
По мере прогрессирования душевной болезни наступило еще одно характерное проявление маниакально-депрессивного психоза - психическая анестезия (скорбное бесчувствие). Болезнь постепенно делала Гоголя все более черствым, безразличным, холодным к родным и близким, он стал бесчувственным и равнодушным к людским горестям и печалям, потерял всякий интерес к политическим и общественным событиям.
Для депрессий характерны слуховые и зрительные галлюцинации устрашающего содержания: голоса, обвиняющие больного в нехороших поступках, предрекающие страшные наказания, “видения” умерших, ада, страшного суда и т.п. Именно подобные галлюцинации преобладали у Гоголя.
Для депрессивных состояний характерны разнообразные навязчивые страхи - фобии. У Гоголя было шесть выраженных фобий. Во-первых, фобия болезни: мнительный Гоголь панически боялся любой болезни вообще и неизлечимого заболевания - в особенности. Во-вторых, фобия невыполнения творческой работы. Страх профессиональной непригодности часто встречается при депрессивных состояниях. В современной жизни такие больные опасаются, что они не смогут работать музыкантом, летчиком, хирургом и т.п. У Гоголя был навязчивый страх, что он, тяжело заболев, не сможет выполнить главную творческую работу жизни - не закончит свою “единственную порядочную” вещь, сочинение которой было завещано ему А.С.Пушкиннм, - поэму “Мертвые души”, задуманную им в виде трехтомника. В трех томах великий писатель хотел дать развернутую панораму всей русской жизни и, одновременно, повернуть человечество к истине Евангелия.
В последние годы жизни у писателя сформировалась фобия отравления лекарствами. Гоголь долгие годы обращался к врачам, лечился у них, в том числе медикаментами. Но вдруг он стал говорить об аптечных лекарствах как об ядах и отказывался от них. По свидетельству доктора А.Т.Тарасенкова, в последние месяцы жизни он принимал лишь готовые пилюли, которые покупал сам по чьему-либо совету, но только не по предписанию врачей. Покупал те пилюли, о которых где-то нечаянно услышал, будто они кому-то помогли. Лекарства, прописанные врачами, он категорически отвергал и не принимал их, боясь отравиться.
Танатофобия (навязчивый страх внезапной смерти) цепко захватывает психику Гоголя после 21 мая 1839 г., когда почти на его руках на вилле Зинаиды Волконской в Риме умер Иосиф Виельгорский - необыкновенной красоты, ума и благородства юноша, неизлечимо больной туберкулезом. Гоголя, трогательно ухаживающего за больным, потрясла эта смерть.
Во время кризиса своей душевной болезни в 1840 г., находясь в Вене, испытывая во время тревожной депрессии нежелание жить и написав духовное завещание, Гоголь по прошествии нескольких дней испытал и жуткий страх смерти.
При депрессиях нередко встречается парадоксальное состояние, когда на высоте жестокой тоски больным не хочется жить, продолжать свои мучения, но одновременно они ощущают панический страх смерти. В психиатрии для обозначения этого состояния существует понятие: “желающий смерти боится ее”. Именно к этой категории больных нужно отнести Гоголя.
Из-за танатофобии он панически боялся умирающих, умерших и процедуры похорон. К примеру, в 1841 г. в Риме тяжело заболел “злокачественной лихорадкой” и вскоре умер молодой русский архитектор М.А. Томаринский. Напуганный Гоголь даже не решается взглянуть на умершего и, не попрощавшись с покойным, в невменяемом состоянии в панике уезжает из Рима в небольшой городок Альбано.
Обмороки и состояния глубокого, продолжительного сна хотя и были в жизни Гоголя редки, но вызвали, в силу мнительности его натуры, навязчивый страх погребения заживо - т а ф е ф о б и ю. Николай Васильевич был далеко не первым человеком, страдающим этим расстройством, в психиатрической практике такие больные встречались как до Гоголя, так и после него. Поскольку писатель патологически боялся, что во время глубокого сна его могут принять за умершего, он, начиная с конца 1840 г., ночами практически не ложился в постель, а спал, точнее - дремал, в кресле или на диване, в положении сидя или полулежа. Это наблюдалось в продолжение всей последующей жизни - более одиннадцати лет! Конечно, мозг и тело его плохо отдыхали во время такого сидячего полусна, и это, по нашему мнению, также накладывало отпечаток на творческие способности писателя.
Помимо навязчивых страхов - фобий - Гоголь имел несколько навязчивых идей. Об одной - написание “Мертвых душ” в виде гигантского триптиха о России, “второй библии” - мы уже сообщали. Другой навязчивой идеей была мания сожжения своих литературных сочинений.
Истоки этой мании нужно также искать в детстве писателя. Написав в 14-летнем возрасте повесть о древних славянах “Братья Твердославичи”, Николай Гоголь-Яновский прочитал ее своим соученикам по Нежинской гимназии. Вердикт товарищей был не по-детски жесток: повесть неудачна, и ее нужно уничтожить. Тогда Гоголь, внешне совершенно спокойно, но, очевидно, с глубокой внутренней болью на глазах товарищей разорвал рукопись и бросил в топившуюся печь. А нужно учесть, что уже в этом возрасте у Гоголя созрела мысль стать литератором и он очень много времени уделял сочинительству.
Второе сожжение он совершил в 1829 г., предав огню все экземпляры неудачной поэмы “Ганц Кюхельгартен”, изданной им в Петербурге на собственные средства.
Когда писатель вскоре заболел, находящаяся на подсознательном уровне трагедия юношеского сожжения “Братьев Твердославичей” “всплыла” на уровень его больного сознания и закрепилась в нем, обратившись в навязчивую идею, манию сожжения сочинений. Отныне все свои неудачные (только на его взгляд!) произведения, черновики, наброски он будет безжалостно предавать огню. Сосчитать их все, обратившиеся в пепел, просто невозможно: не о всех сожжениях он рассказывал. Обратим внимание: Гоголь стремился не просто к уничтожению произведений (многие литераторы рвут и выбрасывают свои неудачные вещи или части их), а хотел предать огню, то есть имел самую настоящую манию сожжения.
Гоголь сжигал свои произведения или части их, находясь, как правило, в состоянии депрессии. В эти периоды больная психика его воспринимала вышедшее из-под пера неудачным, неотделанным, несовершенным. В фазу депрессии самооценка у больных всегда снижена, и в это время Гоголю даже предыдущие свои произведения, которыми восхищался уже весь литературный мир, например, “Вечера на хуторе близ Диканьки”, казались неудачными.
Второй том поэмы “Мертвые души” Гоголь предавал огню трижды, и всякий раз в тот момент, когда произведение было уже практически готово к изданию! “К последней половине 1843 года относим мы первое уничтожение рукописи (второго тома) “Мертвых душ” из трех, какому она подвергалась”, - указывает П.В. Анненков в своих воспоминаниях.
Для душевной болезни Гоголя был характерен бред самообвинения, самоуничижения и греховности. Подобный бред является типичным для маниакально-депрессивного психоза, и возникает он на высоте депрессивной фазы. Он стал появляться у Гоголя начиная с 1845 г., когда бред величия и пророчества стал тускнеть и на смену ему пришли идеи греховности. Гоголь во время длительно протекавших фаз депрессии обвинял себя во всевозможных тяжелых грехах. Какие уж это были такие страшные грехи, трудно сказать, тем более что свои прегрешения, ошибки и даже преступления (как ему казалось) Гоголь старался никому не раскрывать, что характерно для больных с депрессивными психозами, которые замыкаются в себе. Если же взять конкретно жизнь Николая Васильевича, которая, благодаря неустанному труду литературоведов, как бы вся на ладони, то с точки зрения общечеловеческих ценностей никаких низких человеческих поступков и тем более преступлений, нарушений закона Гоголь не совершал. Всю жизнь свою он посвятил напряженному труду, вел очень скромный образ жизни и пребывал почти постоянно в острой нужде, чуть ли не в нищете. Он не крал и не наживался трудом чужих людей, не был пьяницей и не совершал прелюбодеяний.
Конечно, случались в жизни писателя конфликты с некоторыми людьми, например, с прижимистым “кулаком” М.П. Погодиным, который, ссужая одно время бедствующего за границей Гоголя деньгами, стал категорично требовать у него произведения для своего журнала “Москвитянин”. Известно, что Николай Васильевич прекратил всякие отношения со старшей сестрой своей Марией Гоголь-Трушковской, которая не захотела жить по его советам-проповедям. Но как раз по поводу этих конфликтных отношений Николай Васильевич особо не переживал, считая себя в них правым.
Итак, вроде бы у Гоголя не было в жизни поступков, за которые он мог обвинять себя. Но все дело в том, что больному с депрессией не надо каких-то больших и разумных поводов для самообвинения. В фазу депрессии у такого человека любой пустяк может раздуться до преступления гигантских размеров.
В последние годы жизни, в силу религиозности Гоголя, бред самообвинения и самоуничижения отчетливо принял р е л и г и о з н о е направление. Содержание его известно из писем писателя и воспоминаний о нем. Основными пунктами самообвинения Гоголя были следующие: 1) недостаточная вера (и даже неверие!) в Бога; 2) черствость и равнодушие, проявленные им при посещении Святых мест в 1848 г.; 3) греховный соблазн и осуждение церковью книги “Выбранные места из переписки с друзьями”; 4) литературная деятельность; 5) недостаточно полное соблюдение постов.
Первый пункт из перечисленных “грехов” совершенно абсурден, ибо, наверное, трудно было найти человека среди его родных, друзей и знакомых, так фанатично и свято веривших в Бога. Однако ему, настроенному своею больной психикой на самообвинение и самоуничижение, казалось, что он недостаточно верит. И чем больше он молился, чем строже соблюдал религиознее обряды, тем чудовищней ему казалось его мнимое неверие.
О “скорбном бесчувствии” Гоголя, проявленном им особенно в 1848 г., во время паломничества в Иерусалим, уже сообщалось. Он обвинял себя в черствости и равнодушии при посещении Святых мест, но психическая анестезия была обусловлена его болезнью.
У душевнобольного Гоголя было пять периодов, когда он, вследствие невыносимых мук, не хотел больше жить и пассивно ожидал приближающуюся смерть. Еще раз подчеркнем, что для глубоко религиозного человека, каким был Гоголь, самоубийство - тяжкий грех. Известно, что во времена Гоголя самоубийц даже не разрешали хоронить на кладбище. Поэтому Николай Васильевич никак не мог избрать активный способ суицида (повешение, отравление, утопление и т.п.). Он мог лишь пассивно способствовать приближению своего конца, отказавшись от пищи, питья и лекарств.
Его лечили множество докторов, даже самых знаменитых. Но почему-то ни разу не осмотрел психиатр.
В течение всей своей длительной психической болезни, даже во время душевных кризисов 1840 и 1845 гг., Гоголь ни разу не осматривался психиатром. Несмотря на то, что, начиная с 1846 г., некоторые лица из окружения писателя считали Гоголя психически не вполне здоровым, ни один врач не определил ни наличия, ни характера его душевной болезни.
В конце своей жизни Гоголь полностью разуверился во врачах и медицине. Еще в 1845 г. он высказывался, что “доктора всегда мне вредили, не зная ни на волос моей природы”.
26 января 1852 г. у Гоголя начался очередной депрессивный приступ его душевной болезни - маниакально-депрессивного психоза. Он был провоцирован тяжелой психотравмирующей ситуацией - скоропостижной смертью близкого и дорогого писателю человека - Екатерины Хомяковой. Дальнейшее прогрессирование депрессии привело к развитию состояния, которое в психиатрии именуется как депрессивный ступор, с полной двигательной заторможенностью, чувством неизбежности смерти, негативизмом по отношению к окружающим, нежеланием лечиться. Депрессивный ступор сочетался с физическим изнеможением. В таком состоянии застал доктор Тарасенков писателя 16 февраля.
Под влиянием болезни Гоголь голодал около трех недель. Глубоко не правы те, кто считал и считает, что голодание не могло вызвать тяжелых изменений в его организме. Профессор Юрьевского университета, известный психиатр прошлого В.Ф. Чиж в 1904 г. пытался доказать, что голодание писателя не могло серьезно повредить ему. Он утверждал: наукой-де доказано, что человек без всякой пищи может прожить 40 дней. А у Гоголя, писал психиатр, не было полного голодания, ибо он иногда, в отдельные дни, откусывал кусочки от ломтика хлеба, принимал крупинки саго, чернослив, съедал по 1-2 ложечки кашицы на воде.
Конечно же, профессор В.Ф.Чиж, неизвестно из каких побуждений, грешил против истины. Действительно, науке известны были факты, когда отдельные здоровые люди, не имея пищи в течение 30-40 дней, всё же выживали. Но ведь это были редкие, казуистические случаи. Срок в 30-40 дней едва ли безоговорочно справедлив и для здоровых, крепких людей. Гоголь же был человеком больным, физически слабым. Известно, что лица, страдающие маниакально-депрессивным психозом, имеют серьезные обменные нарушения в организме с расстройствами белкового, жирового и, особенно, углеводного обмена. В частности, ткани организма плохо усваивают глюкозу из крови, снижаются окислительные процессы, в избыточном количестве накапливаются вредные продукты обмена - молочная и пировиноградная кислоты, нарушается кислотно-щелочное равновесие со сдвигом внутренней среды организма в кислую сторону (так называемый ацидоз). Все это очень серьезные изменения. В фазу мании аппетит у больных повышен, однако из-за нарушений обмена веществ они не полнеют. В фазу депрессии у пациентов снижается аппетит и они очень резко теряют в весе! Важно подчеркнуть, что нарушение обменных процессов в депрессивную фазу таково, что даже при обычном, достаточно полном рационе больные все равно значительно худеют. А в феврале 1852 г. Гоголь на три недели практически полностью лишил себя пищи и резко ограничил в питье!
Важно и то, что Гоголь значительно ограничил себя в сне. Почему-то этому обстоятельству не придают большого значения исследователи. А зря! Известно, что при длительном лишении сна в организме происходят серьезные сдвиги: увеличивается выделение минеральных веществ (калия и натрия) и ряда гормонов, нарушается обмен веществ, начинаются или прогрессируют нарушения нервно-психической сферы вплоть до расстройств сознания и появления галлюцинаций.
Трехнедельный период голодания с резким ограничением жидкости осложнился развитием тяжелой алиментарной дистрофии с крайним истощением и нарушением обмена веществ в тканях, распадом белков, гипопротеинемией (низким содержанием белков в крови), обезвоживанием организма и снижением объема циркулирующей крови, начинающейся сердечно-сосудистой и дыхательной недостаточностью. Состояние больного к 20 февраля стало критическим.
На консилиуме был поставлен неверный диагноз (“менингит”) и избраны неправильные методы лечения. Вместо того чтобы кормить больного высококалорийными продуктами, давать ему обильное питье и вводить солевые растворы, были выполнены вредные и опасные для пациента вмешательства - кровопускание, раздражающие процедуры с резкой переменой тепла и холода. Без лечения больной, при сохранении депрессии и связанного с нею голодания, должен был умереть от тяжелой алиментарной дистрофии предположительно через 7-14 дней. Проведение ослабляющего лечения, по нашему убеждению, ускорило летальный исход. Гоголь мог остаться жив даже без всякой медицинской помощи, но только в том случае, если бы на смену депрессии в ближайшие одну-две недели пришел светлый промежуток с возвращением интереса к жизни и прекращением голодания.
Как бы то ни было, неправильные действия врачей - ошибка в диагнозе, неверно избранная лечебная тактика - не только не позволили спасти больного, но и приблизили летальный исход.
Непосредственной причиной смерти Гоголя стала острая с е р д е ч н о-
с о с у д и с т а я недостаточность, вызванная кровопотерей (кровопусканием) и шоковыми температурными воздействиями. Но п е р в о п р и ч и н о й преждевременной кончины, несомненно, является его основное заболевание - маниакально-депрессивный психоз.
https://magazines.gorky.media/ural/2005/1/tajna-smerti-gogolya.html
И поразительно, как Гоголь предсказал свои мучения предсмертные в своей повести Записки сумасшедшего… до деталей!!
« Нет, я больше не имею сил терпеть. Боже! что они делают со мною! Они льют мне на голову холодную воду! Они не внемлют, не видят, не слушают меня.
Что я сделал им? За что они мучат меня? Чего хотят они от меня, бедного? Что могу дать я им? Я ничего не имею. Я не в силах, я не могу вынести всех мук
их, голова горит моя, и все кружится предо мною. Спасите меня! возьмите меня! дайте мне тройку быстрых, как вихорь, коней! Садись, мой ямщик, звени,
мой колокольчик, взвейтеся, кони, и несите меня с этого света! Далее, далее, чтобы не видно было ничего, ничего. Вон небо клубится передо мною; звездочка
сверкает вдали; лес несется с темными деревьями и месяцем; сизый туман стелется под ногами; струна звенит в тумане; с одной стороны море, с другой Италия; вон и русские избы виднеют. Дом ли то мой синеет вдали? Мать ли моя сидит перед окном? Матушка, спаси твоего бедного сына! урони слезинку на его больную головушку! посмотри, как мучат они его! прижми ко груди своей бедного сиротку! ему нет места на свете! его гонят! Матушка! пожалей о своем
больном дитятке!..
« Впервые раскрыл всем глаза на болезнь и истинную причину смерти великого русского писателя Николая Васильевича Гоголя спустя полвека после его кончины известный российский психиатр, профессор Н.Н. Баженов. Он утверждал, что Гоголь “в течение последних 15-20 лет жизни… страдал тою формой душевной болезни, которая в нашей науке носит название периодического психоза, в форме так называемой периодической меланхолии” и умер во время депрессивного приступа этой болезни. По Н.Н. Баженову, в результате тяжелого приступа душевной болезни больной не смог больше жить и перестал принимать пищу.» 30-летнее изучение исторических и документальных материалов, связанных с жизнью Гоголя, длительные и нелегкие размышления о его заболевании позволили мне сформировать мнение, перешедшее затем в стойкое убеждение, что Николай Васильевич Гоголь страдал маниакально-депрессивным психозом.
У матери и у отца Гоголя видимо тоже была биполярка.
« По нашему мнению, Николай Васильевич Гоголь-Яновский заболел маниакально-депрессивным психозом в 21-летнем возрасте, во второй половине 1830 г., и болезнь его началась с гипоманиакальной фазы. Гипомания сохранялась долго, захватив всю первую половину 1831 г.
Есть свидетельства литератора М.Н. Лонгинова о необычно веселом Гоголе того времени. В начале 1831 г. Николай Васильевич устроился домашним учителем к Лонгиновым и обучал Михаила и двух его братьев. Гоголь буквально поражал учеников своей веселостью, жизнерадостностью; “рассказы его были уморительны”.
Именно в период первой гипомании, со второй половины 1830 г., Гоголь работал над “Вечерами на хуторе близ Диканьки”. Как это часто встречается при душевных болезнях, Николай Васильевич даже и не подозревал, что заболел. Для писателя это был период невероятного подъема, упоения, повышенного умственного и физического тонуса. Невольно поражаешься, с какой быстротой написал он это произведение, занимаясь им лишь поздними вечерами и ночами, после изнурительного многочасового рабочего дня писца. Но какое свежее, колоритное и сочное произведение вышло! “Вечера…” изумили самого Пушкина искренней, непринужденной, настоящее веселостью.»
Таким образом, первый приступ депрессии продолжался восемь месяцев - с конца июня 1832 г. по конец февраля 1833 г. Он был достаточно типичен для начальных стадий маниакально-депрессивного психоза, проявившись в виде ипохондрических жалоб: какие-то непонятные, неопределенные боли в различных участках тела, запоры, похудание, равнодушие, безволие. При этом окружающие совершенно не заметили изменений внешнего вида “больного”, то есть никаких объективных признаков соматического заболевания не было. Поэтому и врачи терялись в догадках, пытаясь отыскать и не находя поражения внутренних органов, ибо причина болезни таилась не в органах, а в психике пациента.
начиная с 1830 г., с 21-летнего возраста и до последних дней своих, то есть более 20 лет, великий писатель страдал неизлечимым душевным заболеванием. Маниакальные или гипоманиакальные состояния, продолжавшиеся от нескольких недель до нескольких месяцев, сменялись фазами депрессии или субдепрессии - сразу или (чаще) после различной длительности светлого промежутка.
Несомненно, подмеченные “странности” были отнюдь не проявлениями личности этого великого человека, а симптомами его тяжелого душевного заболевания. О повышенном аппетите писателя вспоминает и И.Ф. Золотарев, говоря о годах совместного с ним проживания в Риме. Николай Васильевич, бывало, уже плотно покушает, обед закончен. Вдруг в тратторию входит новый посетитель и заказывает себе кушанье. Аппетит у Гоголя вновь разыгрывается, и он заказывает себе то же блюдо или другое. Итальянцы специально приходили в тратторию, чтобы подивиться аппетиту русского синьора Николо - Гоголь ел буквально за четверых! Такое состояние патологически повышенного аппетита обозначается в медицине термином б у л и м и я.
Характерно, что булимия наблюдалась преимущественно в маниакальном состоянии больного. При этом он не полнел, а лишь набирал вес, потерянный в периоды депрессий, когда аппетит у него всегда был резко снижен.
Для состояния мании характерны также бредовые идеи в е л и ч и я
Приступы экстаза и необыкновенного подъема, внезапной беспричинной радости рождали мысли о небесном, сверхъестественном происхождении этого чувства. А поскольку Гоголь, по его мнению, удостаивался этого чувства свыше, в больной психике писателя родилось ощущение, что он - особенный, великий человек, обладающий даром предвидения и пророчества.
Впервые бредовые идеи величия появились у Гоголя в сентябре 1839 г. Он пишет литератору П.А. Плетневу: “…во мне поселился теперь дар пророчества”. После “венско-римского” приступа болезни 1840 г. в нем укрепилась мысль, что он - действительно необычный человек, что Бог даровал ему исцеление не просто из милости, а подал знак, избрал его в число тех, кому доверено представлять высшее мнение на земле. Одному из своих ближайших друзей, А.С.Данилевскому, в августе 1841 г. больной пишет: “Но слушай, теперь ты должен слушать моего слова, ибо вдвойне властно над тобою мое слово, и горе кому бы то ни было не слушающему моего слова… Властью высшею облечено отныне мое слово. Всё может разочаровать, обмануть, изменить тебе, но не изменит мое слово”.
Беспощадная критика со всех сторон обрушилась на Гоголя после выхода в свет его “Выбранных мест…”. Находясь в состоянии депрессии, Гоголь невыносимо страдал от этого, и не было, казалось, человека несчастнее его. Но когда депрессия исчезала и на смену ей приходило состояние гипомании, писатель не хотел признавать замечаний. Он называл книгу “сокровищем” и заявлял, что судить его за неё может один только Бог.
Для душевной болезни Гоголя характерно преобладание депрессивной симптоматики, причем депрессивные фазы заболевания встречались чаще, были продолжительнее и выраженнее, чем маниакальные. От конца июня 1832 г. до 21 февраля 1852 г. можно выделить 23 депрессивные фазы, продолжительностью от 3 недель до 12,5 месяцев.
Что чувствует больной маниакально-депрессивным психозом, хорошо передает одно из писем несчастного писателя, написанное в феврале 1848 г. в Москве: “Я был болен, очень болен, и еще болен доныне внутренне. Болезнь моя выражается такими страшными припадками, каких никогда еще со мною не было; но страшнее всего мне показалось то состояние, которое напомнило мне ужасную болезнь мою в Вене, а особливо когда я почувствовал то подступившее к сердцу волнение, которое всякий образ, пролетавший в мыслях, обращало в исполина, всякое незначительно-приятное чувство превращало в такую страшную радость, какую не в силах вынести природа человека, и всякое сумрачное чувство претворяло в печаль, тяжкую, мучительную печаль, и потом следовали обмороки, наконец, совершенно сомнамбулическое состояние… Я креплюсь, сколько могу; выезжаю даже из дому, не жалуюсь и никому не показываю, что я болен, хотя часто, часто бывает не под силу… Меня томит и душит все, и самый воздух”.
Тяжелейший затяжной кризис пережил больной в 1845 г.
По мере прогрессирования душевной болезни наступило еще одно характерное проявление маниакально-депрессивного психоза - психическая анестезия (скорбное бесчувствие). Болезнь постепенно делала Гоголя все более черствым, безразличным, холодным к родным и близким, он стал бесчувственным и равнодушным к людским горестям и печалям, потерял всякий интерес к политическим и общественным событиям.
Для депрессий характерны слуховые и зрительные галлюцинации устрашающего содержания: голоса, обвиняющие больного в нехороших поступках, предрекающие страшные наказания, “видения” умерших, ада, страшного суда и т.п. Именно подобные галлюцинации преобладали у Гоголя.
Для депрессивных состояний характерны разнообразные навязчивые страхи - фобии. У Гоголя было шесть выраженных фобий. Во-первых, фобия болезни: мнительный Гоголь панически боялся любой болезни вообще и неизлечимого заболевания - в особенности. Во-вторых, фобия невыполнения творческой работы. Страх профессиональной непригодности часто встречается при депрессивных состояниях. В современной жизни такие больные опасаются, что они не смогут работать музыкантом, летчиком, хирургом и т.п. У Гоголя был навязчивый страх, что он, тяжело заболев, не сможет выполнить главную творческую работу жизни - не закончит свою “единственную порядочную” вещь, сочинение которой было завещано ему А.С.Пушкиннм, - поэму “Мертвые души”, задуманную им в виде трехтомника. В трех томах великий писатель хотел дать развернутую панораму всей русской жизни и, одновременно, повернуть человечество к истине Евангелия.
В последние годы жизни у писателя сформировалась фобия отравления лекарствами. Гоголь долгие годы обращался к врачам, лечился у них, в том числе медикаментами. Но вдруг он стал говорить об аптечных лекарствах как об ядах и отказывался от них. По свидетельству доктора А.Т.Тарасенкова, в последние месяцы жизни он принимал лишь готовые пилюли, которые покупал сам по чьему-либо совету, но только не по предписанию врачей. Покупал те пилюли, о которых где-то нечаянно услышал, будто они кому-то помогли. Лекарства, прописанные врачами, он категорически отвергал и не принимал их, боясь отравиться.
Танатофобия (навязчивый страх внезапной смерти) цепко захватывает психику Гоголя после 21 мая 1839 г., когда почти на его руках на вилле Зинаиды Волконской в Риме умер Иосиф Виельгорский - необыкновенной красоты, ума и благородства юноша, неизлечимо больной туберкулезом. Гоголя, трогательно ухаживающего за больным, потрясла эта смерть.
Во время кризиса своей душевной болезни в 1840 г., находясь в Вене, испытывая во время тревожной депрессии нежелание жить и написав духовное завещание, Гоголь по прошествии нескольких дней испытал и жуткий страх смерти.
При депрессиях нередко встречается парадоксальное состояние, когда на высоте жестокой тоски больным не хочется жить, продолжать свои мучения, но одновременно они ощущают панический страх смерти. В психиатрии для обозначения этого состояния существует понятие: “желающий смерти боится ее”. Именно к этой категории больных нужно отнести Гоголя.
Из-за танатофобии он панически боялся умирающих, умерших и процедуры похорон. К примеру, в 1841 г. в Риме тяжело заболел “злокачественной лихорадкой” и вскоре умер молодой русский архитектор М.А. Томаринский. Напуганный Гоголь даже не решается взглянуть на умершего и, не попрощавшись с покойным, в невменяемом состоянии в панике уезжает из Рима в небольшой городок Альбано.
Обмороки и состояния глубокого, продолжительного сна хотя и были в жизни Гоголя редки, но вызвали, в силу мнительности его натуры, навязчивый страх погребения заживо - т а ф е ф о б и ю. Николай Васильевич был далеко не первым человеком, страдающим этим расстройством, в психиатрической практике такие больные встречались как до Гоголя, так и после него. Поскольку писатель патологически боялся, что во время глубокого сна его могут принять за умершего, он, начиная с конца 1840 г., ночами практически не ложился в постель, а спал, точнее - дремал, в кресле или на диване, в положении сидя или полулежа. Это наблюдалось в продолжение всей последующей жизни - более одиннадцати лет! Конечно, мозг и тело его плохо отдыхали во время такого сидячего полусна, и это, по нашему мнению, также накладывало отпечаток на творческие способности писателя.
Помимо навязчивых страхов - фобий - Гоголь имел несколько навязчивых идей. Об одной - написание “Мертвых душ” в виде гигантского триптиха о России, “второй библии” - мы уже сообщали. Другой навязчивой идеей была мания сожжения своих литературных сочинений.
Истоки этой мании нужно также искать в детстве писателя. Написав в 14-летнем возрасте повесть о древних славянах “Братья Твердославичи”, Николай Гоголь-Яновский прочитал ее своим соученикам по Нежинской гимназии. Вердикт товарищей был не по-детски жесток: повесть неудачна, и ее нужно уничтожить. Тогда Гоголь, внешне совершенно спокойно, но, очевидно, с глубокой внутренней болью на глазах товарищей разорвал рукопись и бросил в топившуюся печь. А нужно учесть, что уже в этом возрасте у Гоголя созрела мысль стать литератором и он очень много времени уделял сочинительству.
Второе сожжение он совершил в 1829 г., предав огню все экземпляры неудачной поэмы “Ганц Кюхельгартен”, изданной им в Петербурге на собственные средства.
Когда писатель вскоре заболел, находящаяся на подсознательном уровне трагедия юношеского сожжения “Братьев Твердославичей” “всплыла” на уровень его больного сознания и закрепилась в нем, обратившись в навязчивую идею, манию сожжения сочинений. Отныне все свои неудачные (только на его взгляд!) произведения, черновики, наброски он будет безжалостно предавать огню. Сосчитать их все, обратившиеся в пепел, просто невозможно: не о всех сожжениях он рассказывал. Обратим внимание: Гоголь стремился не просто к уничтожению произведений (многие литераторы рвут и выбрасывают свои неудачные вещи или части их), а хотел предать огню, то есть имел самую настоящую манию сожжения.
Гоголь сжигал свои произведения или части их, находясь, как правило, в состоянии депрессии. В эти периоды больная психика его воспринимала вышедшее из-под пера неудачным, неотделанным, несовершенным. В фазу депрессии самооценка у больных всегда снижена, и в это время Гоголю даже предыдущие свои произведения, которыми восхищался уже весь литературный мир, например, “Вечера на хуторе близ Диканьки”, казались неудачными.
Второй том поэмы “Мертвые души” Гоголь предавал огню трижды, и всякий раз в тот момент, когда произведение было уже практически готово к изданию! “К последней половине 1843 года относим мы первое уничтожение рукописи (второго тома) “Мертвых душ” из трех, какому она подвергалась”, - указывает П.В. Анненков в своих воспоминаниях.
Для душевной болезни Гоголя был характерен бред самообвинения, самоуничижения и греховности. Подобный бред является типичным для маниакально-депрессивного психоза, и возникает он на высоте депрессивной фазы. Он стал появляться у Гоголя начиная с 1845 г., когда бред величия и пророчества стал тускнеть и на смену ему пришли идеи греховности. Гоголь во время длительно протекавших фаз депрессии обвинял себя во всевозможных тяжелых грехах. Какие уж это были такие страшные грехи, трудно сказать, тем более что свои прегрешения, ошибки и даже преступления (как ему казалось) Гоголь старался никому не раскрывать, что характерно для больных с депрессивными психозами, которые замыкаются в себе. Если же взять конкретно жизнь Николая Васильевича, которая, благодаря неустанному труду литературоведов, как бы вся на ладони, то с точки зрения общечеловеческих ценностей никаких низких человеческих поступков и тем более преступлений, нарушений закона Гоголь не совершал. Всю жизнь свою он посвятил напряженному труду, вел очень скромный образ жизни и пребывал почти постоянно в острой нужде, чуть ли не в нищете. Он не крал и не наживался трудом чужих людей, не был пьяницей и не совершал прелюбодеяний.
Конечно, случались в жизни писателя конфликты с некоторыми людьми, например, с прижимистым “кулаком” М.П. Погодиным, который, ссужая одно время бедствующего за границей Гоголя деньгами, стал категорично требовать у него произведения для своего журнала “Москвитянин”. Известно, что Николай Васильевич прекратил всякие отношения со старшей сестрой своей Марией Гоголь-Трушковской, которая не захотела жить по его советам-проповедям. Но как раз по поводу этих конфликтных отношений Николай Васильевич особо не переживал, считая себя в них правым.
Итак, вроде бы у Гоголя не было в жизни поступков, за которые он мог обвинять себя. Но все дело в том, что больному с депрессией не надо каких-то больших и разумных поводов для самообвинения. В фазу депрессии у такого человека любой пустяк может раздуться до преступления гигантских размеров.
В последние годы жизни, в силу религиозности Гоголя, бред самообвинения и самоуничижения отчетливо принял р е л и г и о з н о е направление. Содержание его известно из писем писателя и воспоминаний о нем. Основными пунктами самообвинения Гоголя были следующие: 1) недостаточная вера (и даже неверие!) в Бога; 2) черствость и равнодушие, проявленные им при посещении Святых мест в 1848 г.; 3) греховный соблазн и осуждение церковью книги “Выбранные места из переписки с друзьями”; 4) литературная деятельность; 5) недостаточно полное соблюдение постов.
Первый пункт из перечисленных “грехов” совершенно абсурден, ибо, наверное, трудно было найти человека среди его родных, друзей и знакомых, так фанатично и свято веривших в Бога. Однако ему, настроенному своею больной психикой на самообвинение и самоуничижение, казалось, что он недостаточно верит. И чем больше он молился, чем строже соблюдал религиознее обряды, тем чудовищней ему казалось его мнимое неверие.
О “скорбном бесчувствии” Гоголя, проявленном им особенно в 1848 г., во время паломничества в Иерусалим, уже сообщалось. Он обвинял себя в черствости и равнодушии при посещении Святых мест, но психическая анестезия была обусловлена его болезнью.
У душевнобольного Гоголя было пять периодов, когда он, вследствие невыносимых мук, не хотел больше жить и пассивно ожидал приближающуюся смерть. Еще раз подчеркнем, что для глубоко религиозного человека, каким был Гоголь, самоубийство - тяжкий грех. Известно, что во времена Гоголя самоубийц даже не разрешали хоронить на кладбище. Поэтому Николай Васильевич никак не мог избрать активный способ суицида (повешение, отравление, утопление и т.п.). Он мог лишь пассивно способствовать приближению своего конца, отказавшись от пищи, питья и лекарств.
Его лечили множество докторов, даже самых знаменитых. Но почему-то ни разу не осмотрел психиатр.
В течение всей своей длительной психической болезни, даже во время душевных кризисов 1840 и 1845 гг., Гоголь ни разу не осматривался психиатром. Несмотря на то, что, начиная с 1846 г., некоторые лица из окружения писателя считали Гоголя психически не вполне здоровым, ни один врач не определил ни наличия, ни характера его душевной болезни.
В конце своей жизни Гоголь полностью разуверился во врачах и медицине. Еще в 1845 г. он высказывался, что “доктора всегда мне вредили, не зная ни на волос моей природы”.
26 января 1852 г. у Гоголя начался очередной депрессивный приступ его душевной болезни - маниакально-депрессивного психоза. Он был провоцирован тяжелой психотравмирующей ситуацией - скоропостижной смертью близкого и дорогого писателю человека - Екатерины Хомяковой. Дальнейшее прогрессирование депрессии привело к развитию состояния, которое в психиатрии именуется как депрессивный ступор, с полной двигательной заторможенностью, чувством неизбежности смерти, негативизмом по отношению к окружающим, нежеланием лечиться. Депрессивный ступор сочетался с физическим изнеможением. В таком состоянии застал доктор Тарасенков писателя 16 февраля.
Под влиянием болезни Гоголь голодал около трех недель. Глубоко не правы те, кто считал и считает, что голодание не могло вызвать тяжелых изменений в его организме. Профессор Юрьевского университета, известный психиатр прошлого В.Ф. Чиж в 1904 г. пытался доказать, что голодание писателя не могло серьезно повредить ему. Он утверждал: наукой-де доказано, что человек без всякой пищи может прожить 40 дней. А у Гоголя, писал психиатр, не было полного голодания, ибо он иногда, в отдельные дни, откусывал кусочки от ломтика хлеба, принимал крупинки саго, чернослив, съедал по 1-2 ложечки кашицы на воде.
Конечно же, профессор В.Ф.Чиж, неизвестно из каких побуждений, грешил против истины. Действительно, науке известны были факты, когда отдельные здоровые люди, не имея пищи в течение 30-40 дней, всё же выживали. Но ведь это были редкие, казуистические случаи. Срок в 30-40 дней едва ли безоговорочно справедлив и для здоровых, крепких людей. Гоголь же был человеком больным, физически слабым. Известно, что лица, страдающие маниакально-депрессивным психозом, имеют серьезные обменные нарушения в организме с расстройствами белкового, жирового и, особенно, углеводного обмена. В частности, ткани организма плохо усваивают глюкозу из крови, снижаются окислительные процессы, в избыточном количестве накапливаются вредные продукты обмена - молочная и пировиноградная кислоты, нарушается кислотно-щелочное равновесие со сдвигом внутренней среды организма в кислую сторону (так называемый ацидоз). Все это очень серьезные изменения. В фазу мании аппетит у больных повышен, однако из-за нарушений обмена веществ они не полнеют. В фазу депрессии у пациентов снижается аппетит и они очень резко теряют в весе! Важно подчеркнуть, что нарушение обменных процессов в депрессивную фазу таково, что даже при обычном, достаточно полном рационе больные все равно значительно худеют. А в феврале 1852 г. Гоголь на три недели практически полностью лишил себя пищи и резко ограничил в питье!
Важно и то, что Гоголь значительно ограничил себя в сне. Почему-то этому обстоятельству не придают большого значения исследователи. А зря! Известно, что при длительном лишении сна в организме происходят серьезные сдвиги: увеличивается выделение минеральных веществ (калия и натрия) и ряда гормонов, нарушается обмен веществ, начинаются или прогрессируют нарушения нервно-психической сферы вплоть до расстройств сознания и появления галлюцинаций.
Трехнедельный период голодания с резким ограничением жидкости осложнился развитием тяжелой алиментарной дистрофии с крайним истощением и нарушением обмена веществ в тканях, распадом белков, гипопротеинемией (низким содержанием белков в крови), обезвоживанием организма и снижением объема циркулирующей крови, начинающейся сердечно-сосудистой и дыхательной недостаточностью. Состояние больного к 20 февраля стало критическим.
На консилиуме был поставлен неверный диагноз (“менингит”) и избраны неправильные методы лечения. Вместо того чтобы кормить больного высококалорийными продуктами, давать ему обильное питье и вводить солевые растворы, были выполнены вредные и опасные для пациента вмешательства - кровопускание, раздражающие процедуры с резкой переменой тепла и холода. Без лечения больной, при сохранении депрессии и связанного с нею голодания, должен был умереть от тяжелой алиментарной дистрофии предположительно через 7-14 дней. Проведение ослабляющего лечения, по нашему убеждению, ускорило летальный исход. Гоголь мог остаться жив даже без всякой медицинской помощи, но только в том случае, если бы на смену депрессии в ближайшие одну-две недели пришел светлый промежуток с возвращением интереса к жизни и прекращением голодания.
Как бы то ни было, неправильные действия врачей - ошибка в диагнозе, неверно избранная лечебная тактика - не только не позволили спасти больного, но и приблизили летальный исход.
Непосредственной причиной смерти Гоголя стала острая с е р д е ч н о-
с о с у д и с т а я недостаточность, вызванная кровопотерей (кровопусканием) и шоковыми температурными воздействиями. Но п е р в о п р и ч и н о й преждевременной кончины, несомненно, является его основное заболевание - маниакально-депрессивный психоз.
https://magazines.gorky.media/ural/2005/1/tajna-smerti-gogolya.html
И поразительно, как Гоголь предсказал свои мучения предсмертные в своей повести Записки сумасшедшего… до деталей!!
« Нет, я больше не имею сил терпеть. Боже! что они делают со мною! Они льют мне на голову холодную воду! Они не внемлют, не видят, не слушают меня.
Что я сделал им? За что они мучат меня? Чего хотят они от меня, бедного? Что могу дать я им? Я ничего не имею. Я не в силах, я не могу вынести всех мук
их, голова горит моя, и все кружится предо мною. Спасите меня! возьмите меня! дайте мне тройку быстрых, как вихорь, коней! Садись, мой ямщик, звени,
мой колокольчик, взвейтеся, кони, и несите меня с этого света! Далее, далее, чтобы не видно было ничего, ничего. Вон небо клубится передо мною; звездочка
сверкает вдали; лес несется с темными деревьями и месяцем; сизый туман стелется под ногами; струна звенит в тумане; с одной стороны море, с другой Италия; вон и русские избы виднеют. Дом ли то мой синеет вдали? Мать ли моя сидит перед окном? Матушка, спаси твоего бедного сына! урони слезинку на его больную головушку! посмотри, как мучат они его! прижми ко груди своей бедного сиротку! ему нет места на свете! его гонят! Матушка! пожалей о своем
больном дитятке!..